Страница 6 из 49
Супруги недолго наслаждались семейной идиллией. Радости Гименея все чаще омрачались размолвками. Франсис постоянно ощущала, что от нее ждут сына-наследника, и это не могло не раздражать. Кроме того, она все больше тяготилась монотонностью деревенского образа жизни, который в юности казался вполне привлекательным. Что касается покойного графа Спенсера, то вот его слова: «Какой период нашего брака можно считать счастливым? Все четырнадцать лет совместной жизни — так мне казалось до того, как мы расстались. Я ошибался: это был не разрыв, а постепенное отдаление друг от друга».
Фасад семейного благополучия все еще казался незыблемым, но по мере того как углублялись невидимые постороннему глазу трещины, атмосфера в Парк-Хаузе становилась все более тягостной. На людях супруги вели себя безупречно, но дома… Можно только догадываться, сколько горьких слов было сказано другу другу во время жарких стычек, сменявшихся ледяным молчанием. Увы, детей это ранило больше всего. Диана ясно помнит яростную ссору между родителями, которую она нечаянно подслушала, стоя за дверьми столовой.
В качестве катализатора назревавшего взрыва послужило появление в их жизни Питера Шанд-Кида. Этот богатый бизнесмен, хорошо образованный и общительный, незадолго перед тем продал овцеводческую ферму в Австралии и переехал в Великобританию. Чета Спенсеров познакомилась с Питером и его женой, Дженет Манро-Кер, на одном из светских приемов в Лондоне. Питер был одиннадцатью годами старше леди Франсис. Он производил впечатление жизнерадостного весельчака с несомненной артистической жилкой — полная противоположность ее мужа. Когда минует первоначальное ослепление, Франсис обнаружит, что он подвержен приступам хандры, черной меланхолии. Но это будет потом.
Их роман начался с поездки в Швейцарию, куда обе супружеские пары отправились кататься на горных лыжах. По возвращении в Лондон Питер оставил семью: жену и троих детей. Некоторое время они тайно встречались с Франсис на квартире в Южном Кенсингтоне в центре Лондона.
Получив от мужа согласие на раздельное проживание, мать Дианы переехала из Парк-Хауза на квартиру в одном из самых аристократических районов Белгравиа. Именно тогда возникла легенда о «побеге» из дома: якобы Франсис бросила мужа и четверых детей ради любви к другому мужчине. Молва возлагала на нее целиком всю вину за разыгравшуюся драму, а Джонни выступал в роли оскорбленного покинутого мужа. На самом деле еще до переезда леди Франсис подготовила все, чтобы дети могли жить с ней: Диану записала в частную школу, а Чарльза — в ближайший детский сад.
Спустя несколько недель после переезда Диана и Чарльз вместе со своей няней присоединилсь к матери. Франсис хотелось надеяться, что они не слишком пострадают от крушения ее брака, тем более что старшие девочки жили не дома, а в частном пансионе. Родители договорились, что дети будут приезжать на уик-энд в Парк-Хауз. В то же время, посещая Лондон, Джонни останавливался на квартире в Белгравиа. Однако встречи не приносили супругам радости. Как ни мал был тогда Чарльз, ему запала в память одна из таких встреч: мать, рыдая, сидит на краю постели, а отец смотрит в сторону маленького Чарльза, который играет на полу игрушечным паровозиком. Его деланная улыбка — жалкая попытка убедить ребенка, что все в порядке. Во время школьных каникул вся семья воссоединилась в Парк-Хаузе. Рождество встречали там же. Однако, по признанию матери Дианы, она понимала, что последний раз проводит Рождественские каникулы в Парк-Хаузе, так как «было очевидно, что сохранить семью не удастся».
Это печальное Рождество прошло без традиционных пожеланий счастья и успехов в наступающем году. Вопреки отчаянным возражениям жены виконт Олторпский не отпустил детей обратно в Лондон. Он настоял на том, чтобы они постоянно жили в Парк-Хаузе. Что касается их образования, то он выбрал Силфилдскую школу в Кинз-Линне.
Итак, юридический механизм бракоразводного процесса был запущен, и дети стали заложниками в ожесточенной схватке между бывшими супругами. Франсис возбудила дело об опеке над своими детьми. Обычно подобные дела решаются в пользу матери, однако в данном случае высокое положение в обществе и титул давали отцу серьезные преимущества.
Дело слушалось в суде в июне 1968 года. К несчастью для леди Олторп за два месяца до этого ее имя фигурировало на бракоразводном процессе миссис и мистера Шанд-Кидов. Но самым болезненным ударом было то, что ее собственная мать, леди Рут Фермой, стала на сторону противника. Франсис так никогда и не смогла простить этого неслыханного предательства. Процесс затянулся до апреля 1969 года, а месяц спустя, 2 мая состоялась скромная церемония регистрации брака между Франсис и Питером Шанд-Кидом, после чего они поселились в недавно приобретенном доме на западном побережье Суссекса, где Питер мог заниматься любимым парусным спортом.
Изнурительная юридическая война не пощадила ни ту, ни другую сторону. Но самое печальное, что страдали дети. Как ни старались родители и родственники смягчить удар, все же травма была очень ощутимой. Задним числом друзья семьи и биографы не раз предпринимали попытки затушевать неприятную истину. В частности, утверждалось, что развод практически не задел Сару и Джейн, поскольку они находились вдали от дома, в школе-пансионе; что четырехлетний Чарльз был слишком мал и не понимал истинного смысла происходящего; что Диана, которой было тогда семь лет, «легко адаптировалась к изменившимся обстоятельствам» и чуть ли не радовалась «свежим впечатлениям».
На деле последствия были куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Недаром у Сары и Дианы примерно в один и тот же период времени появились нарушения пищеварения: у первой наблюдалась потеря аппетита на нервной почве, а вторая страдала булимией — повышенным чувством голода. Подобные заболевания объясняются сложным комплексом причин, начиная с зависимости между процессом пищеварения и состоянием нервной системы и кончая нарушением глубинной связи между матерью и дочерью. Диана вспоминает: «Родители были заняты сведением счетов. Я не раз заставала мать плачущей, а папа даже не пытался объяснить нам, в чем дело. Мы не смели задавать вопросы. Одна няня сменяла другую. Все казалось таким зыбким».
На случайных посетителей Диана производила впечатление вполне жизнерадостного ребенка. Она никогда не скучала без дела: по вечерам обходила дом, проверяя, все ли шторы задернуты; заботливо укладывала на ночь плюшевых мишек, собачек, зайцев — ее любимые игрушки окружают ее и по сей день. Девочку часто можно было увидеть на аллеях парка: она каталась на голубом трехколесном велосипеде или вывозила на прогулку кукол в детской коляске (к каждому дню рождения маленькая Диана неизменно просила новую коляску). Она охотно помогала переодевать младшего братишку — уже тогда проявлялось теплое, материнское начало, которое станет основной чертой ее характера в будущем. Во время семейного кризиса дети чаще общались с родственниками. Графиня Спенсер приезжала погостить в Парк-Хауз, а вот леди Фермой предпочитала принимать детей в своем элегантном доме, который называли «уголком Белгравиа в Норфолке». Она делилась с детьми секретами бриджа и увлекательной китайской игры маджонг. Это отвлекало Диану, но не избавляло от тягостного недоумения, поселившегося в душе.
Хуже всего приходилось по ночам. В детстве и Диана, и Чарльз боялись темноты. Они всегда просили, чтобы на ночь в спальне оставили ночник или, по крайней мере, не гасили свет на лестничной площадке, куда выходили двери комнат. Нужно сказать, что и взрослому было не очень-то уютно ночевать в Парк-Хаузе, во всяком случае, с непривычки: за окном тревожно шумит ветер в кронах деревьев, зловеще ухают совы или еще какие-то ночные птицы… Как-то вечером отец случайно обмолвился, что по соседству бродит беглый убийца — и дети не спали всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху, потрескиванию и поскрипыванию в затихшем доме. Диана намазала светящейся краской глаза игрушечному бегемоту, так что в темноте казалось, что он бдительно охраняет покой своей хозяйки.