Страница 24 из 49
Описанный инцидент был лишь одним из звеньев бесконечной цепочки конфликтов, отравлявших жизнь Чарльзу и Диане в первый год их совместной жизни. Постоянные ссоры — плохая почва для любви. Груз взаимных обид нарастал, как снежный ком. Друг Дианы Джеймс Джилби охарактеризовал ее попытки покончить с собой как «сигнал полного отчаяния: умоляю, спасите! Спасите!» В первые годы супружества Диана совершила несколько попыток покончить с собой и неоднократно угрожала отнять у себя жизнь. Следует отметить, что эти попытки никогда не носили обдуманный и целенаправленный характер, это действительно были лишь сигналы бедствия: на помощь! спасите!
Однажды Диана бросилась на застекленные дверцы шкафа — это было в Кенсингтонском дворце; в другой раз полоснула бритвой по запястью. Был случай, когда Диана пыталась вонзить в себя зазубренный конец ножа для лимонов; аналогичную попытку она предприняла, воспользовавшись перочинным ножом принца Чарльза, лежавшим у него на тумбочке. В тот раз ей удалось нанести себе несколько порезов на груди и на бедрах. Диана обливалась кровью, а муж, как всегда, читал ей мораль. Он был убежден, что Диана сама усложняет себе жизнь, создавая проблемы на пустом месте. Вскоре после этого эпизода Диана увиделась с сестрой Джейн, и та поинтересовалась, откуда многочисленные порезы. Узнав правду, Джейн пришла в неописуемый ужас.
«Это были просто отчаянные крики о помощи, — так сама Диана говорила впоследствии об этом периоде своей жизни. — Я просто никак не могла переключиться на новый образ жизни, нужно было время». Один из близких друзей, наблюдавший, как складывались тогда отношения между молодыми супругами, недвусмысленно указывает на равнодушие принца Чарльза и полное нежелание считаться с женой именно в тот момент, когда она больше всего нуждалась в поддержке. «Его равнодушие толкало Диану к краю пропасти, хотя, помани он ее — и она пошла бы за ним на край света. Их жизнь могла стать сплошным праздником. Однако в силу своего специфического воспитания и образа жизни, исключавшего полноценные человеческие отношения с окружающими, он, сам того не желая и не понимая, что происходит, постепенно внушал ей ненависть к самой себе».
Во избежание пристрастных оценок, следует отметить, что принц Чарльз предпринимал определенные усилия с целью помочь жене привыкнуть к образу жизни королевского дома, по крайней мере в самом начале их супружеской жизни. Трехдневный визит в Уэльс в ноябре 1981 года стал первым экзаменом. Народ валом валил поглазеть на новую звезду — принцессу Уэльскую. Диана была нарасхват — Чарльзу оставалось только сожалеть, что у него всего одна жена. Если он появлялся на улице в одиночестве — толпа издавала разочарованный стон: они надеялись увидеть его жену. «Кажется, я здесь только для того, чтобы собирать букеты», — шутил Чарльз. Люди встречали Диану улыбками, однако за спиной удивленно шушукались. Ее трудно было узнать — ничего не осталось от той Дианы, которую видели сразу после медового месяца. Зрителей поразила болезненная худоба принцессы, когда она ступила на уэльский причал..
Она сильно похудела перед свадьбой — но это никого особенно не удивляло. Теперь на нее жалко было смотреть: молодая женщина, с улыбкой принимавшая цветы, пожимавшая протянутые руки — эта женщина казалась прозрачной. Диана была тогда на втором месяце беременности и чувствовала себя отвратительно. Она оделась не по погоде (всю дорогу лил проливной дождь); ее замучила изнурительная тошнота по утрам, а вид огромной толпы, собравшейся на причале, внушал непреодолимый ужас.
Диана не отрицает, что доставляла тогда много хлопот окружающим. Нередко она в слезах умоляла мужа позволить ей пропустить то или иное мероприятие, потому что боялась толпы. У нее не хватало сил и выдержки даже представить себе, как она выйдет к огромным массам народа. Часто, очень часто она мечтала только об одном: вернуться в свою мирную девичью квартиру, к простым и веселым подругам.
Принц Чарльз как мог утешал рыдающую жену и все же настаивал на неукоснительном соблюдении королевского протокола. По понятным причинам он был сильно озабочен, когда Диане предстояло выступить с речью на валлийском языке по случаю присвоения ей звания почетной гражданки Кардиффа, столицы Уэльса. Диана блестяще сдала этот экзамен и заодно открыла для себя еще одну характерную особенность придворных нравов. Сколько бы она ни старалась, каких бы успехов ни добивалась, ее никогда не хвалили — ни муж, ни королевская родня, ни придворные. Она была так уязвима, так неуверенна в себе, а поддержать некому. Диана говорила, что старается изо всех сил и не ради награды. Достаточно одобрительной улыбки, дружеского рукопожатия, — вспоминает подруга Дианы. — Но именно этого она была лишена. Каждое утро, превозмогая тошноту и головокружение, Диана заставляла себя встать, чтобы выполнить свои общественные обязанности. Иной раз отправлялась на очередную официальную церемонию совсем больной — до такой степени Диана боялась подвести мужа и вообще уронить «марку» королевской семьи. Два раза пришлось все-таки отменить запланированные мероприятия. Иногда, сопровождая мужа, она сознавала, что от нее нет никакого толку, но не могла побороть предательскую усталость. Наконец 5 ноября 1981 года было официально объявлено, что принцесса беременна, и Диана получила возможность открыто говорить о своем недомогании. «Иногда я чувствовала себя отвратительно. Я и не подозревала, что будет так тяжело», — сказала измученная принцесса. Она призналась, что ей ужасно хочется сандвичей с ветчиной и помидорами. На досуге Диана звонила своей подруге Саре Ферпосон, дочери майора Рональда Ферпосона, который являлся спортивным менеджером принца Чарльза. Веселая и энергичная Сара по первому зову бросала свои дела в Лондоне (она работала в агентстве по продаже произведений искусства) и спешила в Букингемский дворец. Ее визиты поднимали настроение будущей матери.
Однако отношения с родственниками по-прежнему оставались натянутыми. Диана наотрез отказалась принимать лекарства: говорила, что не простит себе, если это отразится на физическом и психическом здоровье ребенка. Она с горечью осознавала, что отныне превратилась в источник головной боли для всего королевского семейства. Во время официальных обедов ей часто приходилось покидать свое место за стоном из-за тошноты. Вместо того чтобы просто лечь в постель, она возвращалась к обедающим, считая своим долгом скрывать болезненное состояние.
Повседневный придворный протокол требовал максимального напряжения — что же говорить о публичных церемониях! Визит в Уэльс прошел триумфально, но Диану невыносимо раздражала нежданно-негаданно свалившаяся на нее популярность, огромные толпы зрителей и навязчивое присутствие журналистов. Она оседлала тигра, и отступать была некуда. Первые несколько месяцев ее кидало в дрожь при одной мысли от том что нужно принимать участие в каком-либо официальном мероприятии самостоятельно. По мере возможности Диана старалась везде бывать вместе с мужем. Она молчаливо держалась поближе к мужу, все еще не в силах побороть стеснительность. Когда ей впервые поручили выступить «соло» — зажечь праздничную Рождественскую иллюминацию на Риджент-Стрит в Лондоне, она едва не потеряла дар речи от страха. Отбубнив скороговоркой короткую речь, Диана в полуобморочном состоянии поспешила вернуться домой, в Букингемский дворец. Время шло, а Диана никак не могла привыкнуть выступать публично. Когда-то в детстве она соглашалась выйти на сцену, только если роль будет без слов, и вот теперь она — главное действующее лицо. По собственному признанию принцессы, у нее ушло семь лет, чтобы освоиться с ролью звезды. К счастью, новая королевская звезда оказалась на редкость фотогеничной: она всегда держалась просто, без аффектации, а ее теплая улыбка приводила фоторепортеров в восторг. Лицо не выдавало душевных бурь. Беспристрастный фотообъектив на этот раз оказался орудием обмана. Нет, не потому, что на фотографиях она выглядела красавицей — так оно и было, хотя Диана не прилагала ни малейших усилий, чтобы блистать. Однако ее образ, навязанный журнальными обложками, скрывал, как чувствительна и ранима живая Диана.