Победа достается нелегко

Он не ответил. Я повторил свой вопрос. Евгений приподнялся ко мне:

— На такие вопросы, друг, отвечают прежде всего девушкам. А ей бы я ответил положительно. Вот так, Корж.

Я натянул одеяло. Отношения между мужчиной и женщиной овеяны тайной. Наука бессильна раскрыть причины, связывающие родственные души. Древняя пословица гласит, что люди — это половинки яблок и человек всегда стремится соединиться со своей второй половинкой. Неужели ленинградец Евгений и татарка Раиса две половинки одного яблока?

В раскрытое окно вливалась струя прохладного воздуха. Луна бродила где-то над казармой, но ее мягкий серебристый свет заливал площадку, утрамбованную нашими сапогами, освещал тополя, угол спортивного зала, окна которого тускло поблескивали, и крыши ближайших строений.

Я смотрел в окно и думал о Зарыке и Раисе. В ней, честно говоря, я ничего особенного не находил. Девушка, вернее, молодая женщина как женщина. Есть лучше. Даже странно, что Зарыка остановился именно на ней.

Я думал о Раисе, а перед моими глазами вставали поочередно сначала Тина, а потом Гульнара. У них что- то было общее. Что именно, я не мог точно определить, но это что-то было несомненно.

Образ Тины начал расплываться. А первые месяцы службы я всякий раз, перед тем как уснуть, мысленно беседовал с ней. Я заставлял себя не вспоминать о ней, но сердце отказывалось выполнить приказ разума. Эта слабость раздражала меня. Я считал себя безвольным, никудышным человеком. И от этого еще больше страдал. И тосковал. Мне хотелось хоть на денек вернуться в Москву, встретиться с ней или хотя бы издали посмотреть на Тину. А побывать в Москве можно было только одним путем: стать примерным солдатом, заслужить поощрение отпуском домой. И я старался. Но старались и другие. Каждый из нас был неплохим солдатом, однако настоящего коллектива еще не было.

Так продолжалось до тех пор, пока не пришел в наш расчет Мощенко. Он никогда ничего не делал только для себя. Потом было комсомольское собрание. Командир нас не журил, но нам стыдно было смотреть друг другу в глаза. Какие же мы воины!

Дружба рождалась в солдатском ежедневном труде, во взаимопомощи и товарищеском контроле. Принцип — один за всех и все за одного — стал нашим железным законом. А моральный кодекс строителя коммунизма — вторым уставом. Так рождался наш коллектив. Мы боролись со всякой мелочью, добиваясь доверия и справедливости.

Время мчалось быстро. Казалось, что земной шар вертится с удвоенной скоростью. Работы было много, забот по горло, и, честно говоря, на тоску не находилось лишней минуты. О Тине я думал все меньше и реже.

И сейчас я рад, что могу говорить о ней спокойно. Я втянулся в размеренный ритм солдатской жизни. Она понравилась мне, я даже полюбил ее. За строгостью и придирчивостью командиров я увидел любовь к армии, я понял ее романтику, осознал важность своего положения. Быть воином ракетных частей — это почетно. Но этот почет налагает и особые обязанности. А они заключаются в том, чтобы всегда находиться в состоянии внутренней боевой готовности.

В современном бою успех дела решают секунды. Надо уметь и быть готовым в любое время дня и ночи выполнить любую боевую задачу. И теперь я думаю не столько об отпуске, сколько о том, что в наш расчет попал новенький, человек разболтанный и недисциплинированный. Как бы из-за его «деятельности» наш передовой дивизион не утратил своих позиций. Ведь мы связаны между собой, как звенья одной цепи. Стоит одному из нас допустить небрежность, ошибиться, как эта оплошность дорого обойдется всему дивизиону. А терять первенство нам не хочется. Неужели действительно мы сохраняем первенство только до зачетных стрельб?

В голову лезут всякие планы. А что, если Нагорного в день стрельб отослать в амбулаторию? От болезней ведь никто не застрахован. А без него мы выполним стрельбы на «отлично».

Сделать так, конечно, можно. Но кто на это пойдет? Капитан Юферов? Никогда. Мощенко? Ему даже не заикайся. Да и другие товарищи не поддержат, ибо это пахнет обманом. А кого обманываем? Самих себя. Случись бой, в первой же перестрелке за ошибки в стрельбе придется расплачиваться жизнями. Нет, такой план неприемлем. Надо действовать прямо и честно. Главное не оценки, а знания и навыки.

Глава двенадцатая

Тетушка Зумрат считала Гульнару взрослой девушкой и верила, что она никаких глупостей не натворит. Но когда утром соседка Ойхон, старая сплетница, сказала о том, что видела, как ночью Гульнару провожали два русских солдата, тетушка Зумрат задумалась. Не совершает ли она греха, давая столько свободы своенравной девчонке?

Гульнару она любила как родную дочь. Если соседи говорят худое о твоем ребенке, надо подумать, какую оплошность допустила в воспитании — так говорит мудрая народная пословица. Тетушке Зумрат не хотелось причинять неприятности Гульнаре, и в то же время долг обязывал. Она застегнула на все пуговицы халат и покрыла голову платком. Так будет выглядеть строже. И заглянула в комнату девушки.

— Гульнара-хон!

Гульнара укладывала вещи в походный рюкзак. Через час она уезжает с экспедицией в пустыню. Пришел сезон ловли змей: яд у них созрел.

— Что, тетушка?

— Хочу с тобой поговорить.

— Слушаю, тетушка.

Тетушка Зумрат вошла в комнату и встала у окна, поджав губы.

— Брось возиться с хурджумом.

— Это не хурджум, а рюкзак.

— Все равно, брось! Что за молодежь пошла! Надо почтительной быть, когда с тобой старшие разговаривают.

Гульнара, упираясь коленом в рюкзак, затянула ремень потуже и ловко защелкнула пряжку.

— Уф! Готово. — Выпрямилась, откинула прядь волос с лица. — Слушаю вас.

— Где вчера вечером была?

— Сами знаете где. В парке, на танцах.

— А кто провожал?

— Два товарища.

— Говори правду!

Гульнара недовольно повела плечом.

— Не пойму, почему вы сердитесь. Я же, честное слово, говорю вам правду.

— Кто провожал? — Тетушка вошла в раж.

— Два товарища. Я вам уже сказала.

— Нет, не все сказала. Эти товарищи — русские солдаты?

— Да, русские солдаты. Руслан и Петя. О Руслане я вам рассказывала. Помните, это тот, который Мурко победил?

— Ничего не помню! И знать не хочу никаких русских солдат!

Гульнара тряхнула кудрями:

— Я не маленькая. Сама знаю, с кем мне бывать.

— Ой-йе! Она не маленькая! Не мешайте ей! А краснеть кому приходится? Мне! В глаза соседям стыдно смотреть! С русскими солдатами ночью гуляет!

Это было слишком. Но Гульнара сдержала себя. Она нагнулась и стала быстро собирать разбросанные вещи, складывать их в чемодан. А тетушка Зумрат восприняла ее молчание как отступление и перешла в атаку.

— Чтобы никогда больше следов их здесь не было! Слышишь? Кувшин разбивается только один раз. И девичья честь тоже!

Гульнара с шумом захлопнула чемодан, легко подняла рюкзак и просунула руки в лямки.

— О чести моей не беспокойтесь. У меня своя голова на плечах. Черное к белому сразу не пристает.

Тетушка всплеснула руками.

— Ой-йе! Яйца стали учить курицу! Да если ты у котла потерлась, черная сажа всем видна! Слышит аллах мои справедливые слова!

Гульнара пошла к двери.

— До свидания, тетушка. Хаер, Зумра-опа! Я не сержусь на вас, только вы зря меня так провожаете.

— Не хочешь правду слушать? Но правда всем видна, ее подолом не закроешь. Думала я на старости лет спокойно пожить, тебя замуж выдать. Но какой джигит возьмет тебя! Вся округа знает, что ты с русскими солдатами ночью гуляла! Ой-йе! Ай-яй-яй! Ой-йе!

Гульнара видела, что спорить бесполезно. Она поправила рюкзак, взяла чемодан и, вздохнув, шагнула через порог.

— До свидания! Хаер!

Тетушка Зумрат долго бранилась вслед. Спокойствие Гульнары вывело ее из себя. Ни стыда, ни совести! Тетушка Зумрат в сердцах пнула гоночный велосипед. Нечистая машина. Ой-йе! Надо выдать Гульнару замуж. Лихой джигит и степного скакуна заставляет быть послушным и покорным. Ой-йе! Надо ее выдать замуж, пока не поздно, пока еще есть женихи! Надо посоветоваться с муллой Данияром. Да поможет аллах угомонить строптивую!