Закат Луны

– Ян, не говори такого никогда! Ты мн… – она запнулась, – нам нужен, поверь мне.

– Тебе я верю.

– Солнце, что с тобой происходит?

Солнце… Да, на первый взгляд Ян просто светился. Но стоило кому-то познакомиться с ним поближе, человеку становилось не по себе: Ян непринуждённо отторгал всех от себя своей ненавистью, порою он отпугивал даже землян.

– Случилось то, что мне надоела такая жизнь.

– Ян, когда ты говоришь такие вещи, мне становится страшно…

– Я вот тут недавно понял, что во мне слишком много ненависти. И мне стало душевно плохо. Она убивает меня.

– Ян, я думаю, тебе стоит влюбиться.

«Хорошая мысль, – подумал Погорельский, – Самое главное: вовремя».

– Бесполезно. Я не смогу любить должным образом. Я просто не умею этого делать, – эти слова не значили, что он никогда не был влюблен. Да, он любил, но любовь была слишком скоротечной, – Та любовь, что у меня была, она лишь укрепила мою ненависть. Я смотрю на девушек просто как на людей. Нет, я понимаю, что они другого пола, но у меня к ним не возникает любовного интереса.

– Так, наверное, сложно жить.

– Так можно жить. Я же живу! Весь вопрос в том, как я живу. Влюбиться!.. Было бы слишком просто влюбиться. Я смогу полюбить лишь ту, которая беззаветно полюбит меня. В этом вся загвоздка – вот такой я эгоист. А!.. – Ян махнул рукой, – Всё это я передумал тысячи и тысячи раз. Я прихожу к выводу, что жить мне теперь совсем не интересно. Я несу лишь смерть, сею ненависть, опять же, и выясняется, что всё это ни к чему… Аж жить не хочется.

Рука Сюзанны лежала на столе. Погорельский случайно положил на её руку свою. Сюзанна в ответ резко выдернула свою ладонь из-под его пятерни. Рука, с виду обычная человеческая рука, на самом деле обожгла нежные пальцы не хуже угля. Она посмотрела в его глаза. Раньше они были бесчувственные, хотя скорее нет – они были весело-циничные, а теперь они стали задумчивые, грустные, наполненные печалью. Печалью о чём?

– О чём ты думаешь? – Спросила Сюзанна, отклоняясь от темы разговора.

Ян промолчал.

Погорельский посмотрел в окно. Скорее это было даже не окно. Вся стена была выполнена из толстого прозрачного материала – силикобо́ра[2].

На карниз приземлился воробей. Он встретился взглядом с Яном и долго смотрел на него. Потом подпрыгнул и стукнул клювом окно. Яна передернуло. Воробей стукнул ещё раз и улетел. Ян был в шоке. Он не верил в приметы, да и не знал их, кроме одной – если птица стучит в окно, значит, кто-то из близких должен умереть. Но, кто ещё, ведь не осталось их больше на этой планете? Он посмотрел на Сюзанну – она смотрела куда-то в сторону, но тут же обернулась на Яна. Она увидела его бешено-испуганные глаза, и ей самой стало страшно.

– Ян, с тобой всё в порядке? – она положила свою ладонь на его руку и тут же отдернула. Рука Погорельского обожгла нежные пальцы неприятным, колючим холодом. Неужели она забыла, как обожглась об этого человека три минуты назад? И почему так меняются тактильные ощущения от одной и той же руки? Погорельский никогда не переставал удивлять – ни своими способностями, ни своим телом. Странно, решила она, Погорельский был то холоден, то горяч. Что это за человек? Сколько лет она знала его, столько лет он её и удивлял.

– Я сейчас, – Ян встал из-за стола и отправился в туалет. Обдав голову холодной водой из-под крана и напившись оттуда же, он посмотрел в зеркало. Ему показалось, что на него смотрит не Ян Погорельский, то есть не он сам, а кто-то другой, очень похожий на него, но не он.

«Спокойно, спокойно, – успокаивал Ян мысленно самого себя, – Всё отлично. Только не нервничать, не нервничать. Надо лететь».

Последняя фраза всплыла сама собой. Он вышел из туалета, подошёл к Сюзанне.

– Где Джон сейчас?

– Он в отеле и ждёт тебя.

– Что он задумал? – когда касалось дела Ян говорил быстро и чётко.

– Я не знаю, – Сюзанна пожала плечами.

– Ладно, что бы там ни было, запомни: это последнее дело, на которое я иду. Если то, что задумал Джон – действительно стоящее действо, тогда я согласен. Но это, я подчеркиваю, это дело последнее. Может быть. А там посмотрим… Пошли, Сюзи, – он редко называл её «Сюзи», почти всегда Сюзанной.

Странно, когда мужчина идёт не рядом с женщиной, а чуть позади неё. Как будто ведомый ею, словно он ей подчиняется. Просто Яну совсем не хотелось куда-нибудь идти. Просто ему надо было идти. Его звало дело, которое он выбрал шесть лет назад. Дело, которому он отдал лучшие, как он считал, годы. И вот сейчас, он чувствовал это, шли последние минуты его свободной жизни.

Он смотрел на Сюзанну, такую красивую в летних лучах предзакатного Солнца. На ней был полупрозрачный вязаный свитер с широкими рукавами – в нём она напоминала Яну птицу с красивыми крыльями. Птицу… Чайку? Пускай будет чайка. Зато так лучше…

2486 год. Планета Земля. Отель при космопорте «Нотрек»

…Камин потрескивал дровами. Хотя, камином это можно было назвать с большой натяжкой. От самого камина остались лишь кирпичи. Остальное – иллюзорный треск несуществующих дров. Конечно, технологии «каминозаменителей» существовали на Земле задолго до прихода Азура. Но азурцы подошли к этому вопросу с мастерством, достойным лучшего применения. Внешне данное устройство было сложно отличить от настоящего камина: дрова и огонь выглядели настолько настоящими, что, казалось, приложи руку – и сгоришь, настолько натуральным было изображение. Звук лопающихся в костре «поленьев» тоже был настоящим, и не повторялся от раза к разу. Иногда, когда в «камине» появлялось новое полено, от камина так же можно было почувствовать запах дыма.

Антураж комнаты был под стать камину – интерьер был выдержан в стиле модерн: ажурная люстра, резной деревянный стол, кресла причудливой формы, кремовые шторы. Всё это больше напоминало злую иронию пришельцев, раз они, таким образом, постарались напомнить о том счастливом времени, когда про них и думать не могли.

Ян сидел в кресле рядом с камином. Удовольствия это не принесло. Скорее наоборот: пришлось убавить звук, чтобы он не действовал на голову, кресла переставлять не хотелось. Ян сидел строго, в отличие от Сюзанны, которая, сидя на диване, позволила себе подложить ноги под себя. Если бы Яну позволяла субординация, он бы оперся спиной на один подлокотник, а ноги перекинул через другой. Наверное, девушкам Джон позволял больше, чем мужчинам. Или за год Джон с Сюзанной сблизились несколько больше, чем связной и руководитель сопротивления? До Погорельского иногда доходили слухи, что Джон не равнодушен к этой женщине и всячески пытается поменять её статус. Но, также до него доходили слухи и том, что Сюзанна не хотела мешать свой труд у Лиловых и личную жизнь. Хотя… Статус дружеских отношений, в которых состояли Ян и Джон ранее, до «Идальгера», позволяли и Погорельскому сделать то же самое. И, несмотря на всё желание развалиться в мягком кресле, пришлось терпеть. Они не виделись уже год, но Джон не был приветлив с теплотой, как раньше. Он всего лишь пожал руку и попросил его выбрать кресло. Ранее они бы обнялись, как два друга, несмотря на то, что Джон Гарвич был почти на тридцать лет старше Яна. Может, Джон просто чувствовал, как изменилось к нему отношение Погорельского за последний час?

Джон стоял посередине комнаты, оперевшись задом на стол, ел яблоко. Это был высокий, черноволосый европеоид с удивительно яркими чёрными вьющимися волосами, собранными в причёску наподобие небольшого ирокеза, уходившего далеко на шею, и немного смуглой кожей. Образ дополнял вертикальный шрам на лбу, имевший продолжение на щеке – след от вертикального ранения и следы от швов, которыми стягивали кожу. Как Гарвичу удалось при получении этого ранения не остаться без глаза – оставалось загадкой для всех окружающих, но никто и никогда не рисковал спрашивать у него, откуда на его лице взялись такие убедительные доказательства мужественности. Помимо прочего, Джон обладал тем типом обаяния, которому женщины практически никогда не могли противостоять, однозначно признавая за ним главенство. Ему стоило лишь появиться где-то – и все женщины, вне зависимости от их статуса, были его, пусть даже он занимал всего лишь их мысли, а не тела. Окружающие мужчины, кроме Яна, пожалуй, при этом испытывали некую бессильную злобу, никто не мог противостоять этому фонтану сексуальной энергии, которую Джон самопроизвольно выпускал из себя во внешний мир. Ни одна женщина не была в силах ему отказать, просил ли он её о близости, либо это была просьба какого-то иного характера. Гарвич внешне был похож на высокомерного мачо, буквально преисполнен альфосамцовости, но в тоже время – с удивительной простой в общении и нежностью во взгляде.