Страница 14 из 17
Ужасно радуюсь тому, что Вы наслаждаетесь деревнею. Я немного подражаю Вам. Здесь действительно лучше живется, нежели в городе: дышится легче и счастье, выражающееся в возможности быть один. Здесь лето очень не теплое, но на даче и холода не чувствуется.
Нежно обнимаю Вас и деток. Целую ручки благодетельницы Нины Ивановны и бесконечно благодарю Вас.
Всем сердцем Ваш
Гулькевич
34
2 IX / 20 VIII 1918
Дорогой Друг,
Обращаюсь к вам после долгого молчания вновь с большою просьбою. Не можете ли Вы быть столь добры, протелеграфировать в Utenriksdepartament[194] и узнать состоит ли еще Пребенсен[195] Норвежским Посланников в Петрограде? Если там его нет, то кто его заместил? Ответом express весьма и весьма обязали бы. Я хочу просить Вашего представителя в Петрограде помочь мне высвободить мебель. На мое имя большевики ее не выпустят и для получения ее мне нужна помощь добрых друзей. Если Пребенсен в Петрограде, то, думаю, он не откажется помочь мне.
Как Вы догадываетесь, мы находимся под впечатлением от известия об освобождения России из-под ига Ленина. Только что получилась телеграмма о его смерти[196]. Во всяком случае, большевизм лишился своей головы. И у них людей мало, еврея же едва ли они рискнут назначить во главе Правительства. Будущее уже рисуется не так мрачно, и если порядок водворится не завтра, то ждать его уже придется не так долго, кажется.
Видели ли Вы интересного Михаила Ивановича[197] и милую Софию Михайловну? Как они Вам понравились? Мы расстались добрыми друзьями. Довольны ли Вы Вашим летом? Чупров[198], который шлет все поклон, был очарован Вашею дачею и всем, что Вы ему показали.
Целую ручку дорогой Нины Ивановны, а Вас и детей обнимаю.
Ваш
Гулькевич
35
11 IX / 29 VIII 1918
Дорогой Друг,
Дорогая Нина Ивановна вновь меня растрогала до слез. Не раз она меня баловала, но ее постоянство в оказании благодеяний меня радует бесконечно и все же несколько смущает. Мне больно, что Вы себя лишаете, что Вы урезываете себя в удовлетворении этой потребности, и все ради меня. Дорогой мой, умолите мою дорогую благодетельницу не жертвовать собою и Вами, чтобы порадовать меня! Меня утешает мысль, что Вы все так сердечно заботливы обо мне. В жизненной борьбе сознание, что у меня имеются такие чудные, самоотверженные друзья, как Вы и дорогие Ваши – много облегчит и скрасит мое существование. Но не добавляйте еще новых доказательств путем несомненных жертв… Нежно целую ручки Нины Ивановны и бесконечно благодарю ее.
Кофе явился не только восхитительным напитком, но он принес чудную весть о воскресении, хотя частичном, нашей бедной России. Теперь у нас не только северные области России, теперь у нас необъятная Сибирь, с ее богатствами, с ее предприимчивым, смелым, «американским» народом[199]. Теперь с божьей помощью вновь будут оживать по очереди части дорогого, славного края, а там вновь заживет, но на новых исто-демократических началах, – не с.р. (или иных любых или правых) платформах, а на русских, здравых основах великий организм.
Большевизм был не только следствием отрицательных сторон нашей прежней жизни, он явился великим учителем, залогом светлого будущего. Брестским договором он пробудил национальное в нас чувство, вылечил от беспорядка в имущественных, личных отношениях, от болтовни, революционной сантиментальности. Надеюсь, что отныне люди будут работать скромно, с постоянством (этого они не умели), будут уважать права других, настаивать
на своих
Одно больно, нет подробностей о том, как строится там новая жизнь. Я думал, что Господь не приведет меня узреть спасенную Россию, теперь же во мне начинает теплиться надежда…
И все это принес чудный кофе дорогой Нины Ивановны…
Еще раз целую Ее ручки, а Вас и деток радостно и крепко обнимаю.
Ваш неизменно Гулькевич
36
9 X 1918
Простите, дорогой, что пишу Вам на этом несимпатичном мне казенном бланке[200]. Другой бумаги нет под рукой. Прошу также извинение за долгое молчание, но многообещающие события на Руси вызвали такой прилив посетителей ко мне, что потерял всякую возможность что-либо путное предпринимать. Даже газеты не успеваю прочесть, – о более мне приятном, как, например, беседовать с Вами, и мечтать нечего.
1) Насчет Арндта[201] телеграфировал в Омск. Как только получу ответ, немедленно сообщу. Вы мне ничего не должны. Счастлив, что
чем-либо
2) Большое спасибо за сведения о семье Геровского[202]. Постараюсь доставить ему утешительные вести, столь любезно доставленные Вами.
3) Михаил Ивановичу[203] передал слова М. И. Рост.[овского]. Терещенко благодарит своего тезку за хлопоты, но предпочел уехать на север – поездке в Лондон.
4) За архитектора – земно кланяюсь Вам! Какой Вы очаровательный человек. Вы не только выручаете бедных русских из тяжелого материального положения, но Вы нравственно в эту тяжелую пору поднимаете их. Россия, надеюсь, этого никогда не забудет.
5) Относительно Русских заграницею. Вы правы, у них печальная специальность, обливать друг друга грязью. Должен, однако, сказать, что в том повинна главным образом и проявляется их культурная отсталость. За англичанами такого греха не числится. К извинению Ваших Христианийских беженцев (здешних также) следует указать на то, что революционная волна выкинула сюда представителей самых различных и разнородных кругов, политически враждовавших между собою на родине. К сожалению, много среди них людей
не
События в России нарастают, хотя медленнее, нежели бы мы того желали. Очень боюсь, что Россия не успеет «родиться» к тому времени, когда начнутся мирные переговоры. Больно будет для нашего самолюбия, если мы на конференции не будем иметь ни представителя, ни голоса. Если даже мои опасения не совсем основательны, боюсь, что Россия, возглавленная Омском, не будет иметь того значения, которым ее можно было бы кредитовать, если бы ее столицей была Москва…
С Чупровым[205] постоянно говорим о Вас в минуты радости, сожалея, что не можем поделиться с Вами тем, что нас утешает в минуты грусти, бодримся мыслью о Вашей для нас столь ценной дружбе и благодарим бога за то, что нам дал в Вашем лице защитника и печальника всего Русского.
Целую ручки дорогой Нине Ивановне, Вас и детей обнимаю. А Чупров шлет сердечный привет.
194
Министерство иностранных дел Норвегии (расположено – Victoria Terrasse, Oslo).
195
См. письма 14, 25.
196
30 августа 1918 г. на заводе Михельсона в Москве на В. И. Ленина было совершено покушение, в результате которого он был ранен.
197
См. письмо 33.
198
См. письма 14, 20, 25, 28, 31, 34.
199
В результате иностранной интервенции и выступлений белых советская власть была свергнута весной – летом 1918 г. на севере и в Сибири.
200
На бланке российского посланника в Стокгольме.
201
Арнт Хиллестад (норв.: Arnt Hillestad) – заведующий Христианиийским Отделением «Сибирской Пароходной, Промышленной и Торговой Компании» («The Siberian Steamship, Manufacturing and Trading Co.»), директором-распорядителем которой был почетный норвежский консул в Красноярске, предприниматель Йонас Лид (Jonas Lied).
202
По-видимому, речь о семье Георгия Юлиановича Геровского (1886–1959) – карпато-русского лингвиста, этнографа, педагога. Он являлся внуком А. И. Добрянского, братом Алексея Геровского. Русский был для него родным языком, и он с детства осознавал себя принадлежащим к русской народности. В 1907 г. Георгий Геровский поступил в Черновицкий университет, начал изучать славистику. В 1909 г. он поступил на филологический факультет Лейпцигского университета, где его учителем стал известный лингвист А. Лескин.
В 1913 г. Георгия и Алексея Геровских арестовали в Черновцах австрийские власти, по подозрению в государственной измене. Алексей был приговорен к смертной казни, но братьям удалось совершить побег и скрыться в России. В ответ были арестованы их мать Алексия, сестра Ксения и жена Алексея Геровского с двухлетним сыном. Их поместили в венскую тюрьму, где вскоре при невыясненных обстоятельствах умерла Алексия Адольфовна. В разгар Первой мировой войны Георгий Геровский поступил в аспирантуру Харьковского университета. В 1917 г. он успешно сдал государственные экзамены, после чего его собирались назначить на профессорскую должность. События революции помешали этому.
203
Терещенко Михаил Иванович (1886–1956) – крупный российский предприниматель, владелец сахарорафинадных заводов, крупный землевладелец, банкир. В 1917 г. – министр финансов, позднее – министр иностранных дел Временного правительства России. Весной 1918 г. эмигрировал в Финляндию, оттуда в Норвегию, затем жил во Франции и в Англии. Поддерживал Белое движение.
204
Лат.: гнева.
205
См. письма 14, 20, 25, 28, 31, 34.