Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 6

Понятно, что девушка с такой тонкой душевной организацией не могла подвергаться столь болезненной пытке и напропалую прогуливала нелюбимые пары. Нить времени методично и незаметно сматывалась в тугой клубок, задолженности накапливались, и вот подошло время экзаменационного спектакля.

Ирка отважно махала ногами, залихватски хрюкала, стараясь выделиться среди задорного выводка поросят в постановке "Кошкин дом". И хоть свинское семейство включило в себя всех самых отъявленных прогульщиков и лоботрясов курса, "неуд" поставили только ей. Осознание пришло слишком поздно. Это был - крах!!!

Кто-то из институтских доброхотов указал: "Беги вон за тем профессором, может, сжалится". Задыхаясь и размазывая чёрные ручейки слёз, она бежала за вредным преподом до самой остановки. Позабыв гордость и плюнув на самолюбие, Ирка назойливо канючила, дёргая бездушного палача за рукав пальто:

- Умоляю, пожалуйста... не выгоняйте меня из искусства! Я всё исправлю, я всё-всё сдам... пересдам...

В полном отчаянии, не замечая вялых сопротивлений измотанного пожилого мужчины, осатаневшая Ирка ринулась за ним в подошедший троллейбус.

- Я не могла... пожалейте... войдите в положение... у меня ребёнок больной... я мать-одиночка... - и это было почти правда, если не брать во внимание то, что пока Ирка барахталась в страстях своей бурной неразборчивой личной жизни, сынишка с младенчества жил на полном попечении её престарелой матери.

В холодном взгляде препода скользнула лёгкая тень чего-то человеческого, напоминающего сочувствие и страдалица поняла - надо дожимать.

- Я всегда мечтала учиться в институте культуры! Я на всё, на всё готова, прошу!

- Ну, хорошо, - тяжко вздохнув, прошелестел профессор, - Я дам вам последний, то есть самый последний шанс.

- Да-да-да!!! Когда можно прийти?

- А ходить никуда не потребуется. Вам нужно преодолеть свой страх перед условностями. Просто - лягте на пол.

- Где?!

- Да вот прямо здесь в троллейбусе.

- Н-но... тут же люди... и грязно... как-то...

- Так, у меня нет времени. Или ложитесь, или не морочьте мне голову, я схожу на следующей.

Понимая, что выхода нет, Ирка сделала робкий шаг вперёд и окинула взглядом салон. Ничего не подозревающие пассажиры мирно ехали по своим делам, общались с телефонами, глазели в большие грязные окна. И тут она ощутила лёгкий толчок в спину. Словно подкошенная девушка рухнула навзничь, тоненько заверещав:

- Да вы чё, вы чё там ваще с ума посходили? Не дрова везёшь, чё так дергать-то! Водить научись, раздолбай чёртов. Я на вас жалобу напишу в транспортное управление!

Невольные зрители гениального моноспектакля таращили изумлённые глаза и не торопились взрываться эмоциями. Затянувшуюся мхатовскую паузу нарушил коварный режиссёр:

- Достаточно. Надеюсь, что сей "волшебный пендель" пойдёт вам на пользу. Давайте зачётку.

Ирка Пороськова стояла на неизвестной пустынной остановке в испачканном, осквернённом светлом плаще переводя счастливые полные слёз глаза то на виляющий зад троллейбуса, то на вожделенную закорючку в зачётке. Вдруг, в этот самый момент поняла, что она теперь вовсе не простая провинциальная дурнушка, а что ни на есть самая настоящая великая звезда. И нет никаких препятствий на пути к вершине Парнаса.

Правда, Ирку всё равно потом из института отчислили, но вовсе не за отсутствие артистических способностей, а за кучу прогулов и незачётов по другим предметам. Однако теперь это было для неё уже совершенно не важно...





Литературные страсти

Нет, ну что это за имя для великой поэтессы - Ирка Пороськова?! "Це ж не комильфо"! А посему повелеваю заменить банальное пролетарское прозвище на великолепное заграничное - Бриджит. Тут тебе и Бардо с надменной голливудской улыбкой, и винный привкус созвучного (сроду не попробованного) французского "Бордо". Над фамилией вообще долго думать не нужно, оставить от сего люмпенского наследия только две первые буквы и уже можно сойти за наследницу знаменитого Эдгара По, а со временем можно и паспорт поменять.

Новорожденная Бриджит По, конечно, не могла влачить то беспросветное серое существование затрапезной кассирши с неоконченным высшим образованием, это ж вам не какая-нибудь...

Шкаф Бриджит ломился от ярких летящих платьев, о каких Ирка и мечтать-то не могла. Дива жила в самом что ни на есть настоящем отеле и ужинала только в ресторане, ей не нужно было ни свет ни заря толкаться в автобусе, собачиться на работе с товарками и хамоватой начальницей, дурить покупателей, чтоб покрывать вечную недостачу.

У загадочной и прекрасной Бриджит было совсем другое предназначение - она писала великую "Поэму неразделённой любви", естественно - в стихах. Для того чтобы обеспечить все необходимые условия для работы, пришлось продать убогую хрущовку, благо сын ушёл в армию, и уже никто не мешал осуществлять грандиозные творческие планы. Поэтесса не заботилась о завтрашнем дне, ведь после рождения великой поэмы весь мир непременно ляжет к её ногам и все недоразумения с отсутствием жилья, работы и другие пустяки решатся сами собой. Мир притих в ожидании шедевра.

Утро Бриджит начиналось как положено - с чашки элитного кофе - не купленного на кассе пакетика, и не из банки с запахом горелой кошки, а натуральный из молотых зёрен, приготовленный в настоящей кофе-машине. Вечер великолепной дамы завершался всегда неожиданно: то в шумной компании студентов в каком-нибудь баре, то в шикарном ресторане на коленях брутального мачо, в бешеных ритмах ночного клуба, а один раз даже в луже под кустом.

Но и тот конфузный эпизод не мог затмить упоение творческим парением. По-мнению Бриджит, именно такой и должна быть настоящая богемная жизнь. Ну и пусть в луже, ну и пусть под кустом, и не ваше дело, что бланш под глазом. Да! Вот такая я непредсказуемая и противоречивая. Настоящая поэтесса, а не какая-то кассирша из магазина за углом! Иногда её с головой накрывала некая поэтическая стихия. Она впадала в неистовый поэтический экстаз и начинала читать стихи там, где он её настиг: на улице, в автобусе, за обеденным столом... взахлёб, на разрыв... до умопомрачения...

Только вот странные пристальные взгляды, что следили за ней повсюду, тревожили Бриджит. Глаза-глаза. Полные то удивления, то ужаса. Кто эти странные люди? Они разглядывали её на улице, шпионили из-за барной стойки, на гостиничном ресепшене, даже в её собственном номере, когда приходила какая-то убогая тётка убираться и не могла сдержать удивления при взгляде на Бриджит. Зависть, всюду зависть и интриги! Таковы законы звёздных избранников, приходится терпеть это чванливое любопытство отверженных Фортуной.

Недели летели за неделями, месяц с нереальной скоростью сменялся месяцем, а вот поэтические мемуары, напротив, двигались слишком медленно и никак не могли перемахнуть через младенческий возраст автора. Может, оттого работа ползла черепашьими шажками, что Бриджит хотелось запечатлеть каждый, даже самый незначительный эпизод, который всплывал в памяти:

Купалась в озере закатными часами

и тёплый берег принимал меня песочный,

пренебрегая майкой и трусами,

была как ангелочек непорочный,

Хотелось улететь совсем высоко,

но ведь освоить нужно было огород,

там воевать с травищею высокой,

за корнеплодом уплетая корнеплод.

То вдруг мысли путались, разбегались испуганными козявками врассыпную, или другое, более позднее и острое воспоминание наплывало, и, подмяв под себя только что начатое проклёвываться четверостишие, поглощало и уносило в иные пределы, а за одним и в другой стихотворный ритм, размер и образный ряд.

Познакомить с тобой, нас, взялась баба Сима