Страница 2 из 6
- Злата, а ты, знаю, Татьяна. Слышала, как ты с нашими перед началом балагана знакомилась.
Тане очень хотелось поговорить с новой знакомой, особенно её почему-то заинтересовал Мастер. Почувствовала она в нём нечто неординарное. Однако согласно церемониалу ей вместе со всеми присутствующими надлежало слушать бесконечный бред перезрелых стихотворцев. К исходу сороковой минуты словесной пытки, тексты приобретали форму обещанного ранее "назиданья молодым":
- Давай-ка, занимайся спортом,
и бегай, прыгай и борись,
смотри, не увлекайся тортом,
и береги ж ты свою жись.
И ничего, в снежки играйся,
пока ты дитя, мало лет,
да только матом не ругайся,
когда ты тоже будешь дед.
Какое это имело отношение к Новому году и к поэзии вообще, было совершенно непонятно.
- Вот, знаешь, создаётся такое впечатление, будто они всем своим змеиным клубком занимаются групповым сексом... а это на фиг никому из них давно не надо... всем скучно и противно... но они почему-то вопреки всему продолжают, - жарко зашептала цыганка в Танино ухо.
Таня поёжилась, во-первых, от горячего воздуха щекочущего ухо, а во-вторых от того, что ромала, видимо, вообще не умела говорить тихо, и её так называемый шёпот был слышен всему залу.
- Ну, тут вообще-то про "занимайся спортом", - попыталась отшутиться Таня, скорее из желания прервать безапелляционные оценки собеседницы, от которых ей становилось не по себе.
Наконец, бабушка-конь и тётя-змея одарили выступающих ветеранов и инвалидов поэтического труда сувенирами из кумачового дедморозовского мешка. Начался конкурс на самый лучший костюм, свой образ нужно было не только продемонстрировать, но и представить четверостишьем. Воодушевлённый зал воспрял от затянувшейся сиесты.
Таня с нетерпением ждала выступления цыганки. Вопреки ожиданиям, Злата не стала оттачивать остроумие, пронзая злой эпиграммой откровенную графоманию, а, к огромному удовольствию публики, порадовала искромётным танцем. В нём было всё: безудержный задор и томный цыганский надрыв, мелькание цветастых юбок, изгибы молодого тела под звон браслетов и монист из чешуи блестящих монет.
Выступление Златы произвело ошеломляющее впечатление, особенно на мужскую половину публики. На несколько минут затих даже неуёмный гном, что продолжал копаться в своём шуршащем "на всю Ивановскую" целлофановом пакете. Зал разразился громкими и дружными аплодисментами, каких, наверное, ещё никогда не знали аскетичные стены библиотечного помещения.
Единственный человек, которому этот триумф стал откровенно неприятен, была серебристая змея-ведущая. Госпожа Пороськова даже не попыталась согнать с собственного лица выражение крайнего пренебрежения. Опустившись до мелкой мести, она безапелляционно сообщила собранию, что поскольку костюм не имеет поэтического представления, то награда данной претендентке не положена. Зал недовольно загудел.
Неожиданно для всех из своего угла поднялся Мастер и порывисто вышел на сцену: "Если позволите, то я представлю этот костюм!" Он прочёл стихотворение Марины Цветаевой "Цыганская свадьба" как настоящий артист, накрыв притихших слушателей волнами чистой пульсирующей энергии. "Да ему бы на большой сцене выступать или куда-нибудь диктором - подумала изумлённая Таня, - Нет, всё ж таки я не зря сегодня потратила вечер!"
Ведущие вынуждены были одарить танцовщицу ёлочным шариком, а та в свою очередь жарко и бесстрашно наградила спасителя долгим поцелуем в губы, чем повторно сорвала бурные овации.
- Ирка Пороськова конкуренции не терпит, - объясняла Злата во время импровизированного фуршета.
Люди, обрадованные освобождением от плена обязательной литературной части, с наслаждением общались, чокаясь шампанским в пластиковых стаканчиках и поедая подсохшие разномастные бутерброды. Не зная больше никого из присутствующих и подчиняясь общему весёлому возбуждению, Таня внимала вновь обретённой знакомице, которая давала краткие, но весьма ёмкие характеристики присутствующим:
- Пороськова эта ещё покажет себя, помяни моё слово. Тщеславна до беспредела. Ты слышала, какие она перлы выдавала?
- Да, честно говоря, как-то в памяти не застряло...
- О! Что ты! Всё про высокую духовность заливает, а саму от моего танца чуть кондрашка не хватила. Прямо скажем - симптом негативный.
- А это кто? - Таня украдкой кивнула в сторону Мастера.
- О, это ваще ТАЛАНТИЩЕ с большой буквы! Валериваныч - настоящий Поэт и человек! Попал сегодня как кур в ощип, и как им только удалось его на своё сборище заманить, ума не приложу!
- А бабушка-конь тоже стихи пишет?
- Петровна? Стихи? Я тя умоляю! Чушь махровая. Она всю жизнь, как заведённая, завучем по воспитательной работе вкалывала, вот и не может до сих пор остановиться. Лезет, конечно, в калашный ряд, думает - активной культмассовой работой завоюет право в большой союз влезть, вот и старается, скачет. Но, как говорится, знай сверчок свой шесток, каждый хорош на своём месте.
- Вот и я не знаю, где оно - моё место, - вздохнула Таня.
- Да так можно всю жизнь вздыхать и с мёртвой точки не сдвинуться. А хочешь, мы прямо вот сейчас и узнаем?
- Ка-ак?..
- Вот так. Дорогие друзья, минуточку внимания, в наш клуб сегодня первый раз пришёл новый человек. Поприветствуем. Это Татьяна! Будущий филолог. Попросим её что-нибудь прочесть. - Злата толкнула в бок онемевшую полупарализованную Таню, - Давай, жги!
У Тани перехватило дыхание и ей показалось, что её с размаху бросили ледяную прорубь. Она никак не могла прийти в себя под прицелами любопытных глаз, но потом утонула в лукавых карих очах новой подруги, и чуть оттаяв начала:
Так, значит, быть!
Пусть хрупок мир людей,
пусть старый дом, что подбежав к обрыву
и, повинуясь первому порыву,
глазами-окнами таращится во тьму...
Во время чтения девушка словно увидела старенький бабушкин домишко на крутом косогоре и её саму, маленькую и трогательную, в ситцевом платочке, крестящуюся на дальние купола. Голос окреп, перестал дрожать. Хоть и стало вдруг девушке невыносимо жаль всех на свете людей, как наивных малышей, не ведающих о грядущих потрясениях, читала она порывисто и вдохновенно.
Таня закончила чтение, но никто из слушателей не двинулся с места, не поспешил вернуться к трапезе, не загалдел, не захлопал. Вокруг были только недоумённые лица в неком лёгком оцепенении. "Тишина, почему такая вдруг тишина установилась! И зачем они так долго молчат?" - испугалась девушка. Однако её оторопь наотмашь одной лишь короткой фразой разрушила Ирка Пороськова:
- Не, ну нынче каждый второй подражает Белле Ахмадуллиной. И спрашивается, на фига?..
Толчок в спину или "волшебный пендель"
Ирка Пороськова с рождения жила в искусстве. Несмотря на свой солидный возраст, плюнув на условности, поступила учиться в институт культуры. Однако с учёбой у неё как-то не складывалось. И хоть выбрала она самый лёгкий, с её точки зрения, факультет "массовиков-затейников". Но и там, среди разнообразных гуманитарных предметов встречались сложно-запоминаемые истории, никогда-не-читаемые литературы и совсем уж невозможные для понимания логика и философия.
Из всех самых противных учебных предметов, особенно выделялся один совершенно невыносимый: актёрское мастерство. Во-первых, Ирка не могла запомнить даже короткий простенький текст, хотя все свои самые длинные парадоксальные вирши могла читать километрами. Во-вторых, спец по речи выявил у неё массу каких-то дефектов: пришепётывание, картавость, и даже некий неизвестный медицине диагноз - "мещанская грация". На сцен-движении её обзывали "слонякой" и "медвежакой".