Заговор

Не в пример Тони, Ксан отнюдь не презирал тех, с кем ему приходилось работать. Он просто не думал о них. Ему было сделано предложение, и он согласился на него: один точный и быстрый выстрел, выстрел, за который ему будет хорошо уплачено и который он в какой-то мере может рассматривать как месть за изуродованные тела своей жены и дочерей. По сравнению с его участием в операции остальным отводилась подчиненная роль. Если они совершат как можно меньше дурацких ошибок, за ним дело не станет, он все сделает без сучка и задоринки. А потом вернется на Восток. В Бангкок, или Манилу, или, возможно, в Сингапур. Ксан еще не решил. Когда все будет кончено, ему потребуется — и у него будет для этого возможность — долгий отдых.

Еще один человек в комнате, Ральф Маттсон, вероятно, был самым колоритным из всех троих. Высокий, широкоплечий и стройный, с большим носом и тяжелым подбородком, после пяти лет работы специальным агентом ФБР сразу же вылетел оттуда, едва скончался Гувер. Верность друзьям и коллегам он считал сущим мусором. Тем не менее в ФБР он почерпнул достаточно знаний по криминологии, чтобы понимать, что к чему. Начал он с шантажа, а затем занялся более крупными делами. Он никому не доверял полностью в этой комнате и особенно тупому итальяшке, который, запаниковав, может нажать на тормоз вместо газа или трахнуть по башке не тому, кому надо. Все по-прежнему молчали.

Дверь распахнулась. Трое резко повернулись, готовые встретить опасность и не ожидая никаких приятных сюрпризов, но сразу же расслабились, увидев двоих вошедших.

Младший из вновь прибывших курил. Он сразу же занял место во главе стола. Другой сел за Маттсоном, справа от него. В знак знакомства все обменялись короткими кивками — и ничего больше. Младший (собравшиеся называли его боссом) в глазах общества был главой преуспевающей косметической компании. Но вообще-то он представлял здесь небольшую группу миллионеров из южных штатов, которые делали деньги на торговле стрелковым оружием. Они ворочали гигантским бизнесом, поскольку вторая поправка к конституции Соединенных Штатов обеспечивает каждому гражданину Америки право владеть оружием, и каждый четвертый американец использует это право. Обыкновенный пистолет или револьвер стоил не больше ста долларов, но стоимость пулеметов последней модели и специализированных карабинов, которые для многих были символом патриотизма, могла доходить и до 10 тысяч долларов. Босс и иже с ним продавали пистолеты миллионами, а пулеметы и ружья десятками тысяч. В свое время им удалось убедить Джимми Картера в том, что торговля оружием должна и дальше оставаться такой, как она сложилась, но они знали, что переспорить нынешнего президента им не удастся. Билль о контроле за продажей оружия уже проскочил палату представителей и после некоторых неизбежных формальностей, вне всякого сомнения, пойдет на повторное слушание в сенат.

Босс начал встречу принятым порядком, потребовав от присутствующих доложить положение дел. Первым начал Маттсон. Он говорил, мерно двигая тяжелой челюстью, и крупный нос покачивался в такт его словам.

— Я подключился к первому каналу.— Еще работая в ФБР, Маттсон украл один из портативных аппаратов «уоки-токи», находившихся на вооружении сотрудников; взяв его для выполнения какого-го рутинного задания, он впоследствии объявил, что потерял аппарат. Ему пришлось возместить стоимость потерянного имущества, но это была небольшая плата за привилегию слушать чужие разговоры.— Я знал, что грек скрывается где-то в Вашингтоне, и предположил, что с пулей в ноге он рано или поздно обратится в одну из пяти больниц. Частный врач для него слишком дорог. А потом я перехватил разговор этого сукина сына Стеймса по первому каналу насчет придурка-священника.

— Попрошу вас не богохульствовать,— сказал босс.

Стеймс вынес Маттсону четыре выговора во время его работы в ФБР. И Маттсон отнюдь не переживал по поводу его смерти. Он продолжил рассказ:

— Я слышал, как Стеймс по пути в больницу Вудро Вильсона просил кого-то зайти к отцу Грегори, чтобы тот навестил грека в больнице. Тут я сначала чего-то не уяснил, но потом вспомнил, что Стеймс сам грек, и вычислить отца Грегори было не так сложно. Я перехватил священника по телефону, сказал, что грек уже выписался и что в его услугах нет необходимости. Затем зашел в ближайшую греческую церковь, взял там облачение, рясу, шляпу и крест и направился прямиком в больницу. К тому времени, как я прибыл, Стеймс и Колверт уже уехали. У дежурной выяснил, в какой палате лежит Казефикис, а проскользнуть туда, чтобы тебя никто не заметил, труда не составляло. Когда я вошел, они дрыхли мертвым сном. Осталось только перерезать горло обоим.

Старший из пришедших позже моргнул.

— Да, да... На соседней койке лежал какой-то ниггер, и мы не могли позволить себе возможность риска. Он мог что-то подслушать, он мог запомнить меня, так что пришлось полоснуть по горлу и его.

Старшему стало дурно. Он не хотел смерти этих людей. Босс оставался бесстрастным.

— Затем я связался с Тони, который был на колесах. Он подъехал к их конторе и увидел, как оттуда выходят вместе Колверт и Стеймс. Остальное вы знаете. Тони выполнил все ваши указания.

Босс протянул ему сверток. В нем было сто пятидесятидолларовых банкнотов. В Америке принято платить работникам учитывая их должность и успехи; данный случай не представлял исключения.

— Окажись немец хладнокровнее,— счел нужным сказать свое слово и Тони,— он был бы здесь сейчас с нами.

— Что с машиной?

— Я махнул в мастерскую к Марио, сменил двигатель и номера, поменял крыло, отрихтовал и закрасил вмятины. Если даже владелец и найдет машину, он ее просто не узнает. Но на всякий случай я угнал другой «бьюик», 80-го года выпуска, в хорошем состоянии.

— Где?

— В Нью-Йорке. В Бронксе.

— Отлично. Убийства у них идут каждые четыре часа, где уж там искать пропавшую машину?

Из-под рук босса по столу скользнул еще один пакет. Пять тысяч долларов в подержанных пятидесятках.

— Береги себя, Тони, ты нам еще понадобишься.— В чем будет заключаться дело номер два, он не уточнил; затем он обронил: — Ксан! — И выплюнув тлеющую сигарету, зажег новую. Все глаза уставились на молчаливого вьетнамца. Как многие жители Востока, получившие образование, он неплохо владел английским, но старался избегать определенных артиклей, и поэтому речь его звучала несколько странно.

— Когда немец пересек «форду» дорогу и как раз перед тем, как Тони «снял» их, я прострелил им тормоза на задних колесах. После этого управлять автомобилем они уже не могли.

Босс послал по столу еще один пакет. Еще сотня пятидесяток, по две с половиной тысячи за каждый выстрел.

— У вас есть вопросы, сенатор?

Не поднимая глаз, старший чуть покачал головой.

Взял слово босс.

— Исходя из сообщений прессы, похоже, никто не видит связи между этими двумя инцидентами, но в ФБР сидят отнюдь не дураки. Мы надеемся, что все, кто был связан с больницей, устранены. Все же можем ли мы быть полностью уверены, что грек не проболтался где-то еще?!

— Разрешите мне кое-что добавить...— это был Маттсон.

Босс взглянул на него. Здесь считалось неприличным подавать голос, пока не разрешат,— это вообще характерно для деловых совещаний в Америке. Босс нехотя кивнул.

— Кое-что меня беспокоит. Уверены ли вы, что именно Ник Стеймс поперся в больницу Вудро Вильсона?

Присутствующие смотрели на Маттсона, не понимая, что тот хочет.

— Мы точно знаем, что там был Колверт. Но был ли там Стеймс? Это еще вопрос. Известно, что оттуда вышли два агента и что Стеймс попросил подъехать в больницу отца Грегори. Ну и что? Да, Стеймс уехал домой вместе с Колвертом, но опыт подсказывает мне, что Стеймс не обязан был сам ездить в больницу; он должен был кого-то послать...

— Даже если счел дело достаточно серьезным? — прервал его босс.

— А откуда он мог знать, насколько оно серьезно?! Ничего он не мог знать, пока не получил сообщение от агентов.