Страница 19 из 29
- Нет, постой! – крикнул я, чувствуя, как огонь полыхает в глазах. – У тебя кто-то на примете?!
- Нет, - ответила Саар коротко.
- Отдай ее за Угайне, - сказала Этне.
Я сказал жене, что ей надо положить в рот, чтобы замолчать. Этне снова залилась слезами. Губы Саар кривились в улыбке, но румянец сбежал со щек.
- Ты хочешь за Угайне? – спросил я у моей колдуньи. – Ты сговорилась с ним за моей спиной?
- Нет, - сказала она.
Я стал понемногу остывать.
- Ты хочешь замуж?
- Нет, - ответила Саар в третий раз.
Я махнул рукой, разрешая ей уйти.
Дверь за ней закрылась, и я заходил взад-вперед по спальне.
- Кто говорит недостойные речи, жена? Отвечай!
- Все говорят, что она околдовала тебя. Когда она входит, глаза твои видят только ее. Но это я твоя жена, а не она!
- Это наветы! – сказал я.
- Ты меня пытаешься убедить или себя? – спросила Этне.
Я снова отвесил ей пощечину.
- И ты не жена мне, если слушаешь подобное!
- Это правда! - сказала она, прикрываясь.
- Саар - соратник и советчица, - настаивал я. – И злые языки мелят попусту. Она - самая чистая из женщин.
- Она - ведьма! – сказала жена. – И только ты не видишь, как она расточает улыбки и ласковые взгляды твоим воинам! Она погубит тебя!
- Кто смеет это говорить?!
- Все говорят! И если ты не видел ее с мужчиной, то это значит, что ты слеп!
Я ударил ее еще два раза, разбив губу. Вид крови остановил меня. Обругав жену, я вышел из спальни. Велел запрячь колесницу и уехал один, не взяв никого. Бешеная скачка привела в чувство и остудила голову. Кони были все в пене, когда я понял, что им надо отдохнуть. Я остановил колесницу, распряг коней и вытер собственной рубашкой. Они тяжело дышали, тычась мордами мне в шею. Я погладил их и отпустил пастись.
Этне сказала неправду про Саар. У нее не было мужчины. Сколько раз я бывал в хижине, приходил и ночью, и днем, и под утро, но никогда не заметил ни единого знака, что она была не одна. Нет, никого у нее не было, у моей колдуньи. Никого. Я вернулся в город, когда стемнело. Мне не хотелось видеть ни молочного брата, ни жену. Ночь я провел в главном зале. Лег у очага, закутавшись в плащ, и долго не мог уснуть.
Несколько дней я находил любой повод, лишь бы только оказаться подальше от города. Саар с собой я не брал. Мы с Кельтхайром и несколькими воинами проверяли границы, объезжали ближайшие деревни, нагоняя страх на тамошних жителей, развлеклись, разогнав стадо на землях лагенов, и в конце концов вернулись домой.
- Прости, что так было, - сказал я Саар при встрече наедине.
Она сидела у костра во дворе и точила нож.
- Я уже все забыла, Конэйр, - сказала она, не поднимая головы.
- Но я не могу забыть, - признался я. – Сколько лжи было сказано этой женщиной! Угайне ведь не докучает тебе?
- Нет, - она проверила остроту лезвия, и спрятала нож в ножны.
- Прости, я не хотел, чтобы тебе было плохо, - снова повторил я.
- Не у меня ты должен простить прощения. Твоя жена обижена.
- Ты знаешь, что моей вины здесь нет!
- Твоя жена этого не знает, - ответила Саар почти грубо. Я никогда не слышал, чтобы она так разговаривала со мной или с кем-либо.
Я помолчал, потом пошел прочь. Я оглянулся несколько раз, но Саар даже не смотрела мне вслед. Кажется, она что-то насвистывала и гладила по холкам моих псов, которые, как обычно, таскались за ней повсюду.
В тот вечер я решил поговорить с женой мирно. Лицо у Этне было опухшим от слез. Я долго стоял, не зная, как начать. Она смотрела в стену, скрестив на груди руки, и тоже молчала.
- Не права ты была в прошлый наш разговор, - сказал я с трудом.
Этне передернула плечами, но ничего не ответила
Я сел рядом и обнял ее за плечи. Она не вырвалась, но была под моей рукой, как дохлая лягушка.
- Я открою тебе тайну, жена, но поклянись, что будешь молчать и под пытками.
Она не шевельнулась, лишь повела глазами в мою сторону.
- Один из моих гейсов – не иметь наложниц, - сказал я, словно прыгнув в пропасть. Вторым моим гейсом было не поверять тайн женщинам, но сейчас я посчитал, что поступаю правильно.
Этне медленно повернула лицо ко мне.
- Спроси Кельтхайра, он подтвердит, - уверил я ее.
Губы ее приоткрылись, как у ребенка, личико сразу повеселело. Я погладил ее по голове и прижал к плечу. Этне обхватила меня и снова заплакала. Я шептал ей слова утешения, а на сердце было тяжело, как после похорон.