Страница 92 из 107
- Мне очень жаль, матушка, - сказала Бранвен, запинаясь. Ей одинаково неловко было от излияний Гунтеки и от насмешек сида над старухой. Было жалко и стыдно, словно она провинилась перед знахаркой молодостью и красотой. – Ты тоскуешь по прежним временам и слова твои полны горечи… Но время неумолимо, и одинаково старит всех. Нет такого человека, который избежал бы его силы. Ты можешь утешаться, что жизнь твоя была полна веселья и счастья, пока ты была молода. Многие под старость не могут похвалиться и этим…
- Еще всплакни вместе с ней в обнимку, - подсказал Эфриэл. – Когда уже эта ведьма уберется, чтобы я мог поесть?
- Ты такая добрая и умная, моя красавица, - приговаривала Гунтека, расчесывая Бранвен волосы. Скрюченные пальцы заботливо скользили по пушистым прядям, распутывая и укладывая волосок к волоску. – Сразу понятно, что у тебя доброе сердце. Только мудра ты не по годам. Личико детское, а рассуждаешь, как умудренная годами женщина.
- Ах, матушка, вовсе не детские сказки я слышала в последнее время, - вздохнула Бранвен. – Они-то и прибавили мне горечи и мудрости. Но клянусь ярким пламенем, я бы прекрасно прожила и без историй для взрослых…
Сидр согрел ее озябшее тело, растекся горячей волной до кончиков пальцев. Бранвен благостно откинулась на спинку стула, позволив старухе ухаживать за ней.
Огонь прогорел, и старуха затеплила свечу. По стене заметались причудливые тени – это Гунтека взмахивала гребнем, причесывая Бранвен.
- Ай, красота! Вот так красота! – приговаривала Гунтека, оглаживая Бранвен по затылку и макушке. – И мягкие, и блестят, как шелк! Чудо, а не волосы!
- Уймется она когда-нибудь? – негодовал Эфриэл. – Скажи, что хочешь спать. Пусть убирается, я голоден, как бык, покрывший стадо телушек.
- Ты весьма невежлив, - шепнула Бранвен одними губами. Ею овладела непонятная истома, и даже спорить не хотелось.
- Наклони-ка голову, деточка, - ворковала над ней старая Гунтека. – Вот тут волосы совсем запутались, надо расчесать.
Бранвен послушно наклонила голову, и вдруг плотный кожаный ремень захлестнул ее шею, щелкнул хитрый замочек, и девушка оказалась прикованной к потолочному столбу. Тонкая цепочка звякнула, когда Бранвен попыталась вскочить, но ноги отказались повиноваться, и она чуть не упала. Старуха подхватила ее под мышки и усадила обратно в креслице, хихикая все громче.
- Что происходит? – резко спросил Эфриэл, которому не было видно, что там творит старуха в темноте.
Продолжая хихикать, Гунтека проворно проковыляла к двери.
- Твоему дружку придется поторопиться, красавица, если он захочет тебя спасти.
- Дружку? Не понимаю, о чем ты говоришь, – испугалась Бранвен, безуспешно пытаясь встать.
- Она меня видит, - процедил Эфриэл сквозь зубы. – Что ты наделала, безумная старуха?!
- Конечно, я тебя вижу, и даже знаю, кто ты, - Гунтека смеялась все громче, довольно потирая сухие ладошки. – Недаром у меня только один глаз! Живым глазом я вижу этот мир, а мертвым – тот. У людей короткая память, но я помню многое, очень многое. Ты должен принести мне из садов великих сидов три золотых яблока, дарующих молодость, и тогда я дам противоядие, а без него нежная красавица умрет, едва завтрашнее солнце взойдет на полдень.
- Какие яблоки, ведьма?! – Эфриэл подскочил к креслу, хватая Бранвен за руку и выслушивая живчик. – Ты разве не знаешь, что все это – сказки! Яблоки в наших садах выкованы из золота! Их невозможно съесть!
- Не заговаривай мне зубы, - отрезала старуха. – Завтра я приду, и яблоки должны вернуть мне молодость. Иначе можешь попрощаться со своей милашкой. А будет жаль, если она умрет раньше времени. Такая, молодая, красивая и добрая. Ай, как жаль! Очень жаль! – причитая на разные лады, знахарка вышла из лачуги.
Снаружи лязгнул замок, и стало тихо. Эфриэл без особой надежды подошел проверить дверь, но она была заперта. Вернувшись к Бранвен, он взял ее на руки и перенес на ветхое ложе, а сам сел рядом, держа ее руку в своих руках.
- Что же теперь будет? – Бранвен заплакала. Слезы текли из глаз по вискам, и Эфриэл осторожно их вытер.
Он не ответил, боясь ложно ее обнадежить. А мыслями лихорадочно искал пути спасения. Удастся ли умолить старуху отдать им противоядие? Кто знает, вдруг сердце старухи тверже камня и не знает жалости. Или лучше попытаться выбраться из лачуги, взвалить Бранвен на плечи и отправиться на поиски лекаря, который сможет помочь? Но где искать лекаря, если в деревне говорили, что на сотни миль вокруг пользует больных одна Гунтека.
- Это я виновата, - прошептала Бранвен, уже мучаясь дурнотой. – О, если бы я не оказалась такой глупой недотрогой… Ты давно очутился бы дома… А теперь…
Эфриэл мрачно молчал, поглаживая ее влажный лоб.
- Я решила… - она затеребила непослушной рукой застежки пояса. – Тебе надо вернуться домой, пока … пока я еще могу тебя туда вернуть. Страшно подумать, что тебя ожидает, когда я умру.
- Совсем обезумела, - сказал Эфриэл бесцветным голосом.
- Нет-нет, - она положила его ладонь себе на грудь. – Я в здравом уме… я решилась…
- Как ты можешь говорить об этом, когда твоя жизнь висит на волоске? – не выдержал Эфриэл. – Я думаю, как спасти тебя, а ты только и твердишь, что о моем возвращении!
- Меня спасти вряд ли удастся, а ты не должен становиться узником чужого мира…
«Я уже – узник. И похоже, это надолго», - подумал Эфриэл, но вслух сказал: