На крыльях

Ведьм надо сжигать. Даже если это твоя любимая ведьма.

Антон же, одной рукой обнимая за плечи, а вторую положив мне на колено, попытался объяснить, что происходит.

Оказалось, что на днях Келла предложил Антону смотаться в родной город. На свою собственную свадьбу. Узнав причину, Тропинину поплохело - как-то он совсем не представлял, что его друг собирается стать чьим-то законным супругом. Узнав же, кто невеста, Антон, по словам Келлы, ржал целый час и так достал синеволосого, что тот едва не выбросил его из окна.

Шанс увидеться со мной Антон не стал упускать.

- Слишком скучал, - признался он, а его друг демонстративно поморщился и зажал нос двумя пальцами, заявив гундосо:

- Любовью пованивает.

- Заткнись, - велели ему и предложили. - Не дыши.

- Антон, но почему ты не сказал мне, что жених Нины - Келла? - сердито спросила я, под столом пытаясь убрать настойчивую ладонь Тропинина, которая медленно, но целеустремленно ползла вверх по колену.

- Откуда мне было знать, что вы понятия не имеете, кто у Демоницы жених? - пожал он плечами. - Думал, ты в курсе. Просто молчишь об этом.

Я выдохнула.

- Я тоже думал, что Королеве известно, - буркнул Келла. - Эльза мне только сегодня сказала, что малышка понятия не имеет, кто женишок. За деньги же замуж выходит. Но девочке сбили спесь, - самодовольно добавил он, и я готова была задушить его.

- Я была лучшего мнения о тебе. Как вообще получилось, что она тебя на такое уговорила? - не понимала я.

Оказалось, что просто. Пожилая родственница Ниночки так привязалась к Келле, что иногда звонила ему и вела беседы. Бабка Журавля парня забавляла. Рэн шутил даже, ходя при этом по лезвию ножа, что Эльза - единственная постоянная девушка Синего. А некоторое время назад она предложила Келле авантюру со свадьбой - помучить Ниночку. Он сначала отказывался, однако то ли задетая гордость требовала мести, то ли в нем все еще оставались осколки чувств к Журавлю, и он согласился.

«Я сделаю так, что она будет бегать за тобой, мой мальчик» - сказала пожилая женщина. И его мозговая активность дала сбой.

- Поверить не могу... Ты просто взял и согласился на это? - спросила я у Келлы.

- А что такого? Эльза правильно говорит: месть - это закрытый гештальт, - отозвался синеволосый, неспешно жуя гренку с чесноком, которые подавали к пиву. - Людей нужно учить, чтобы они поняли свои ошибки. Я выступал в роли учителя, Катенька, - улыбнулся он мне. - Теперь Демоница поймет, что больно бывает и другим людям.

И я поняла, что Эльза Власовна просто качественно промыла ему мозги.

- Все-таки было больно, когда она тебя бросила? - с неискренним участием спросил противным голосом Антон. И Келла сердито глянул на него.

- Вот оно что. Но как вы уехали? Как вас отпустили? - удивилась я, поражаясь идиотизму парней.

Оказалось, никак. У них выдались свободные деньки, и эти два придурка просто сбежали и поставили всех перед фактом, что приедут через три дня.

У меня слов не находилось. Зато находились все новые и новые поцелуи. К Тропинину тянуло, как к магниту. Я была рада его видеть, сердилась на него немного и к этому же коктейлю присоединилась нежность, которая топила сердце.

- Я вас оставляю, - решил, наконец, Келла, наблюдая за нами. - Иначе покроюсь ванильной плесенью.

- Проваливай, - на секунду оторвался от моих губ Антон.

Келла ухмыльнулся, пожелал другу быть осторожным, схватил гренку и ушел.

А мы еще долго целовались, сидя на диванчике в кафе и вновь находясь на тонкой грани приличия, что в моменты такой близости стиралась, и казалось, что мы все делаем правильно, а после Кейтон сказал тихо, проводя губами по моей щеке:

- Поехали ко мне. Отца нет.

И я согласилась, предвкушая новый восход яркого солнца.

Может быть, это его лучи казались бабочками?

***

Нина была в ярости.

Нет, вернее, она была в дикой ярости.

Не в той, горячей, струящейся по крови жгучими волнами, не в той, которая затмевает разум, обнажая слабые места и заставляя делать необдуманные поступки. А в иной: обжигающе холодной, вдумчивой, проникшей в каждую клеточку, позволяющей хладнокровно планировать месть - мелочь за мелочью.

Эта ярость взяла ее за горло тонкими холодными пальцами и не отпускала, не душа, но и не давая глотнуть воздух полной грудью.

Нина долго шла по набережной, игнорируя насмешливые и удивленные взгляды прохожих, подняв голову и глядя только вперед, и думая, думая, думая...

Ее никогда так не унижали. Даже Гектор - с ним, скорее, была игра, сродни детской: получится или нет, этакий азарт, проверка своего упорства в поставленной цели. Подростковое помешательство, заменившее чувства. Развлечение.

А Келла смог - унизил, опустил на дно. У него получилось.

Достал. До сердца.

Нинка не понимала, как это произошло, но чувствовала, что во всем была замешана старая жаба. И если бы сейчас ведьма появилась перед ней, то закончила бы свои дни в серой речной глади.

Снег усилился, и от ужасных ботинок на запорошенной набережной оставались следы. И девушка все шла и шла, не чувствуя холода.

Нина не жалела себя - не привыкла к такому.

Она ненавидела.

Эльзу. Его. Себя. И - как ни странно - свои чувства.

Ведь самым страшным и унизительным было обнаружить, что при виде Келлы в ее душе что-то переворачивается, меняется - из-под огненного льда пытается пробиться цветок. Именно потому у него получилось ее зацепить.

А ведь сначала она даже поверила ему - подумать только, несколько секунд верила, когда Келла предлагал ей уйти вместе с ним. И с ужасом Нина поймала себя на мысли, что хотела этого - хотела взять его за руку и уйти, неважно, в закат или рассвет, просто уйти, сбежать, не думая ни о чем. И знать, что он - рядом.

Холодный разум все же не победил горячее сердце, как бы она ни старалась.

А когда Келла стал смеяться - внутри что-то хрустнуло, как кость под клыками пса, и ярость одарила ее огненными крыльями, чтобы позже накинуть сеть изо льда, которая вросла в душу.

Решил поиграть? Любовь или деньги?

Ублюдок.

Как она могла выбрать первое, когда ей нужно было второе? Какая любовь, если она нуждается в деньгах? Какие чувства, если отцу необходимы были эти деньги? Всей семье необходимы были.

Но такие, как Келла, никогда не поймут их ценность. Они твердят, что не в деньгах счастье, потому что не нашли его ни в чем другом. И даже в деньгах не смогли найти. Потому что они не знают, что такое счастье.

Нина не плакала, но внутри у нее что-то надломилось, и это было страшнее слез. И она все шла и шла, чтобы очнуться от того, что заледенели ее пальцы и промерзли ноги.

Только после этого девушка вызвала такси и уехала домой.

Дома оказалось не лучше. На пороге ее встретила Софья Павловна, бледная и с поджатыми губами. Рядом стояла Ирка с испуганными глазами и непривычно молчала.

- Что за наряд? Где ты была? - спросила мать тихо и отрывисто.

- На костюмированной вечеринке, - отвечала Ниночка и получила по лицу.

Не сильно, скорее обидно. Мать никогда раньше не била ее - даже в детстве.

- За что?! - закричала Нина.

- Твой отец в больнице. Ходи дальше по вечеринкам, - холодно сказала Софья Павловна и, открыв входную дверь, быстро вышла. Она как раз спешила в клинику, куда Виктора Андреевича и увезли - ей только что позвонили из его офиса. Сказали, что мужу плохо и что вызвали «скорую».

Впервые за все время Нина почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Предательская слабость прошлась по пальцам, заставляя их мелко дрожать. И Нина только силой воли сжала их в кулак. Как бы ни раздражал ее отец своими днями семьи, занудством и желанием все контролировать, она все же любила его. И сейчас ей было страшно. Казалось, в один день из-под ее ног выбили почву.

- Что с ним? - только и спросила Нина у сестры. Та, всхлипнув, пожала плечами.

- Не знаю, - проговорила Ира, обхватывая себя руками. - Все плохо, да? -с просила она с истеричным смешком. - Что нам делать, если...