Страница 134 из 151
— Стандартное клеймо кейджеры, — заметил он.
— Конечно, — кивнул я.
На этот раз не возникло каких-либо трудностей в этом определении, ведь она была голой, за исключением её капюшона. Разумеется, мы подготовили для неё одежду, взяв прежнее длинное платье, и сделав его рабски коротким. Кроме того, я сделал по бокам разрезы до талии.
— Как Вы назвали её? — осведомился мужчина.
— Ина, — ответил я, пожав плечами.
— Пожалуйста, снимите капюшон, — попросил он, и я, расстегнув пряжку, сдёрнул с рабыни капюшон.
— Октантий! — воскликнула Ина.
— С вашего разрешения? — вежливо спросил тот кого звали Октантий.
— Конечно, — понимающе кивнул я.
Получив моё разрешение, мужчина несколько раз наотмашь хлестнул рабыню по щекам, чередуя удары ладонью и тыльной стороной кисти. Ина полными ужаса глазами уставилась на нас. Её взгляд дико метался с меня на него и обратно. Из глаз женщины брызнули слёзы, а на губах появилась кровь.
— Ты не можешь обращаться к свободным мужчинам по имени, — объяснил я.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
— И Ты должна обращаться ко всем свободным мужчинам — «Господин», — добавил я, — а к любой свободной женщине — «Госпожа».
— Да, Господин! — произнесла рабыня.
— Спасибо за преподанный нерадивой рабыне урок, — поблагодарил я.
— Пустяк, — отмахнулся Октантий.
— Кажется, она узнала вас, — заметил я.
— Я Октантий из Ара, — представился мужчина. — Я был шкипером на её барже в дельте.
— Понятно, — кивнул я.
Вот значит, где я видел его прежде. Вероятно, это действительно была мимолётная встреча, когда я тянул промокший ренсовый плот с Плинием и его отрядом, а он, скорее всего, стоял на палубе баржи.
Октантий выпрямился и посмотрел сверху вниз на рабыню.
— Твоё имя — Ина? — уточнил он.
— Да, Господин, — ответила она.
— Именно так назвал тебя твой владелец?
— Да, Господин.
— Ты — новообращённая рабыня, — констатировал мужчина.
— Да, Господин, — подтвердила Ина.
— Ты хорошо выглядишь в ошейнике, — признал он.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила рабыня.
Ошейник, который она теперь носила, не относился к обычным, которые носит большинство рабынь на севере, плотно прилегающим к горлу женщины, запирающимся на замок, плоским, блестящим ошейникам, про которые говорят: «легкий, но несгибаемый». Это была простая полоса железа, которая была согнута вокруг её шеи и закрыта заклёпкой, поставленной ударом молота. Такие ошейники часто служат в качестве временных во время транспортировки. Иногда также они используются в домах работорговцев как внутренние ошейники во время дрессировки рабынь. Многие из женщин во временном лагере, например, носили именно такие ошейники. Конечно, главное их преимущество — дешевизна.
— Ты давно должна была оказаться в таком, — усмехнулся Октантий.
— Да, Господин, — отозвалась Ина.
— Все женщины принадлежат ошейникам, — процитировал он известное гореанское изречение.
— Да, Господин, — согласилась рабыня.
— И твоё клеймо, — добавил мужчина, — получилось аккуратным, и превосходно отпечаталось в твоей плоти.
— Спасибо, Господин.
— Теперь тебя ни с кем не перепутать, — сказал он.
— Нет, Господин.
— Ты отлично отмечена.
— Да, Господин.
— Ого! — воскликнул мужчина, когда отбросил за спину её волосы, оголив бока её головы.
Ина вдруг разрыдалась не выдержав позора.
— Эх, — вздохнул Октантий, — как же Вы унизили и опозорили её!
— О-о? — протянул я.
— Девка с проколотыми ушами, — насмешливо сказал он Ине, и та опустила голову, рыдая от стыда.
— Что Вы сделали со мной! — кричала она тогда. — Зачем Вы это сделали со мной!
— На самом деле, всё не настолько плохо, — постарался я успокоить её.
Потом, в течение первого анна после обработки она была неутешна, но затем начала успокаиваться. Однако теперь, в результате осмотра новым мужчиной, она снова оказалась в состоянии тяжёлого унижения, будучи ещё раз эмоционально подавленной мыслями о том, что с ней было сделано, и какому потрясающе оскорбительному неуважению подвергнута тем, что её уши прокололи. Это было одной из тех надписей, которые я оставил на её теле жировым карандашом, отправляя на обработку. Другие отметки касались типа клейма, места клеймения и типа ошейника. Символы, указанные на доске, около начального пункта цепи обработки, где стояла очередь из женщин и девушек со скованными за спиной руками, позволяли закодировать инструкции для мастеров клейм и прочих дел, связанных с рабынями. Эти отметки на теле принято оставлять на видном месте, так, чтобы мастера точно знали, где искать и ни в коем случае не пропускать ни одной детали. Этим местом, в соответствии с соглашением работорговцев по временной маркировке женщин, является левая грудь.
— Вы, конечно, не одобряете, — понимающе улыбнулся я.
— Да что Вы, — отмахнулся Октантий. — Наоборот, всецело одобряю!
Ина пораженно уставилась на своего бывшего подчиненного.
— Теперь на тебя можно надеть серёжки, — сообщил ей мужчина, и взгляд рабыни наполнился ужасом.
— Сомневаюсь, что ваш заказчик, или заказчики, одобрят подобное, — заметил я.
— Не думаю, что это имеет для них какое-то значение, — усмехнулся он.
— О-о, — протянул я.
— В конце концов, это логично, — сказал он, — если уши рабыни должным образом подготовлены, то они вполне готовы принять закрепление в них подобающих украшений.
— Понятно, — кивнул я.
— Можно её снова упаковать в капюшон, — небрежно бросил Октантий.
— Значит, Вы были шкипером на её барже? — уточнил я.
— Да, — кивнул он.
— Могу я поинтересоваться, насколько большой была команда?
— Девять человек, включая меня самого, — ответил Октантий.
Получалось две вахты по четыре человека с шестами. А те кто были свободны от приведения в движение баржи, могли попарно вести наблюдение и охранять свою подопечную.
— А потом вас заманили в засаду ренсоводы, — сказал я.
— Да, — ответил мужчина.
— И скольким из вашего экипажа удалось выйти из дельты? — поинтересовался я.
— Всем девяти, — не стал скрывать он. — Они, похоже, не имели ничего против того, чтобы мы ушли.
— Понятно, — сказал я.
— Кажется, им была нужна только она, — усмехнулся Октантий.
— Это тоже можно понять, — признал я.
— Ты когда-то была важной персоной, не так ли, Ина? — спросил он.
— Возможно, Господин, — вздохнула женщина.
— Но теперь Ты не имеешь значения, правда?
— Никакого, Господин, — подтвердила она.
Конечно, она не могла иметь какого-либо значения как рабыня. И я готов был это признавать. Однако если был кто-то, кто готов был отдать за ней сто монет полновесного золота, то у неё имелась весьма немалая ценность для этого кого-то, в некотором измерении.
— Думаю, что им показалось забавным дать нам уйти, — пожал он плечами. — Они даже не попытались задержать нас или организовать преследование. Подозреваю, что они добивались нашего бегства, чтобы она осталась на барже, в одиночестве ждать рук похитителей на своих одеждах, и их верёвок на своём теле.
— И это я могу понять, — заверил его я.
— Пытаться сопротивляться было бесполезно, — словно оправдываясь, сказал Октантий. — Их там были сотни.
— Понимаю, — кивнул я.
— Не было никакого смысла отдавать жизни ради такой шлюхи в обреченной ситуации, — вздохнул мужчина. — Признаться, я часто думал о ней, представляя её в цепях, примерно вот как сейчас, — признался он, поднимая её подбородок своей рукой.
— Вас в экипаже было девять человек, — заметил я. — Как, по-вашему, кто ещё помимо вас самого, мог опознать её?
— Все девять, — усмехнулся Октантий.
— Но она же всё время была скрыта под вуалью, — удивился я.
— О-о, — протянул он, улыбнувшись, — она опускала свою вуаль время от времени, даже когда мужчины были вокруг. Она делала вид, что это случайность или неосторожность. То она поправляла её, то приподнимала, чтобы дать ветру охладить лицо, да мало ли какие ещё она придумывала поводы.