Страница 96 из 114
— Это верно, — ответил я. — Есть два пола, и они очень отличаются друг от друга.
— Это ли не ересь, для мужчины с Земли? — улыбнулась она.
— Это — Гор, — сказал я, и немного потянул её за ошейник. — Разве Ты уже забыла об этом, рабыня?
— Нет, Господин, — ответила Луиза. — Я помню об этом.
— В мире, где природа свободна, мире, не склонившемся перед идеологической отравой, мире, где природу не ломают и не противостоят ей, где должно быть место женщин? — спросил я.
— У ног мужчин, Господин, — ответила рабыня.
— А где находишься Ты, Луиза? — уточнил я.
— У ног мужчин, — прошептала она.
— Конечно, это не доказывает, — заметил я, — что Гор — идеальный мир, но это указывает, что Гор обладает, по крайней мере, одной особенностью идеального мира.
— Да, Господин, — согласилась она.
— Безусловно, и здесь нет ничего необычного в женщинах, свободных женщинах, конечно, ищущих власти, — признал я.
— Подобные устремления, мне кажутся отвратительными и противоестественными в женщине.
— Так и есть, — кивнул я. — Но думаю, их можно простить, если мужчины отказываются от своих обязанностей. Возможно, в этой ситуации им было бы разумно уничтожить таких мужчин.
— Нет, Господин! — воскликнула она.
— Почему нет? — удивился я.
— Ведь тогда мы не сможем быть действительно женщинами, Господин. Уравнения природы будут нарушены. Это будет безумие и страдание. Это будет означать конец мира.
— Как Ты думаешь, что произойдёт, если Ты захочешь власти, Луиза? — спросил я.
— Несомненно, меня выпорют и изнасилуют, — ответила рабыня, — а затем бросят голой, закованной в цепи, в тесную клетку или рабский ящик, и будут держать там, пока я не извлеку своего урока, и не начну умолять о подходящей неволе для меня. А могут и убить.
— Да, — согласился я, — но, конечно, это потому, что Ты — рабыня.
— Да, Господин.
— Ты не свободная женщина.
— Нет, Господин, — кивнула Луиза.
— А это понятия абсолютно противоположные, — заметил я.
— Да, Господин.
— Они делают всё, что им нравится, — сказал я, — даже если их конечной целью может оказаться ниспровержение законов природы, влекущее за собой подавление и деградацию своего собственного пола, преступлению, отвратительней которого, кажется, не может быть ничего.
— Насколько же переполненными ненавистью они должны быть, — заметила она.
— Возможно, — согласился я.
— Неспособные сами стать мужчинами, они пытаются уничтожить их, — покачала головой Луиза. — Они что, не понимают, что они сами потом окажутся не в состоянии быть женщинами?
— Возможно, — ответил я. — Я не знаю.
— Они пытаются использовать закон, — сказала она, — натравливая мужчин против мужчин, используя их как простофиль в качестве своих инструментов, пока последний мужчина не будет уничтожен.
— Именно это кажется их намерением. Они этого даже сильно не скрывают.
— Да, Господин, — согласилась Луиза.
— Это — интересная идея, — заметил я, — что можно было бы принять закон против мужественности. Это всё равно, что попытаться приказывать природе, объявить незаконной действительность. Конечно, здесь возникает своего рода путаница категорий. Законы не могут правомерно быть приняты против фактов. Любой такой закон автоматически не имеет законной силы. Это как с тем английским королём, который, по легенде, придя на берег и захотев войти в море, запретил волнам касаться его одежд.
— И что с ним произошло? — заинтересовалась Луиза.
— Вымок, — усмехнулся я. — Кстати, он, кажется, ещё приказал высечь волны, но океану было глубоко наплевать на это.
— По крайней мере, он догадался повернуть назад до того, как утонул, — хихикнула девушка.
— Будем надеяться, что все короли, какими бы глупыми они не были, по крайней мере, не теряли бы здравого смысла.
— Конечно, надеюсь так и будет, — сказала она.
— Не обязательно, — сказал я. — Если они будут достаточно глупы, и поставлены в жёсткие обстоятельства, закрывшие их умы от других альтернатив, они могли бы считать, что остаются правыми в своих заблуждениях, продолжаясь уверенно двигаться к своей водяной могиле. Такие истории отнюдь не редкость. Многие люди отдали свои жизни за бессмысленные идеи. Некоторых из них называют героями.
— Думаю, по крайней мере, некоторые из них были идиотами, — заметила она.
— Это могло бы показаться справедливой оценкой, с научной точки зрения, — признал я. — Но всё же люди сожалеют о произошедшей трагедии, даже в случае идиота.
— Да, Господин, — согласилась Луиза.
Я встал на ноги.
— Господин уходит? — разочарованно спросила рабыня.
Я пощекотал её талию и бедро пальцами ноги. Она немного дёрнулась, отпрянула и перекатилась с живота на бок. Как неописуемо красивы бывают женщины! Я поставил на неё ногу, давая её почувствовать небольшую часть моего веса, совсем немного, а потом, слегка толкнув тело рабыни вниз, отступил назад. Как восхитительно выглядела её отвергнутая нежность, лежавшая передо мной на циновке с цепью на шее.
— Я закончил с Тобой, — бросил я. — Надсмотрщица скоро приедёт, освободит Тебя, и отправит назад к месту ожидания. Ключ на гвозде.
— Значит, Вы оставляете меня? — спросила Луиза.
— Да, — ответил я, осматривая зал.
За соседним столиком, мужчина всё ещё был без сознания, но уже начал показывать некоторые признаки восстановления, к его рабскому кольцу, была привязана наполовину голая свободная женщина, Леди Тутина.
— Господин! — окликнула меня девушка.
— Оставайся на животе пока тебя не освободят, — приказал я.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
Я отошёл от стола и от прикованной подле него рабыни, ещё раз обводя взглядом зал. Я получил приглашение, прибыть в это место. Я ждал, но никто, как оказалось, даже не попытался вступить со мной в контакт. Конечно, тому могли быть самые разные причины. Однако я был уверен, что среди этих причин не могло быть неспособности узнать меня. Скорее всего, мужчина или мужчины, должны быть знакомы с моей внешностью, или из описания, или увидев меня лично на площади около Центральной Башни. То, что они так и не связались со мной, наводило меня на мысли, что их дело ко мне могло относиться к разряду секретных. Можно было бы предположить нечто вроде передачи секретной информации, или, даже, что более вероятно, визит наёмного убийцы, работника плаща и кинжала. Я снова осмотрелся. Не думаю, что если их будет больше, чем двое. Я присмотрелся к входам в туннели. Главный выход, через который я сюда попал, наверняка должен быть под наблюдением. Стоп! Служащая этого заведения в разговоре со мной по поводу свободной женщины, принесённой сюда ради шутки, упомянула о том, что утром её выставят голой на улицу, а если ей попользовалась, то ещё и с руками, связанными за спиной и пробитым бит-тарском привязанным к талии. Это предлагало наличие чёрного хода. Если они решат, что я захотел воспользоваться им, они будут двигаться стремительно, второпях, слишком второпях. В туннеле должно быть темно. Я оглянулся на рыжую землянку, растянувшуюся на циновке. Она всё также лежала на животе, не осмеливаясь нарушить мой приказ. Девушка лишь приподняла голову и умоляюще смотрела на меня. Я оставил её в одиночестве. Она была всего лишь рабыней.
Проходя мимо площадки ожидания, я обратил внимание, что там осталась единственная девушка в данный момент не работавшая на циновке. Это свидетельство в пользу популярности «Туннелей» среди местных мужчин. Свободной девушкой оказалась Бирсен, шатенка, которая мне показалась, достойной быть топ-моделью в самом известном агентстве на Земле.
— Голову в пол, — скомандовал я.
Бирсен немедленно, согнулась и положила ладони рук и, опираясь на них, уткнулась лбом в пол. Приятно владеть и командовать женщинами. А ещё, именно так и следует поступать с ними. Неволя — это просто признанный и формализованный институт, закрепляющий правильные и естественные отношения между полами.