Наёмники Гора (ЛП)

— Говори, — строго потребовала надсмотрщица.

— Я не могу передать, как я была взволнована, так служить мужчинам, — прошептала она, не поднимая глаз.

— Конечно, — кивнула свободная женщина, — на самом деле Ты никогда не была охотницей. Ты была рабыней, делающей вид, что она охотница.

— Да, Госпожа, — прошептала женщина в ошейнике.

— Твоё притворство теперь в прошлом, — бросила ей женщина.

— Да, Госпожа, — признала Мина.

— Что произошло потом? — спросил я рабыню.

— Особо не о чем рассказывать, — вздохнула она. — После еды я лежала у ног своих похитителей. Я была послушна, и я надеялась, что они будут трогать меня снова. И мои надежды оправдались. После того, как они выпили, и сняли с меня кандалы, я пошла по рукам. Я не могла поверить, ни в то, что я делала, ни те чувства, которые я при этом испытывала. Краем сознания я отмечала крики гнева и осуждения, доносившиеся от других девушек, которые видели и слышали всё. Но меня это уже не заботило. Я ничего не могла поделать с собой. У моих похитителей был фургон с клеткой на нём. Они покинули лагерь с наступлением темноты. А со мной и другими пленницами поступили просто, на руки, на ноги путы, в рот кляп, на голову мешок, так что мы ни не могли, ни видеть, ни разговаривать. Потом нас затолкнули в клетку и заперли. В таком виде нас вывезли из лесов Нины. В конце концов, когда наши мольбы о помощи стали бессмысленны для окружающих, кого заботят жалобы неизвестных женщин, нас освободили от верёвок, кляпов и мешков, но не от клетки. Так, раздетых, в клетке, нас и доставили на юг. Это было долгое путешествие, вначале которого я, оказавшись в полной власти других девушек, была ими безжалостно избита. Они негодовали на мое поведение в лесном лагере. Но потом, на одной из ночёвок, наши похитители взяли из фургона для своих удовольствий другую девушку, и вполне доступно объяснили ей, что она тоже женщина. Так что нас, объектов для унижений и побоев стало двое. Потом трое. А вскоре, таких как я, осознавших себя, в клетке было больше чем тех, кто этого не сделал. Впрочем, избиения прекратились задолго до этого, наши похитители заботились о своём товаре, причём зачастую делая это весьма жёстко. Со временем, в клетке не осталось ни одной, кому требовалось объяснять значение их пола, ни одной, кто ещё не узнал, что они были рабынями, причём полностью.

— Замечательно, — кивнул я.

— Мы даже начали просить наших похитителей уделить нам внимание.

— Само собой, куда бы Вы делись, — усмехнулся я.

— Таким образом, выехавший из окрестностей Лидиуса фургон с клеткой полной свободных женщин, возможно за исключением меня ещё в первый день понявшую всё, к тому времени, как мы достигли Венны, оказался забит конкурирующими друг с дружкой, любвеобильными рабынями.

— Значит, вас официально поработили только в Венне? — осведомился я.

— Да, — ответила Мина, — именно там наши похитители решили проявить внимание к юридическим деталям, совершенно справедливо рассудив, что теперь мы были готовы к нашим клеймам и ошейникам. Там мы стали рабынями по закону.

— Понятно, — кивнул я.

— Дальше была короткая поездка, до залов продаж в Аре, — добавила она, а потом всё так же стоя на коленях в клетке, держась руками за прутья, посмотрела на меня и сказала: — Когда-то я была богатой женщиной державшей виллу в Новиминае. Думаю, что моему похитителю доставило удовольствие продать меня в бордель.

— Несомненно, — согласился я с её предположением.

Она немного отстранилась от прутьев, и опустила голову.

— Сколько Вы заплатили за неё? — полюбопытствовал я у надсмотрщицы.

— Три тарска серебром, — сообщила она.

— Высокая цена, — покачал я головой.

— И Тебе будет лучше доказать в зале, что Ты стоишь потраченных на Тебя денег, Мина, — предупредила моя провожатая рабыню в клетке.

— Я попробую, Госпожа, — ответила Мина.

— Возможно, Тебе когда-нибудь повезёт, и Ты станешь единственной рабыней единственного господина, — сказал я Мине.

Она посмотрела на меня, и в её глазах блеснули слезы.

— Такие мужчины, — прошептала она, — редко покупают девушек из борделей.

— Некоторые могли бы, — заметил я и, посмотрев на служащую борделя, спросил: — Если бы кто-то заинтересовался ей, её могли бы продать?

— Она — единственная девка из вилл Новиминае, которая у нас имеется, — ответила та. — Это — довольно специфическое происхождение. Это почти как если бы она происходила из высшей касты. Такое происхождение, вероятно, может заинтересовать многих из наших посетителей. Мы ожидаем, что она окажется весьма популярной.

Надсмотрщица сверху вниз посмотрела на рабыню, и добавила:

— Возможно, Ты могла бы сказать клиентам о красоте вилл, и о том, насколько испорченной и богатой Ты была, перед тем как начнёшь извиваться в их руках.

— Да, Госпожа, — прошептала Мина.

— Ну, а если предложение было бы сделано? — не отставал я.

— Всё будет зависеть от предложения, конечно, — ответила моя провожатая.

— Значит, тогда Вы её продадите? — спросил я.

— Все наши рабыни продаются, — пожала плечами она.

— И Вы можете продать любую из них, кому бы то ни было? — уточнил я.

— Конечно, — кивнула женщина. — Любому, кто предложит подходящую цену.

Бросив последний взгляд на красотку Мину, я перешёл к следующей клетке. Это была последняя, из занятых в настоящее время. Девушка в ней находившаяся, как и Мина, была шлюхой с весьма привлекательным телом, с соблазнительно выпирающими грудями, невысокой, но отличалась значительно более узкой талией, и широкими бедрами, и изумительным лоном, в которой мужчина мог бы потерять себя от удовольствия. Так же, как Мина, эта девушка могла похвастать соблазнительными ягодицами. Так же, как Мина, она была брюнеткой, и так же, как Мина, носила плотно подогнанный стальной ошейник. Она стояла на коленях в центре клетки, и конечно, была прекрасно осведомлена о нашем приближении. Когда мы появились перед её клеткой, она опустила голову к самому одеялу, прижав ладони полу, подле головы. Это — замечательный жест почтения, требуемый многими рабовладельцами от своих женщин.

— Её назвали Кэнди, — заметил я, прочитав табличку. — Земное имя. Она что, землянка?

— Нет, — отмахнулась служащая борделя. — Она с Табора. Просто нам показалось, что это прекрасное имя для рабской клички, вот и дали его ей.

Я согласно кивнул. Имя действительно было прекрасным. Если бы какая-нибудь девушка с таким именем вдруг появилась бы на Горе, несомненно, её бы сразу приняли за рабыню, и рассматривали бы как таковую. В ошейнике она оказалась бы мгновенно. Женщину с таким именем на Горе ждёт только одна судьба — неволя.

— Очень привлекательная шлюха, — похвалил я.

— Точно, — поддержала меня свободная женщина.

— А эта Вам чего стоила? — полюбопытствовал я.

— Два серебряных тарска, — не стала скрывать надсмотрщица.

— Странно, — отметил я. — Её красота кажется практически сопоставимой с красотой её сестры по цепи — Мины, и всё же Мина стоила на целый тарск дороже.

— Происхождение Новиминае, — напомнила женщина.

— Интересно, — протянул я. — Получается, что иногда Вам приходится платить не только за то, чем является женщина сама по себе.

— Конечно, — кивнула надсмотрщица. — Предположите, что она была дочерью Убара.

— Допустим, — сказал я.

— Дочь Убара может стоить десять тысяч монет золотом на приватной продаже, — объяснила хозяйка, — но, как женщина, как простая женщина на цепи, она может стоить намного меньше, чем тысячи обычных девок, которых можно было бы привести к себе домой, потратив несколько медных тарсков.

— Это верно, — признал я.

И весьма часто случается, что такая обычная девка, от которой не ожидается многого, возможно, изначально купленная, с простым расчётом попользоваться ей недельку, а затем перепродать, оказывается товаром поразительной ценности. Счастлив тот владелец, которому повезло прибрести столь много, потратив так мало. Счастлив тот, кто обнаружит, что за свои гроши купил настоящее сокровище. Он уже не отведёт её через неделю, как собирался обратно на рынок. Она останется в цепях, надежно прикованной к рабскому кольцу в ногах его постели. На мой взгляд, в таких расчётах, в конечном итоге, важна не цена товара, но его ценность, его качество, здесь важно не то, сколько мужчина заплатил, здесь важно чего он добился за свои деньги. Однажды, посмотрев вниз на рабыню в своих ног, он задумается о том, что ведь это он тот, кому она изо всех сил пытается доставить удовольствие, как и должна это делать рабыня, что именно он — тот, в чьей полной власти она находится, именно он является тем, кому она должна служить столь покорно, и именно он настолько строг с ней, поскольку он является её господином. И он смотрит вниз, в её глаза, и понимает, что эта, стоящая на коленях у его ног и с обожанием смотрящая на него, неспособная помочь себе женщина, вдруг стала его любимой рабыней. И он, улыбаясь, проводит пальцем по своей плети. И он задается вопросом, а не является ли и он её любимым господином. А рабыня склоняется и прижимается губами к его ноге. Он знает, что не должен поддаваться слабости. Он никогда не должен забывать про плеть. Она понимает плеть. Все рабыни это понимают. Он наблюдает за ней, чувствует её волосы на своих ногах, её губы и язык. Ощущения весьма приятны. Если же он сочтёт, что их отношения перестали быть для него удовлетворительными, то конечно, он всегда может просто продать её.