Священные камни Европы

Олег Соколов пишет: «Горячие сторонники Наполеона утверждают почти то же самое, что и особо рьяные русские патриоты, а именно: Наполеон с самого начала только и мечтал, что начать войну с Россией. Только первые заявляют, что делал он это для защиты европейской цивилизации от русских варваров, а вторые, что он собирался покорить русский народ, обратить его в другую веру, навязать ему чуждые институты. Последнюю из указанных точек зрения можно найти чуть ли не в каждой второй популярной книге о войне 1812 года, изданной в России».

Г-н Соколов очень точно заметил — истина ни кого не интересует. Злобным западным врагам России совершенно наплевать на то, как все было в действительности. Восторженным русским патриотам действительность так же не интересна. Обе стороны подгоняют факты под свою концепцию, а все что в нее не вписывается — игнорируют.

Ваш покорный слуга в этом споре отнюдь не «над схваткой». Я разделяю одну из этих концепций. Я прекрасно вижу, что Западная цивилизация (и католическая, и либеральная) столетиями враждовала против России, как против мира чуждых ей православных ценностей. И сейчас, когда я это пишу, в 2015 году, идет очередная фаза противостояния Запада и России. Сейчас уже маски сорваны, и мы видим, что это противостояние Антихриста и Христа.

Но! Противостояние Наполеона и России не вписывается в эту схему. Для того, что увидеть в Наполеоне убежденного врага России и предтечу антихриста, нам пришлось бы проигнорировать такое огромное количество фактов, что мы вынуждены были бы балансировать на грани полного идиотизма и крайнего бесстыдства.

Стендаль писал: «Мысль о войне с Россией, осуществленная императором, была популярна во Франции с того времени, как Людовик XV по своему безволию допустил раздел Польши… Всем монархам нужна была успешная война с Россией, чтобы отнять у нее возможность вторгнуться в среднюю Европу. Разве не было естественным воспользоваться в этих целях моментом, когда Францией правил великий полководец?..»

Так Стендаль интерпретировал волю своего императора. Нет сомнения в том, что на Западе так думали многие «просвещенные» люди. Но так ли думал Наполеон? Нет ни единого тому подтверждения. Что это за манера, приписывать правителям собственные мысли?

Тютчев писал: «Его (Наполеона) противоречивые чувства по отношению к России, влечение и отвращение. Ему хотелось разделить с ней империю, но сделать этого он не смог бы. Империя — принцип. Она неделима».

Опять же, нет ни единого подтверждения тому, что Наполеон когда–либо испытывал отвращение к России. Он действительно хотел разделить империю с Россией, но Александр не захотел. В чем тут виноват император французов?

Мы привыкли представлять себе это дело так, что агрессивный завоеватель вторгся на территорию нашей миролюбивой родины. А давайте вспомним, кто дал толчок к этой войне.

В 1812 году царь предъявил Наполеону ультиматум и потребовал у него вывести войска из Пруссии, как предварительное и не подлежащее обсуждению условие начала переговоров. Наполеон сказал послу Куракину: «Вы хотите заставить меня очистить Пруссию. Это невозможно. Это требование — оскорбление…» Царь прекрасно понимал, что у него нет оснований говорить с Наполеоном на языке ультиматумов, как с побежденной стороной. Уже и слепые увидели, что царь просто ищет повод для войны.

Наполеон так вспоминал об этом на Св. Елене: «Русские войска выдвигались к границам герцогства Варшавского, и в Париже русский посол вручил нам дерзкую ноту, представлявшую собой ультиматум. Русский посол пригрозил, что покинет Париж через восемь дней в случае невыполнения требований. Я расценил эту ноту, как официальное объявление войны. Я уже давно отвык от того, чтобы ко мне обращались подобным образом, и я не позволял кому–либо грозно меня предупреждать… Я двинулся в поход, но когда я достиг границы, я, которому Россия объявила войну отзывом из Парижа своего посла, по–прежнему считал своим долгом направить посла к Александру в Вильну. Мой посол не был принят, и война началась».

Конечно, Наполеон на тот момент уже был готов к войне, но царь как будто боялся, что Наполеон передумает, он решил для надежности еще раз оскорбить его и отозвал посла из Парижа. То есть царь фактически снял с Наполеона моральную ответственность за начало этой войны и взял ее на себя. Но едва наполеоновские войска перешли Неман, как царь объявил в приказе по войскам: «На зачинающего — Бог». Если это не крайняя степень бесстыдства, тогда что?

В чем же видел Наполеон цель этой войны? Нам кажется все просто: он же был завоевателем, вот и решил нас завоевать. На самом деле это невероятно сложный вопрос, а сам Наполеон высказывался на сей счет крайне противоречиво.

После дела Наполеон вспоминал: «Я ошибся, но не в цели, не в политической уместности этой войны, а в способе ее ведения…» Но едва ли не тогда же он сказал: «Эта роковая война с Россией, которая случилась из–за недоразумения». После русского похода императора бросало то в жар, то в холод. То он говорил, что не ошибся в политической уместности этой войны, то утверждал, что она случилась из–за недоразумения.

Еще 13 мая 1811 года он говорил: «Я не хочу воевать с Россией. Это было бы преступлением, потому что не имело бы цели, а я, слава Богу, не потерял еще головы и еще не сумасшедший… Неужели могут подумать, что я пожертвую быть может 200 тысячами французов только для того, чтобы восстановить Польшу?» Не извольте сомневаться, когда он это говорил, он действительно так думал.

Но 22 июня 1812 года он подписал свой приказ по армии: «Солдаты, вторая польская война начата. Первая кончилась во Фридланде и Тильзите. В Тильзите Россия поклялась в вечном союзе с Францией и клялась вести войну с Англией. Она теперь нарушает свою клятву… Рок влечет за собой Россию: ее судьбы должны совершиться… Мир, который мы заключим, … положит конец гибельному влиянию, которое Россия уже 50 лет оказывает на дела Европы».

Кажется, он не замечает, как с Польши вдруг перескакивает на Англию, а потом и вовсе на дела Европы. Похоже, он и сам себе не мог объяснить, в чем главная цель этой войны, он даже в приказе не смог это внятно выразить. И это он, которому была присуща гениальная ясность мышления. Маршал Дарю сказал Наполеону прямо в глаза, что ни кто во Французской армии не понимает, зачем ведется эта война. Император оказался не в состоянии это объяснить. В том числе и самому себе.

В другой раз он сказал: «В конце концов между нами и Россией есть единственный вопрос, который важен. Это вопрос о нейтральных и об английской торговле». Единственный? А зачем он тогда назвал эту войну «второй польской»?

Наполеон вполне осознавал, что война с Россией будет сложнее, чем все его предыдущие войны вместе взятые. Он предпринял беспрецедентные приготовления, собрав армию, какой еще ни когда не собирал — 420 тысяч человек. (Потом он еще получил подкреплениями 150 тысяч человек) Грандиозные приготовления можно совершить только ради грандиозной цели. И вот он сам себе раз за разом пытается объяснить, что же это за цель у него такая, и сам себя ни в чем не может убедить. Все его цели слишком мелки, они не оправдывают масштабов предприятия.

Тут наши конспирологи, наверное, встрепенутся: ну вот видите, значит у него была тайная мистическая цель. Но те, кто имеет о Наполеоне хотя бы малейшее представление, знают, насколько он был далек от какой бы то ни было мистики. Ему приписывают слова о том, что он хотел поразить Россию в ее мистическое сердце — Москву. Это чушь уже хотя бы потому, что Наполеон совершенно не собирался в Москву. Он говорил: «Я начну кампанию переходом через Неман, а завершу ее в Смоленске и Минске. Именно там я и остановлюсь».

Наполеон, как гениальный полководец, ни когда не составлял заранее подробных планов кампаний. Ни чего аналогичного плану «Барбаросса» у него не было. Но по всем его приказам, письмам, распоряжениям очевидно, что он видел целью кампании короткий стремительный удар по русским войскам, сосредоточенным на границе, их разгром и заключение выгодного мира. В письме маршалу Даву он писал, что кампания, очевидно, продлится около 20 дней. Какая тут Москва?