Голубой Лабиринт (ЛП)

Может быть, это не имело значения, но как, черт побери, он это сделал?

Мысленно Д'Агоста проанализировал осмотр места убийства с охранником Уиттэкером. Это было в нише брюхоногих, в дальнем конце Зала морской жизни, рядом с выход в подвал и не далеко от Зала южноамериканского золота...

Вдруг Д'Агоста подскочил в кресле.

Конечно.

Он не мог поверить, насколько он был глуп. Он встал, прошелся взад и вперед, а затем повернулся к Хименесу.

- Марсала был убит в субботу вечером. В какое время музей открывается по воскресеньям?

Хименес покопался в каких-то бумагах на столе и нашел сложенный путеводитель по музею. – В одиннадцать часов.

Д'Агоста подошел к одному из терминалов записей камер видеонаблюдения и сел. Дальше больше, в три часа запустили шоу в планетарии, но он не обратил на это никакого внимания. Он прокрутил серию меню на экране терминала, и обратился к длинному списку файлов, а затем выбрал один, который его заинтересовал: видеозапись Большой Ротонды, южный ракурс, одиннадцать часов утра, воскресенье, 13 июня.

Знакомая панорама с высоты птичьего полета вывела движение на экран. Пока Хименес и Конклин подходили к нему сзади, Д'Агоста начал проигрывать видео поток на нормальной скорости, а затем – как только его глаза адаптировались к размытым образам – с двойной скоростью, и, наконец, увеличил ее в четыре раза. Час записи прошел перед ними ускоренным темпом, потоки людей, входящие в музей и пропускаемые через посты безопасности, плотные и нарастающие, двигались слева направо на маленьком экране.

Есть! Одинокая фигура, направилась справа налево, в противоположном направлении потока, как пловец, борющийся с приливом. Д'Агоста остановил запись с камеры и запомнил метку: одиннадцать тридцать четыре утра. За полчаса до того, как Д'Агоста вошел в музей, чтобы открыть дело. Он увеличил фигуру, затем запустил видео еще раз на нормальной скорости. Ошибки быть не могло: лицо, одежда, наглая медленная походка – это убийца.

- Черт, - пробормотал Конклин над плечом Д'Агосты.

- Там есть выход, ведущий в подвал, сразу за альковом брюхоногих, - объяснил Д'Агоста. – Тот подвал представляет собой лабиринт из уровней, тоннелей и складских помещений. Видео охват в том месте, в лучшем случае, будет обрывочным. Он спрятался на ночь там, чтобы дождаться открытия музея на следующее утро, а затем просто смешался с толпой на выходе.

Он откинулся на спинку стула, сидя у терминала. По крайней мере, они наконец-то связали эту особенную потерянную ниточку. Вход и выход убийцы из музея теперь были задокументированы.

Сотовый телефон Д'Агосты начал звонить. Он вынул его из кармана и взглянул на экран. Там был номер, который он не знал, с кодом региона Южной Калифорнии. Он нажал на кнопку ответа.

- Лейтенант Д'Агоста, - сказал он.

- Лейтенант? - раздался голос с другого конца страны. - Меня зовут доктор Сэмюэлс. Я патологоанатом из Департамента исполнения наказаний здесь, в Индио. Мы делали вскрытие недавнего самоубийства Джона Доу, и наткнулись на кое-что интересное. Офицер Спандау подумал, что мне следует вам позвонить.

- Продолжайте, - ответил лейтенант.

Обычно, Д'Агоста гордился своим профессионализмом в качестве офицера полиции. Он не терял самообладание; он держал свое оружие в кобуре; он не использовал ненормативную лексику с гражданскими лицами. Но когда коронер продолжил, Д'Агоста забыл свой последний личный принцип.

- Чертов сукин сын, - пробормотал он, по-прежнему прижимая телефон к своему уху.

Глава 41

Тойота Хайлюкс повернула за угол и со скрипом остановилась. Охранник, сидевший на заднем сиденье, открыл дверь и вышел – теперь полуавтоматическая винтовка была направлена в землю – и подал знак агенту тоже выйти.

Пендергаст с облегчением вылез из пикапа. Охранник кивнул на здание прямо перед ними. Оно, как и остальные вокруг него, когда-то было узким и трехэтажным, но теперь больше напоминало сгоревшую громадину без крыши, ее верхний этаж провалился, тяжелые полосы черной копоти пятнали штукатурку над пустующими подоконниками. Обугленные останки входной двери были усеяны несколькими рваными дырами, как если бы спасатели пытались проложить себе путь тараном.

- Благодарю, - сказал Пендергаст. Охранник кивнул, вернулся в пикап, и автомобиль уехал.

Пендергаст постоял мгновение в узком переулке, наблюдая, как удаляется машина. Затем он оглядел окружающие здания. Они походили на другие районы Города Ангелов, которые он видел – построенные как попало, плотно жавшиеся друг к другу, окрашенные в яркие краски, с безумными наклонами крыш вверх и вниз в зависимости от рельефа склона. Несколько человек с любопытством разглядывали его из окон.

Он повернулся обратно к дому. Хотя там не было уличного адреса – уличных знаков не было во всей фавеле – призрачные останки числа 31 можно было различить на закрашенной разрушенной двери. Пендергаст надавил сильнее, чтобы открыть дверь – замок лежал на кафельном полу прямо внутри, проржавевший и покрытый копотью – затем медленно он вошел и как смог закрыл за собой дверь.

Внутри было душно и, даже сейчас, сильно пахло горелой древесиной и расплавленным пластиком. Он огляделся, давая глазам время приспособиться к темноте, стараясь не замечать боль, которая захлестывала его медленными волнами. В потайном кармане его куртки был крошечный пакетик болеутоляющих – нечто, что те, кто его обыскивали, пропустили – и на мгновение он обдумал желание разжевать и проглотить несколько штук, но потом отверг эту идею. Он не будет этого делать, потому что многое предстояло еще совершить.

На данный момент, боль должна была остаться.

Он обошел весь первый этаж. Планировка узкого дома напоминала небольшие склады с оружием дельты Миссисипи. Там была гостиная со столом, сожженным до кучи оплавленных палок, сожженный диван с раскрывшимися черными пружинами. Ковер из полиэстера буквально вплавился в бетонный пол. Дальше лежала небольшая кухня, с эмалированной плитой с двумя горелками, поцарапанная и чугунная раковина, все ящики и полки были открыты. Пол был усеян разбитой посудой, стеклом, и дешевыми, наполовину оплавленными столовыми приборами. Дым и огонь оставили странные, устрашающие узоры на стенах и потолке.

Пендергаст остановился в дверях кухни. Он попытался представить, как его сын, Альбан, входит в дом и направляется в эту комнату; приветствует свою жену; между ними протекает обычная беседа; они вместе смеются, обсуждает их будущего ребенка и строят планы на будущее.

Образ отказывался формироваться в его голове. Это было невероятно. После минуты или двух он бросил свои попытки.

Там было очень много всего, что не имело смысла. К сожалению, его разум не был ясен. Он вспоминал подробности истории Фабио. Альбан спрятался в фавеле, убил какого-то одиночку и украл его личности – в это он вполне мог поверить. Тайно вернувшись в Штаты, Альбан приводит в действие какой-то план мести, чтобы наказать своего отца – он охотно мог поверить и в это тоже. Альбан устроил переворот и захватил фавелу для собственных злых целей. Самая правдоподобная вещь из всех.

«Вы должны благодарить за это Альбана...»

Но Альбан, как любящий отец и семьянин? Альбан тайно женившийся на Ангеле Фавел? Этого он не мог представить. Не мог он представить Альбана и как великодушного лидера трущоб, очистившего их от произвола и вступившего с ними в эпоху мира и процветания. Конечно, Альбан обманул Фабио, как он обманул и всех остальных.

И была еще одна странная вещь, которую сказал Фабио, что прежде, чем Альбан уехал в Америку во второй раз, он планировал остановиться в Швейцарии.

Вспомнив об этом, Пендергаст почувствовал холодок, несмотря на гнетущую жару разрушенного дома. Была только одна причина, пришедшая ему на ум, ради которой Альбан мог отправиться в Швейцарию. Но как он мог узнать, что его брат, Тристрам, находится там под чужим именем в школе-интернате? Пендергаст сразу же нашел ответ: определение местонахождения Тристрама было бы простой задачей для человека, обладающего талантами Альбана.