Страница 13 из 33
Леня в дневнике:
«...Сегодня было батальонное собрание. На нем встретил вдруг – кого бы вы думали – Наташу. Вот неожиданность! Она все такая же, даже лучше стала. Давненько мы с ней не виделись, я уже соскучился. Их с Машей перевели опять в полк. Ходят слухи, что они теперь будут в нашем батальоне. Вот было бы здорово! Она права – гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда сойдутся. Тем более, что я этого хочу. Для меня это просто необходимо!»
Наташа – Лёне:
«...Ну вот! Можешь нас опять поздравить! «Судьбы свершился приговор»: мы в полку... Вчера здесь был вечер. Было много народу. Мне почему-то очень и очень хотелось увидеть тебя. Но увы! Сколько я ни смотрела, тебя не увидела.
Вероятно, очень скоро исполнится наша мечта: мы пойдем на фронт. Вот будет замечательно, а то нас с Машей уже совесть совсем замучила.
Передавай привет всем ребятам. Если не удастся встретиться сейчас, то в бою я обязательно разыщу вас... Мне вспоминается Щукино: темный вечер и бодрая ваша песня, которая так понравилась мне. Вы шли впереди, а мы сзади, и я одна из всего взвода вторила вам. И мне казалось, что от этой песни и у меня вырастают крылья, прочные, сильные, и лечу я вместе с песней легко и радостно навстречу большой, трудной, но интересной, замечательно интересной и содержательной, полной жизни. Вот за эти минуты и дорога эта песня... Ведь это ваша песня, а ваши песни стали моими...
Пиши мне на комендантский взвод, а потом будет группа снайперов при командире полка. Это интересно?!
Ну, да ладно. Лишь бы домой не отправили, а остальное все приложится. «Что ни делается – всё к лучшему!» – говорят оптимисты, а мы стараемся принадлежать к их числу... Будь здоров и весел, и все будет хорошо...»
Наташа – родным:
«...Я по-прежнему жива и здорова. Последнее время пришлось много раз перемещаться с места на место. Благодаря этому мой адрес несколько изменился: Действующая армия, 261 ППС, 528 СП, мне – вот и все.
Сообщаю вам радостную новость, меня скоро примут в кандидаты ВКП(б), уже все три рекомендации у меня есть.
...Вы пишете мне такие хорошие письма, что все завидуют. Ребята говорят, что в жизни не видели таких теплых, нежных писем и что меня, наверное, очень любят, если пишут такие письма. Я, конечно, смотрю на всех этаким гоголем и говорю важно: «Очень и очень даже любят, ведь они у меня все такие хорошие». И все после войны в гости к нам просятся, и я всех приглашаю. Если придут, будет очень хорошо: народ все просто замечательный. Жаль, что меня от них перевели.
Очень прошу вас – пишите почаще. Каждое письмо – как кусочек родного дома.
Не пугайтесь, если долго нет писем от меня. Это значит, некогда или почта виновата. Не беспокойтесь! Со мной ничего не случится. Я счастливая и вернусь к вам живой и здоровой...»
Наташа – в дневнике:
«Приходится и мне, как лицу заинтересованному, написать несколько строк.
Ленька! Милый дружище, такой хороший, искренний, честный, веселый, замечательный товарищ! Идти вместе в бой, вместе бить подлых гадов-фашистов, вместе победить – это самое лучшее, что только можем мы желать. И так будет.
Может быть, мы не будем стоять рядом, плечо к плечу, но все-таки мы будем в одном ряду, ибо нас породнила война, породнило единство мысли и цели. И, где бы мы ни были, мы будем стремиться к одному – к победе. А раз это так, то наши пути должны встретиться. Они, конечно, встретятся, и не раз. И каждый раз эта встреча будет радостной и волнующей для нас. Не так ли? Так!!!
Мы наконец едем на фронт. Все говорят об этом. Поэтому до свидания. Желаю всего самого лучшего и радостного».
И Лёнина приписка:
«Прочитал Наташино суждение, ответ на мою пачкотню. Мысли вихрем, никак не соберешь... Удастся ли нам после войны встретиться! И везде, и всюду, в бою, в походе, мы будем вместе. Ты, Наташенька, права...»
Наступил февраль, февраль сорок второго года. Враг был отброшен от Москвы, и наши войска продолжали наступать на нескольких направлениях.
А в частях Коммунистической дивизии по-прежнему одно учение следовало за другим. Марши становились все продолжительнее, стрельбы шли в наисложнейших условиях. Молодые бойцы снова и снова убеждались в правоте слов комиссара Петрухина и набирались боевого мастерства, а заодно – выдержки и умения по-военному, профессионально, оценивать обстановку.
Борис с Женькой, например, азартно обсуждали Ржевско-Вяземскую операцию, и каждый ухитрялся находить свои дополнительные возможности для окружения, для окончательного разгрома основных сил группы армий «Центр».
Лене никак не удавалось прекратить эти «стратегические радения», проходившие обычно перед отбоем. Остужающе на спорщиков действовали только тихие, но весьма ядовитые замечания Сережи, которые, к общему удивлению, бывали весьма меткими.
– Как ты говоришь, Женя? – однажды переспросил он. – Атаковать и окружать врага лыжными отрядами и даже кавалерийскими частями? Это в январе-то? Кавалерией окружать танки? Так может рассуждать только автодорожник...
И Женя, хмыкнув, развел руками:
– Сдаюсь, брат! Уличил ты меня в авантюризме. Но что делать? Так хочется вдребезги разнести фашистов! А силы у нас для этого, видать, только копятся...
– Вот ты и ощущай себя, нас всех одной из таких сил, – сказал Леня. – Пока наша дивизия в резерве...
– «Пока»! Когда уже оно превратится в «сейчас»?
Это превращение произошло четырнадцатого февраля. Ранним морозным утром все двинулись в обратный путь – к Москве, на погрузку. Тот необычный день конечно же был отражен Леней в тетради с красной обложкой.
«...Утром приказали всем собираться и быть готовыми к походу. В 14.30 снялись. Всех интересовал вопрос: на какой вокзал? По городу шли прилично. На привалах песенки давали – будь здоров!
...Мы на Савеловском вокзале. Пообедали – и на посадку. Допоздна помогали погрузочным командам грузить имущество, продовольствие. Видно, уедем завтра. Да, запишем номер вагона. Может быть, если останусь жив, когда-нибудь увижу этот вагон и тогда вспомню: а вот в этом вагоне я ехал на фронт. Итак, 459-839. Обыкновенный вагон на восемнадцать тонн. На двери надпись: «Л-д». Думаем, Ленинград, а там видно будет...
Утром, часов в семь, находясь еще в состоянии полудремоты, вдруг услышал знакомый голос:
– Позвольте! Дайте пройти!..
Ба-ба-ба! Сколько лет, сколько зим! Наташонок! Привет, дружище! Оказывается, они с Машей едут с нами в одном эшелоне. Значит, пока вместе. Вот бы и дальше так.
...Около пятнадцати часов тронулись в путь. Это – начало большого, трудного, но почетного пути. Защищать Родину, если надо, жизнь за нее отдать, что может быть выше! Это – начало того, чего мы так долго ждали, к чему стремились, для чего пришли сюда. И вот мы всей студенческой братвой едем в бой. «В бой за Родину!..» – поют ребята, и теперь это как-то по-новому звучит, как говорят пацаны – по-настоящему...»
ЗАНИМАЯ ИСХОДНЫЕ РУБЕЖИ
В монотонный перестук колес неожиданно вплелась песня. Из теплушек неслось дружное: «Стоим на страже всегда-всегда...»
– Что это за песня? – спросил Сережа. – Напев какой-то старинный вроде, а слова – современные...
– Салажонок ты все-таки, Серега, как говорят бывалые моряки! – Женька хлопнул друга по плечу. – Хоть ты тогда только в школу собирался, но знать-то должен! Лень, а ты знаешь, что это за песня?
– Времен конфликта на КВЖД, что ли?
– Точно. Когда в двадцать девятом белокитайцы на нас полезли, Краснознаменная Дальневосточная им так врезала – костей не собрали. Про то и песня... Слышишь?