Проклятая субмарина

Увидев мое восхищение, Рихард переспросил:

Нравится? Это подарок командования. В одном из морских сражений мне чудом удалось спасти ногу, я был сильно ранен и отправлен в госпиталь. Ходить нормально я уже никогда не смогу, поэтому мне и преподнесли такой вот нужный и хороший подарок на выписке, – закончил свои воспоминания Рихард. Затем он как будто переменился в настроении, присел на край койки и сказал:

Вы что–то хотели спросить?

По его суровому взгляду и тону голоса я сразу смекнул, что он настроен серьезно.

Да капитан, – молвил я угрюмо. – Ночью случилось нечто, о чем я должен вам непременно рассказать.

Ну что же, рассказывайте, Фрэнк. Надеюсь, это не детские бредни, о которых иногда болтает моя команда…

Как вам сказать, сэр, – начал я и вкратце изложил ему мои ночные приключения. Рихард не дал мне закончить рассказ, резко замахнулся тростью и я встретился лицом к лицу с улыбающейся черепушкой из золота. Мое сознание сотряхнулось, как китайский домик при землетрясении в девять баллов! Да что там говорить, я чуть челюсть не потерял от такого удара. Набалдашник был и вправду из самого драгоценного металла на земле.

ЗАТКНИСЬ АНГЛИЧАНИН! – вскричал командир и встал передо мной во весь свой рост. Лицо его покраснело, брови слились от гнева в одну единую галочку. – Ты несешь точно такой же бред как, и Педерсон! Какой к черту зеленый свет? Какие, мать его, приведения? Я лично расстреливаю за такие бредни на моем судне! Ты меня понял?! – проорал мне в ухо капитан.

Да, сэр, – прошептал я, выплевывая пару зубов и вытирая кровь, уже успевшую появиться из рассеченной губы.

И чтобы ни единой мысли не возникало у тебя об этом, Милс, иначе пойдешь на обед акулам! – пригрозил Палач и, опираясь на свою дурацкую трость, вышел из каюты. Череп как бы ехидно хихикал вслед мне, спрашивая:

Ну как, Фрэнки? Челюсть на месте?

Эти ужасные избиения начали мне надоедать, но больше всего настораживало то, что капитан не хотел воспринимать всерьез жалобы команды о призраках. Тем более, что мое мнение его никак не волновало.

В обед Оливер принес мне немного еды и спросил про то, что случилось со мной ночью. Когда я стал рассказывать ему про щекастого офицера, Оливер чуть не рухнул со стула: - Ты слово в слово описал беднягу Ганса, который не так давно застрелился у себя в каюте, когда мы патрулировали здешние воды. Это какой-то немыслимый бред. Я сам видел, как его выносили из каюты с отверстием в затылке! – с этими словами мой потерянный друг внезапно удалился, бормоча себе что-то по нос.

Жевать было невыносимо больно, мне все еще вспоминалась улыбающаяся черепушка, будто она говорила со мной: «Ну что, английский подонок, ты думал, что попал на морской круиз с дорогим бурбоном и немецкими шлюхами?» С горем пополам я пообедал, и насытившись, прилег отдохнуть на койку. Надеюсь, мне хоть немного удастся вздремнуть после бессонной ночи. Веки были тяжелыми, словно на каждом из них висело по якорю. Я добрался до койки и рухнул. Из сна меня вырвал матрос и приказал быстро одеться, сказав, что меня ждет некий сюрприз от капитана. «Подарки не всегда бывают хорошими», – с этой мыслью я откладываю ежедневник и иду одеваться…

…СУКИНЫ ДЕТИ! Вы хуже зверей!!! Я вас ненавижу, твари! Что я вам сделал? За что вы мне делаете так больно?! Я не могу сейчас писать…»

Здесь строки обрывались, и было видно, как буквы и слова смазались упавшими из глаз слезами автора. Еще пара листов было вырвано, но потом вшито грубыми нитками назад. Как-будто автор сомневался, стоит ли писать дальше…

«…Мы всплыли на поверхность. Дул сильный прохладный ветер, немного штормило. На борту всплывшей субмарины находился Рихард и часть команды, в том числе Штайн. На лице моего «друга» отражалась грусть с нотками безысходности. Меня это настораживало.

Мой милый английский друг, – лукаво вскрикнул капитан. – У меня для вас сюрприз! Я думаю, вам он непременно понравится! – не унимался гребаный Палач.

Сюрпризы бывают разными, – огрызнулся я. После дерзкого удара тростью я возненавидел Рихарда.

Мой сюрприз будет самым лучшим, можешь в этом не сомневаться! – не унимался капитан. – Он запомнится вам надолго!

Под тычками грозных автоматов я полностью выбрался из рубки субмарины. Ноги отнялись и подкосились от увиденного, я упал. Но сзади меня подхватил под руки немецкий матрос и приказал:

Двигай дальше!

Командир улыбался во весь свой рот и стучал тростью по поверхности лодки, череп, подражая Рихарду, также ехидно хихикал. Оливер опустил голову вниз. Перед всплывшей подлодкой дрейфовало французское судно: одна боевая пушка, пара пулеметов, - все без патронов. Трое моряков в форме и восемь женщин, некоторые из которых были с детьми, – все стояли с поднятыми вверх руками и испуганно смотрели на нас. Женщины прятали за спину детей, мужчины стояли молча. Скорей всего, небольшое судно французов направлялось к берегам Англии за помощью. Они отбились от конвоя, а теперь нашли самое страшное, что можно было встретить в водах океана – «UB–65». У меня возникло дежавю: сейчас они проделают с пленниками то же самое, что сделали с моей рыболовной командой!

Фрэнк! Кого ты убьешь первым? Или, может, мы заберем всех женщин на борт? Они нам сослужат отличную службу! – злорадствовал Рихард под похабный смех команды.

В этот момент один из французов выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил в нашу сторону. Пуля с диким свистом срикошетила от подлодки буквально в паре дюймов от здоровой ноги капитана и ушла в воду.

Ах ты, сучонок! – завопил капитан и, забрав у своего подчиненного автомат, изрешетил стрелка. Он выпустил всю обойму. С неприятным чавканьем, все двадцать восемь патронов, вошли храбрецу в грудь, проделывая норы в теле все дальше и дальше, пока не прошили матроса насквозь. – Руку он на меня он поднял, щенок! – не унимался Рихард. – За дело, Милс! Твой подарок и так слишком затянулся! – прокричал он.

Двое немцев подхватили меня под руки и потащили к крупнокалиберному пулемету, установленному у рубки. Я брыкался, как мог, но толку от этого было мало.

Милс! Не будь девчонкой, ты же храбрый англичанин! Покажи мне смелость и отвагу своего народа! Пристрели парочку лягушатников, – захлебываясь слюной, кричал чертов капитан.

Французы жалобно всхлипывали, их сердца, наверное, колотились, как у маленького воробья, застрявшего в когтистых лапах дворовой кошки.

Пулемет развернули в сторону французского корабля, доживающего свои последние минуты вместе со своей командой.

Милс, если ты не нажмешь на курок, мы тебя пересадим к это корыто и расстреляем вместе с ними! И тогда, ты больше никогда не увидишь свою семью, о которой ты мне так тепло рассказывал, – издевался Палач. Ужас сковал мое сердце. Я не могу убить их!

ПРЕСВЯТАЯ БОГОРИДИЦА… МОЛЮ ВАС, НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ДЕЛАТЬ ЭТО!!! –

вопил я отчаянно, так, как только мог. Мне засунули холодное дуло автомата в ухо и передернули затвор.

Милс, чертов засранец! Ты заставляешь меня нервничать! – взбесился капитан. В этот момент он напоминал мне пациента психбольницы.

Я вспомнил родной дом, жену и дочь. Руки тряслись и не слушались меня, ноги были ватными.

Мельком я взглянул на Оливера, он еще раз грустно кивнул головой.

Ну, чего ты тянешь, сосунок? – с этими словами этот сумасшедший подковылял ко мне и изо всех сил сжал мои руки своими на курке пулемета. Трость упала где-то рядом. Я закрыл глаза и закричал. Я не чувствовал слез, текущих по моим щекам, я не слышал звука падающих гильз. Я чувствовал только палец, давивший на курок. Капитан смеялся как умалишенный. Все перемешалось… Крики, всхлипы, пули, ошметки человеческих тел и древесины. Люди падали, как плюшевые игрушки с комода, – один за другим, послушно ложась рядом друг с другом. Когда я открыл, глаза Рихард уже отпустил мои руки. Пулемет перегрелся и дымился. Над остатками кораблями вздымалось облако крови, весь воздух казалось, был пропитан запахом смерти. Все были мертвы, в моих глазах до сих пор стоит картина – маленький брат и сестренка лежат, обнявшись, приподняв свои крохотные головы в небо. Стеклянные глаза открыты. Будто они вовсе не умерли, а просто лежат и любуются облаками. Меня вывернуло, я упал на колени и зарыдал.