Данэя

Он рассказал то, что Эя до сих пор так и не знала: что Сын спас его, когда Мама, обеспокоенная его самовольной отлучкой, сгоряча дала ему пощечину – а он, чтобы не волновать её, вместо того, чтобы сказать правду, стал просить у нее прощение.

А Ги стал рассказывать о Ли, о его невероятном бесстрашии и трудолюбии; о его доброте, за которую все так его любили.

– Конечно: его же невозможно было не любить, – сказала Дэя.

“Только не такая любовь нужна ему была от тебя!” – с горечью подумала Ева. Но ничего не сказала: Ли считал, что теперь уже нельзя ей ничего говорить. Он был прав.

73

Гиперэкспресс “Контакт” не ушел к Земле-2 через десять лет. События складывались так, что для этого были серьезные причины.

Первая: вначале какие-то проблески в расшифровке послания Тех – и вскоре всё опять зашло в тупик. Вторая: темп перестройки общества, несмотря на успехи в создании СНН, продолжал оставаться ниже предполагавшегося.

Не лучше было состояние и работы по Исправлению. Группа Дзина, образовавшая когда-то Институт исправления, вовлекала в орбиту своей деятельности всё больше народу: медиков, физиологов, биофизиков. И генетиков: объявленный ими бойкот был давно забыт – Совет воспроизводства утратил свое былое значение и влияние. И не удивительно: он стал практически не нужен, так как больше не руководил воспроизводством – дети теперь рождались в семьях. Поголовно. У всех детей были родители, настоящие. И даже приемные у тех, которых ещё успели произвести на свет “неполноценные” роженицы: их всех разобрали.

Дети рождались без подбора: количество малоспособных детей увеличилось – но никто уже не собирался их отбраковывать, превращать в “неполноценных”. Даже мысль об этом казалась дикой. С ними возились, не считаясь с усилиями: все – родители, педагоги. И более способные дети: помощь более слабому снова считалась естественным долгом каждого. Но – не всегда результаты могли восприниматься как удовлетворительные.

На медикаментозное исправление – с риском для жизни – было наложено вето: Институт исправления сам поставил его на голосование. Велись поиски других способов. С отдельными успехами – не коренного характера, частичными – но они давали надежду на радикальный в будущем. Тем более что столько народа принимало участие в этой работе. Группа Дзина – он сам, Альд, Олег, Милан, Дэя – по-прежнему составляла ядро работавших над Исправлением.

Из них Милан был самым одержимым. Слишком часто Рита, проснувшись ночью, по его дыханию догадывалась: он снова не спит – думает.

– Опять? Ты же совсем замучаешь себя!

– Ничего. Я – так. А ты спи: у тебя завтра тяжелая репетиция.

Да: завтра опять тяжелая репетиция. Вообще, очень трудно без Лейли, а у Поля по-прежнему столько великолепных замыслов. Когда-то она до конца не представляла, чего стоит положение актрисы, считающейся чуть ли не самой лучшей. Да – она безумно уставала. Из-за этого она с Миланом всё время откладывали рождение ещё одного ребенка.

Обняв Милана и прожавшись к нему, Рита засыпала, а он, не двигаясь, чтобы не разбудить её, не смыкал глаз до самого рассвета.

Никто, кроме него самого – даже Рита – не знал одной из главной, хоть и не единственной, причины его одержимости: Йорг неотступно стоял у него перед глазами. Главный противник, страшный враг, которому он дал обещание молчать о его подлинных взглядах. А у него был долг перед другим – тем, что стало кровно близким, из-за чего он порвал с Йоргом. Его молчание было чуть ли не предательством, и единственное искупление для себя – победа над Йоргом в другом: в науке.

Отдельные удачные мысли. Несколько мелких успехов, – все полны надежд. А его непрерывно гложет мысль об открытии, сделанном и скрытом Йоргом – наверняка грандиозном: Йорг, всё же, был великим ученым. Уверенность в своей догадке не проходила.

Десять лет работы казались бесплодными. Может быть, именно казались – потому что было достаточно случайного толчка, и всё разом сдвинулось с мертвой точки.

“Род Дана, колено Даново”. Так с презрительной иронией назвал Милан когда-то семью Дана. Теперь и он, и Рита были членами этого “колена”. Поначалу просто из-за того, чтобы обезопасить ребенка. Потом Эрик родился и сразу стал внуком Дана и Эи и младшим братом Марка. Он как-то спросил Дана, сидя у него на коленях:

– Дедуля, я ведь твой внук?

– Ну, конечно. А кто же ты мне ещё? Самый настоящий внук.

– А чего ж Дэя сказала, что мама и папа не ваши с бабулей дети? Что не вы их родители? Ведь они же тебя называют отец и бабулю мама. Вот выдумала-то!

Они смеялись вечером, когда, уложив Марка и Эрика, сидели за ужином и слушали Дана. А потом Эя, которую все называли Мамой, сказала:

– А ведь и правда: так оно и есть, как Эринька сказал. Дети лучше знают.

... Сегодня всё большое семейство Дана полетело в горы, в свой дом. С ними не было только Риты: должна была прилететь сразу же после репетиции.

Они лежали на траве, разговаривали. Дан впервые сказал, что Совет координации считает необходимым отсрочить вылет “Контакта”.

– Как так? – Эрик проходил подготовку к полету на Землю-2. – Как же? Дед, Марик же ждет меня!

– Придется ждать ещё: нам всё ещё рано вступать в Контакт.

Необходимый этический уровень – так и не достигнут. Имеют место затяжки в создании СНН, вызванные чаще всего недостатком активности, иногда – как кажется – бесшумно организованные теряющими силу, но всё же, ещё существующими противниками.

– Ведь использование доноров всё ещё не исчезло. – Все свои силы и время Дан отдавал исключительно борьбе за сохранение жизни каждого из оставшихся от прежней группы доноров. Благодаря его усилиям ни один донор не мог быть использован, как прежде, без утверждения всемирным голосованием, – его, всё же, иногда давали, преодолевая каждый раз яростное сопротивление Дана, мучительно переживавшего смерть ещё одного донора, как тяжелую трагедию.

Он тратил уйму энергии, чтобы ускорить создание СНН; сам принимал участие в тщательном исследовании всех причин необходимости использования очередного донора и выискивании любых возможностей обойтись без него. Пытался убеждать тех, кому должны были сделать хирургический ремонт, самим отказаться от него. Или пусть им произведут пересадку консервированного органа, взятого у трупа сразу же после смерти: качество и надежность, конечно, не те, что от специально выращенных и прирезанных доноров.

– Далеко ещё не все такие, как наш Марк! – Дан глянул на могилы под березами. – Вместо “Контакта” к Земле-2 уйдет сообщение об отсрочке. Через гиперпространство оно дойдет быстро.

– Значит, это уже наверняка? – протянул Эрик.

– Да, – Дан тоже вздохнул. – Не горюй, внук: успеешь окончить Институт переселения, улетишь уже как специалист.

– И я полечу с тобой. Юнгой-астронавтом, – вступила в разговор девятилетняя дочь Дэи. – Я там увижу наших: дядю Лала, тётю Лейли, Марика и сына Евоньки – дядю Ли.

Дан невольно улыбнулся: Дэлия, внучка, так уверенно сыпала словами “дядя” и “тётя” – для нее, ребенка второго поколения, рожденного в семьях, это уже было предельно привычным.

– Ты же никого их не знала!

– Вы ведь про них столько говорили. Ну, что: и у тебя не получается?

– Подожди, – ответил Эрик, снова повернувшись к лежащим перед ним ярким разноцветным элементам, из которых надо было помочь Дэлечке что-то собрать. Досада брала: как это у него, универсанта, сразу не получилось.

А девочка, тоже задумавшись, неожиданно схватила несколько элементов и, перекрутив их, мигом собрала то, что хотела.

– Вот!

– Но это же не по правилам: их нельзя деформировать.

– Ну и пусть! Зато сразу получилось.

И Милана как током пронзило. Нельзя составить то, что они хотели, оставляя исходные элементы неизменными: это будет не по правилам, из которых они всё время исходили, но – иначе не получается.