Страница 27 из 46
В некоторых мифологических рассказах Сюндю представляется как антропоморфное существо. Иногда это человек, толстый, как копна (67); то как волосатый мужик, поднимающийся из проруби (75); то как существо в тулупе (54) или в скрипящих замерзших сапогах (56).
В д. Ровкула, что на самом севере бывшей Ребольской волости, появляется образ Sy
Очень интересное представление о Сюндю записано в Сямозерье в д. Корбиниэми. Это внетемпоральное и внелокальное существо, которое всегда «тут и есть», но в Святки с двенадцати до трех часов ночи его можно идти «слушать» и увидеть в образе северного сияния, поскрипывающего сапогами.
«Земля Сюндю есть! Земля Сюндю зимой, когда морозы сильные, в самой середине! Сюндю – это, как тебе сказать. Вообще пойдешь на улицу, скажешь: „Пойду я Сюндю слушать!“ А облака такие разные, разным сняннем таким, всяким-всяким узором играет. Там нету луны, ничего. Он такой чистый! Играет по-всякому, всяким светом, яркое такое… Его слушают и слышно: говорит что-то, поет что-то такое. Слушают на улице, оденешься, чтобы самому не замерзнуть. Это надо идти уже в полночь, в двенадцать часов. Вот! А раньше он не придет, в полночь! И потом ходит до двух часов, до трех. И потом исчезнет, уйдет. Уже небо будет темное-темное, закроет все небо… А когда ходит, видно, как он ходит везде, в каждом месте. Все это есть! Он ниоткуда не приходит, он тут и есть. Он такой и есть. Он ниоткуда не приходит. Он вообще здесь по облакам ходит. Он наверху, а потом опустится немного, к тебе придет, тебя подразнит немного, потом уйдет. Это зимой, морозы бывают ведь 43–44°, тогда потрескивает лишь, потрескивает лишь. Идет, слышишь идет, сапоги: „Шик-шик! Шик-шик!“ – шагает» (57).
То есть Сюндю здесь воспринимается как некое высшее существо, которое есть всегда и повсюду, которому подвластны атмосферные явления. Как некогда Укко (Ukko), а теперь Святому Илье (Pyhä Il’l’u) подвластны гром и молния. Чаще всего именно так на юге Карелии представляется это таинственное существо, появляющееся в Святки: между Сюндю – Богом – Святым Ильей (Syndy – Jumal – Pyhä Il’l’u) ставится знак равенства (35).
Североамериканские индейцы считали, что северное сияние (огни, танцующие на небе) – это не что иное, как духи предков, способные совершать чудеса. С солярными знаками связана и итальянская фея Бертрана, опускающаяся на звездах на землю[181]. А жестокий людоед лопарей Стало мог в рождественскую ночь появиться в виде месяца или луны[182]. И вообще у лопарей «отмечается факт олицетворения северного сияния, которого боятся как сознательного существа»[183]. В фольклоре Южной Эстонии в виде северного сияния приходят «Вирмайсет – это огненные духи или духи умерших, сражающиеся духи»[184]. В саамских легендах Ен живет на небе в прекрасной избе. Иногда он открывает свое жилище для людей, и те видят северное сияние. Тогда нужно загадать желание, и оно обязательно сбудется[185]. Другое предание саамов говорит, что сполохи северного сияния – это души умерших людей, собирающиеся на небе где-то за неизвестной рекой; кровавую битву ведет вождь Нейнас. По саамским поверьям во время северного сияния нельзя шуметь и свистеть; если оказался на дороге, лучше переждать сидя; женщинам нельзя быть с непокрытой головой – Найнас высматривает себе невесту[186].
В финской мифологии есть сюжет о хулителе северного сияния: он оскорбляет сияние свистом, оно приближается и сжигает его[187].
Иногда в образе Сюндю появляются и иные солярно-космологические мотивы. «Великий Сюндю-кормилец на этих звездочках спускается сюда»; в свадебных песнях он вместе с Куутар (Дева Луны) и Пяйвятар (Дева Солнца) изготовляет ритуальный пояс патьвашки[188]. Солярные мотивы часто встречаются при описании главных героинь карельских сказок: их украшают и луна, и звезды, у них «руки по локоть в золоте, ноги по колено в серебре». Согласно космологическим воззрениям существует некое единство, взаимосвязь: человек включен в модель вселенной точно так же, как макрокосм являет себя в микрокосме[189].
В Савинове карелы сообщают, что Сюндю задает во время гадания вопрос: «Сколько шерстинок в коровьем боку?» В ответ надо догадаться спросить: «А скажи ты, сколько звезд на небе?» Таким образом, снова подчеркивается связь карельских святочных персонажей с космологическими мотивами.
Основная цель общения с Сюндю, как и с Крещенской Бабой – узнать свое будущее. В Южной Карелии широко распространено поверье, что именно в Sy
Слушать предсказание Сюндю ходят чаще всего не к проруби, как Крещенскую бабу, а на перекресток трех дорог (29, 34, 38, 44, 59, 60, 61, 72, 74). И в данном случае перекресток, как и прорубь во время общения с Крещенской бабой, является центром мироздания, «пупом земли», серединой мира, точкой, через которую проходит преодоление святочным персонажем границ между своим и человеческим миром (в сакральной точке, в сакральное время). То, что в мифологии порой перекресток воспринимается не только как некая граница, но и как заграница, иной мир, подтверждается и карельскими сказками. В одной из них говорится, что невеста приезжает к жениху «с другого перекрестка, с иных земель, с другого государства» («toizes tiesoaraspäi, toizes moaloispäi, toizes gosudarstvaspäi» HA 20/4).
Гадать шло обязательно нечетное количество человек, чаще трое или пятеро, накрывались с головой капюшонами, скатертями (чаще венчальными) или простынями, а один человек обводил магический круг вокруг слушающих сковородником, читая при этом или заговоры, или молитвы.
«Kykkyizilleh syndyö kuunellah, pyhkimel katetah, yksi tsuras seizou siizman kel, sid ei syndy koske. На корточках Сюндю слушают, скатертью накрывают, один в стороне стоит со сковородником, тогда Сюндю не тронет»[190].
«Сюндю слушали на перекрестках. Старшие ходили на перекрестки, три человека обязательно. Ну, двое там слушают, присядут и положат простыню или что-нибудь сверху, накроются. А третий стоит со сковородником, сторож. Ну и что там… Сначала тот, кто сторож, обведет их, сковородником круг сделает вокруг сидящих. А потом в этом круге слушают» (61).
В данном случае перекресток дорог выступает как двойной оберег. С одной стороны, в древности он использовался как место захоронения, тем самым предки мыслились и как охранники, и как предсказатели. С другой стороны, в христианстве он ассоциировался как символ креста, нового оберега.
Н. Лесков сообщает, что «слушать надо было, встав спинами друг к другу: „Вот в морозную лунную ночь крадется группа молодежи за село, на перекресток дорог. Все соблюдают строжайшее молчание, боясь смехом и говором оскорбить „великого Сюндю“. Отыскали место, очертили сковородником, стали спинами друг к другу и внимательно слушают“» [191]. Круг очерчивают, «чтобы слушающим не мог сделать ничего дурного „сюндю“… оно представляет из себя двигающийся стог сена, и не дай Бог человеку попасть в его руки: он непременно задавит его»[192].
180
Конкка А. П. Святки в Панозере, или Крещенская свинья // Панозеро. Петрозаводск, 2003. С. 131–132.
181
Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М., 1973. С. 30.
182
Там же. С. 137.
183
Мансикка В. П. Из финской этнографической литературы. Петроград, 1917. С. 213.
184
Петрухин В. Я. Мифы финно-угров. М., 2003. С. 146.
185
Там же. С. 207.
186
Большакова Н. П. Жизнь, обычаи и мифы Кольских саамов в прошлом и настоящем. Мурманск, 2005. С. 250–251.
187
Симонсуури Л. Указатель типов и мотивов финских мифологических рассказов. Петрозаводск, 1991. С. 129.
188
Конкка А. Материалы по календарной мифологии и календарной обрядности сямозерских карел // История и культура Сямозерья. Петрозаводск, 2008. С. 306.
189
См. подробнее: Криничная Н. А. Мифологема перевоплощения персонажей в карельских эпических песнях: предпосылки, ситуации, образы // «Калевала» в контексте региональной и мировой культуры. Петрозаводск, 2010. С. 122–123.
190
Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S. 607.
191
Лесков H. Доклад о поездке в Олонецкую губернию летом 1892 года // Живая старина. Вып. 1–3. СПб., 1893. С. 433.
192
Лесков К Ф. Святки в Кореле // Живая старина. Вып. 2. СПб., 1894. С. 222.