Страница 26 из 46
Интересна молитва, которую произносили перед иконами, когда шли гадать. В ней Сюндю одновременно выполняет несколько функций: кормильца, божества судьбы-предсказателя и охранника от злых сил: «Великий Сюндю-кормилец, пойдем со мной смотреть и сторожить, и прислышься мне, какая жизнь будет в этом году»[164].
Такое наложение христианских мотивов на более древние языческие верования свойственно обрядам и фольклору карел. Как пишет Ю. Ю. Сурхаско, «церковь на протяжении столетий старалась всячески христианизировать календарные праздники народов России, однако достигла в этом сравнительно небольших успехов, сумев лишь придать им вид культа христианских божеств и святых»[165]. Карельский обрядовый фольклор ярко иллюстрирует эту точку зрения. Например, по церковным правилам перед праздничным застольем полагалось сначала посетить богослужение. Но насколько карелы формально относились к этому правилу, настолько для них было необходимым посещение кладбища. Это сохранилось до сего дня: как бы церковь ни запрещала пребывание у могил в Пасху или Троицу, карельская деревня в праздничное утро первым делом с угощением навещает покойных сородичей (syndyzet). Сюндюзет могли прийти в дом в поминальные дни, а также к изголовью умирающего. Основным местом пребывания «родителей» в избе считался большой угол; головой именно туда укладывали умершего, чтобы он сразу был ближе к сюндюзет[166]. И православные иконы, стоящие в сакральном углу, не смогли до конца вытеснить культ первопредков. Неслучайно в молитвах карелы часто обращались не к Богу-Христу-Спасу, а к своим сюндюзет. По-мнению Л. Хонко, в большом углу «могли исполнять культ умерших членов рода еще долгое время после их смерти»[167]. В молитвах, как и в причитаниях (как известно, и то и другое является средством-языком общения с богами-душами-духами), карелы часто смешивали образы христианских божеств и святых с образами сюндюзет; в них встречается даже такое словосочетание как «спасы-предки» или «спасы-прародители» (spoassozet syndyzet)[168].
Н. Ф. Лесков, собиравший и исследовавший обряды и верования карелов-ливвиков в конце XIX века, писал: «В причитаниях, как свадебных, так и погребальных, встречаются названия „сувред сюндюйжед“, „сюндюйжед“; по всей вероятности, это второстепенные боги после Юмала, но боги очень популярные между кореляков, всеми почитаемые и имевшие большое значение в частной семейной жизни»[169].
Элементы культа умерших первопредков встречаются во многих мифологических рассказах, посвященных Сюндю. В одной из быличек говорится, что его можно увидеть так же, как приходящих на поминки покойников. Для этого следует лечь на печь на спину и свесить голову: в таком «перевернутом» состоянии и будут видны представители мира мертвых (63). Другая рассказчица повествует о том, как во время святочных гаданий ей привиделся гроб, стоящий у старой полузасохшей сосны-колви: вскоре у нее умер сын (ФА 2548/30). Сюндю неслучайно выбрал для передачи информации данное дерево. Именно через такие сосны, в том числе карсикко, согласно верованиям карел, происходит связь со всезнающими жителями Туонелы-Маналы.
Подобно Крещенской бабе (только гораздо реже) Сюндю может восприниматься как водяной, выходить или просто лежать у проруби (37, 54, 55, 60, 67, 75). «Говорили, что из проруби Сюндю поднимается… На краю проруби тоже слушали, что там водяной скажет» (60).
Здесь Сюндю ассоциируется с покровительствующими духами-первопредками. Согласно теории М. Хаавио, мир умерших предков, судя по заговорам, находился в подводном мире[170]. А по определению А. С. Степановой, syndyzet, присутствующие во всех похоронных причитаниях – прародители, «умершие родичи, являющиеся родовыми духами-покровителями»[171]. И хотя у древних карел, особенно северных и сегозерских, не было конкретных представлений о загробном мире[172], в плачах сюндюзет «относятся прежде всего к загробному миру, хотя могут обозначать и каких-то божественных существ… есть также упоминания о том, что в загробный мир нужно спускаться вниз по ступенькам»[173] (быть может, изначально выпекаемая для Сюндю лестница нужна была именно для этого?). Детали, подтверждающие связь южнокарельского святочного духа с загробным миром, будут встречаться и в дальнейшем исследовании.
Иногда в мифологических рассказах Сюндю воспринимается как нечто прямо противоположное Богу – черт. Порой он прямо так и называется: «Сюндю есть, это, наверное, не знаю, как черт» (43). Хотя прямо тут же сообщается, что он спускается с неба. В 2007 году в Паданах записана быличка, в которой рассказывается о том, как ходили в полночь слушать Сюндю: «Бес был в проруби, голову поднял из проруби, лицо было волосатое-волосатое». Есть сюжеты, в которых во время слушанья Сюндю черти то подкладывают девушке шашку, украденную у жениха-солдата (71); то сами они во время земли Сюндю идут с песнями, гармошками, с гиканьем (62). В одной из быличек рассказывается, как во время святочных гаданий можно услышать чертовы свадьбы, с гармошками идущие из Савинова в Ламбисельгу: надо сесть на крыльцо сарая и укрыться скатертью.
Чаще всего Сюндю невидим, именно в аморфном состоянии он спускается с небес. А если его и видят, то в фитоморфном образе: он, как копна сена, поднимается из проруби (38, 49, 52, 53, 56, 58, 59, 75). Такой внешний вид роднит его с образом водяного. «Во время, когда земля принадлежит Сюндю, Сюндю по земле ходит. Двенадцать ночей он на земле. Сюндю встарину будто видели: как черная копна сена двигалась либо как натянутая простыня на землю слетала по полям»[174].
«Сюндю – он, как копна сена, поднимается из проруби. Из воды поднимается. Наверно, водяной и есть. А представляется как копна сена» (75).
Иногда это сани с сеном: «Посмотрели в сторону озера: движется там, как сани с сеном. Очень большой! Так там как будто катится, как будто катится» (52).
В некоторых случаях он, как крутящийся сенной шар: «Будто это сенной шар, Сюндю идет следом» (68).
Карелы-людики говорят, что Бог-Сюндю в виде копны спускается на землю с небес (ФА 3712).
Говоря о фитоморфности Сюндю, можно провести параллель с образом Коляды, встречающимся не только у славян. Например, мордва период зимнего солнцестояния отмечала праздником калядан чи (день коляды), во время которого совершались различные магические обряды с целью обеспечить благополучие в будущем году. В честь коляды в мордовских селениях пекли небольшие сдобные пироги в виде коня[175]. В славянской мифологии Коляда – воплощение новогоднего цикла и мифологическое существо; у поляков его изображал сноп, принесенный на Рождество[176]. Православные священники однозначно воспринимали древние языческие образы, связанные со временем солнцеворота, в том числе и Коляду, как бесовские. Достаточно вспомнить слова М. Агриколы о проклятии тех, кто поклоняется Сюндю. Густынская летопись так описывает праздник 24 декабря, посвященный Коляде: «сему бесу въ память простая чадъ сходятся в навечерие некия, въ нихже аще о Рождестве Христовом поминаютъ, но более Коляду беса величают»[177].
Порой Сюндю движется как куча сена, при этом невод у него надет вместо портянок, а лодки – вместо сапог. Летом так может одеваться водяной. «У нас говорили: когда приходит Сюндю, то надевает длинный невод как портянки, а лодки – как сапоги. И потом ходит только по деревне. Так говорили, что он как куча сена, такой он, этот Сюндю. Из проруби поднимается» (55). Семантика лодки, появляющейся в образе святочного духа, связана с загробным миром. Ладью в перевернутом виде многие народы, в том числе карелы, клали на могилу[178]. В ней хоронили, сжигали, отправляли по воде. Греческий Харон перевозит на ней души в царство мертвых. «Амбивалентность семантики смерти и возрождения обнаруживает ладья потопа, которая… уподобляется периоду загробного существования и нижнему миру, преисподней-чреву, куда все уходит после смерти и откуда все возрождается вновь»[179].
164
КонккаА. Материалы по календарной мифологии и календарной обрядности сямозерских карел // История и культура Сямозерья. Петрозаводск, 2008. С. 307.
165
Сурхаско Ю. Ю. Семейные обряды и верования карел. Л., 1985. С. 152.
166
Там же.
167
Honko L. Itkuvirsirunous // Suomen kirjallisuus. Helsinki, 1963. T. 1. S. 113.
168
Mansikka V. Itkujen Tuonela// Suomalais-Ugrilaisen Seuran toimituksia. Helsinki, 1924. O. 52. S. 162.
169
Лесков H. Ф. Святки в Кореле // Живая старина. Вып. 2. СПб, 1894. С. 222.
170
Конкка А. П Материалы по календарной мифологии и календарной обрядности сямозерских карел // История и культура Сямозерья. Петрозаводск, 2008. С. 307–308.
171
Степанова А. С. Толковый словарь языка карельских причитаний. Петрозаводск, 2004. С. 265.
172
Конкка У. С. Поэзия печали. Петрозаводск, 1992. С. 49.
173
Степанова Э. П. Скрытый мир плачей П. С. Савельевой // Межкультурные взаимодействия в полиэтничном пространстве пограничного региона. Петрозаводск, 2005. С. 190.
174
Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S.607.
175
Марийцы. Йошкар-Ола, 2005. С. 403.
176
Мифы народов мира. Т. 1. М., 1987. С. 665.
177
Мансикка В. Религия восточных славян. М., 2005. С. 116.
178
Анучин Д. Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда. М., 1899. С. 94. Шаскольский И. П. К изучению первобытных верований карел // Ежегодник Музея истории и атеизма. Т. 1. Л., 1957. С. 220.
179
Мифы народов мира. Т. 2. М., 1988. С. 33.