Страница 28 из 46
Карелы-людики тоже слушали предсказания Сюндю на перекрестке. Они обводили сковородником замкнутый круг, произнося при этом: «Чёрт, не ходи за черт!». Вставали спинами друг к другу и накрывались венчальной скатертью (ФА 3712).
Видимо, под влиянием севернокарельской традиции (Крещенская баба которой живет в воде) могли слушать Сюндю и у проруби (37, 52, 62, 67, 70). Хотя вполне вероятно, что это была общекарельская архаичная традиция, как, возможно, некогда и единый персонаж. Здесь сидели уже на коровьей шкуре, так же накрывались, но круг на юге чаще обводили сковородником, чем просто чем-то острым (40, 59, 61, 67, 70, 72) или в более позднем варианте иконой. Сковородник выступал как связующее звено с духами-покровителями и дома, и печи-огня, которые в случае опасности могли помочь слушающим. С такой же целью, например, в Святки подметали печь хвойным помелом, а в Крещенье снимали его с древка и относили к овцам, чтобы те хорошо плодились[193].
Сюндю можно слушать прямо в доме, открыв трубу (58), под столом, накрывшись скатертью (71); на печке, свесив голову (63). В таких случаях магический круг уже обводить не надо, т. к. находишься в безопасном пространстве. Последний пример можно сравнить с поверьем, что именно так во время поминок можно увидеть умерших родственников: лежа на печи, свесив голову. Снова возникает параллель между обрядом слушанья Сюндю и культом первопредков.
Людики рассказывают, что они чертили вокруг себя круг сковородником в большом углу. При этом окружность была незамкнутой, оставляли дверцу. Затем вставали на колени и накрывались венчальной скатертью. Рассказчица, проделав весь ритуал, вдруг прямо в избе услышала, что заскрипел снег: кто-то идет. И вдруг ее хлопнули по руке, словно поздоровавшись. Через год, четвертого декабря, к ней пришли сваты (ФА 3712).
Слышен Сюндю и прямо на улице (57), под окном или на углу обязательно чужого дома (37, 52, 45). Следовало слушать разговор в доме и соответственно делать выводы, что предстоит в новом году. Или, сделав дырку в блине, смотреть через нее: может привидеться покойник или свадьба. Блин с прокусанными отверстиями для глаз и рта также ассоциируется с маской покойника[194].
Можно было идти и к бане, к тому месту, где палили поросенка. Это был самый опасный локус для контакта с существами иного мира. Надо было встать за дверью и не забыть сказать последним первое произнесенное слово, «иначе не уйти» (SKS. 384/39)[195].
Слышен Сюндю и прямо в поле, на чистом снегу, «на незапачканной дороге духа» (42).
Еще одним локусом для слушанья являются кучи мякины после обмолота. Садятся прямо на них с хомутом на шее или с собранным дома мусором в переднике (40, 62). Здесь домашний мусор выступает эманацией хозяина дома, а хомут – хозяина хлева, охраняющих человека во время гадания.
Можно слушать Сюндю и на сеновале (38, 56), у риги (34, 36, 64, 73), у бани (64). Эти локусы считаются одними из наиболее опасных. Иногда с собой во время гадания из дома надо было брать в подол не только мусор, но и угли от лучины, отщепленной от края дерева. Эти угли так же как сковородник и помело, которым подмели печь, являются эманацией домового[196]. Это также отголоски обычая, известного практически во всех европейских странах: жечь в Святки сакральное так называемое «рождественское полено». Его угли, золу, пепел использовать и в качестве оберега в различных жизненных ситуациях, и как лечебное средство и для людей, и для животных, и для повышения плодородия сельскохозяйственных культур и плодовитости домашнего скота[197]. Этот обычай связан с верой в очистительную силу огня, с поклонением ему, и с культом предков, и с солярной магией. Венгры вообще считали, что огонь в Святки разговаривал, а швейцарцы наряду с кроплением святой крещенской водой окуривали все священным дымом от рождественского полена.
Считается, что у Сюндю есть собачка, которая своим лаем предсказывает девушке, откуда будет жених. Этот обряд «слушанья» так и называется: «koirastu haukuttoa», т. е. «заставлять (просить) собачку лаять». При этом надо было пойти под северный водосток, повернуться на левом каблуке и бросить через левое плечо оставленный после ужина огрызок хлеба. Здесь локусы северной и левой стороны ассоциируются с пребыванием «плохой половины» (pahapuolinen), черта.
«Мы просили собачку полаять… Смотри, поужинаешь, кусочек оставишь, на зубок. „Куда я замуж попаду, оттуда пусть собачка лает“. Пойдешь туда, слушаешь. А мне прямо от их двора лаяла собачка, очень хорошо было слышно, все слышали» (42).
Иногда шли слушать и в полдень. Девушка брала под каблуком правой ноги снег, бросала через левое плечо за спину в сторону восхода солнца, бралась за подол юбки сзади и слушала лай собачки.
Собаки являются спутниками мифологических персонажей и в других странах. Например, в немецких мифологических рассказах есть образ Бодана, древнегерманского бога бури и мертвых. В Нижней Саксонии его именуют Хаккельбергом и считают, что он появляется на земле именно в эти двенадцать святочных ночей. Он летит со своей свитой и двенадцатью собаками под громкое гиканье, при этом одаривая друзей и что-то отбирая у врагов[198]. Присутствие собаки рядом со святочными персонажами неслучайно: она «осмысляется в мифологических рассказах как медиатор, посредник между мирами»[199].
Собаки не только посредники между мертвыми и живыми, они – маркировка потустороннего мира, именно их лай слышен в Туонеле: «kuulin koiran haukahtavan, villahä
По верованиям людиков и ливвиков во время грозы с неба падают продолговатые камни, которые называются долото Сюндю (sy
Сюндю, как и Крещенская баба, имеет когти, которыми пользуется, поднимаясь на небо в Крещенский сочельник. «В соответствии с некоторыми представлениями, по пути на тот свет умершие должны преодолеть каменную гору, для подъема на которую им были необходимы ногти, иногда же эта гора представлялась стеклянной или хрустальной»[203]. Именно поэтому карелы никогда не выбрасывали ногти куда попало: они должны были пригодиться им на том свете. Ногти нельзя было стричь в воскресенье: иначе будешь разбойником (rosvoksi tuletta). Их нельзя было отращивать длинными, это считалось грехом (reähkä tuli): если после стрижки они попадут в руки черту (piru suau käteh), он сделает из них лодку (venehen laitapuut ta seemäksi sen suurimman panou. ФА 2548/12).
Возможно, изначально Сюндю и Крещенская баба были неким единым персонажем, живущим в потустороннем мире и связанным с культом первопредков. И лишь позже, под влиянием христианства, которое было сильнее на юге, они обособились, и первый стал жителем верхнего мира, где живет Бог, Христос, с которым его и уподобляют, а вторая осталась в нижнем потустороннем мире, отделенном от живых водным рубежом-рекой.
193
Virtaranta Р. Vienan kansa muistelee. Helsinki, 1958. S. 580.
194
Криничная H. А. Русская народная мифологическая проза. Т. 1. СПб., 2001. С. 231.
195
В дальнейшем при цитировании текстов из Фольклорного архива Финского Литературного общества (сокращенно SKS) первая цифра обозначает номер коллекции или микрофильма, вторая – номер текста.
196
Криничная Н. А. Домашний дух и святочные гадания. Петрозаводск, 1993. С. 5–6.
197
Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М., 1973. С. 38, 57, 69, 75, 87, 172, 184, 198.
198
Филимонова Д. Т. Немцы // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М., 1973. С. 154.
199
Криничная Н. А. Русская мифология: мир образов фольклора. М., 2004. С. 651.
200
Laulupuu. Toim. M. H.aavio. Juva, 1980. S. 216.
201
Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S. 606.
202
Ibid. S. 606.
203
Конкка А. Святки в Панозере, или Крещенская свинья // Панозеро. Петрозаводск, 2003. С. 135.