Никто

Маковский. -- Гумилев и Волошин остались врагами, а Дмитриеву я на следующий день пригласил в редакцию. Прикинулся, что всё давно знал, но подыгрывал ей. А что оставалось делать? Не выставлять же себя дураком! Мило побеседовали, попили чаю. Вот и вся история.

Беляев. -- Что же, брат, я тебе скажу, занимательная может выйти статейка. Занимательная! Да. Однако же, у тебя мистический роман, а у меня, зато настоящий. Такая штучка, я тебе скажу -- огонь!

Маковский. -- Еще одна актриска? Я знаю всех твоих пассий.

Беляев. -- Нет, замужняя дама, но я молчу, молчу. Сам понимаешь, честь не позволяет.... А впрочем, всё равно узнаешь -- это невестка Анненского.

Маковский. -- Наташа? Ты с ума сошел! Валя работает в нашей редакции, как я на него теперь буду смотреть?

Беляев (со смешком.) -- Как на рогоносца -- снисходительно-любезно. Не он первый, не он последний!

Маковский. -- Какая же ты всё-таки свинья, Юра!

Беляев. -- Свинья, не свинья, а своего не упущу.

Маковский. -- Не приложу ума, что теперь делать с Иннокентием Федоровичем.

Беляев. -- Что такое?

Маковский. -- Я его стихи отставил из второго номера из-за Черубины. Полагаю, он на меня обиделся.

Беляев. -- Всё вздор! Ты редактор -- печатаешь, что считаешь нужным. У нас, кстати, в "Новом времени", с Сувориным никто не спорит, даже и мыслей таких в головах не гуляет.

Маковский. -- Нет, право, так неловко!

Беляев. -- А он знает, что Черубина это Дмитриева?

Маковский. -- Надеюсь, что нет.

Беляев. -- Ну, так и не говори!

Сцена II .

Входит мать Мандельштама Флора Осиповна Вербловская.

Маковский. -- Чего изволите, сударыня?

Флора Осиповна. -- Я Флора Вербловская, пришла к вам с сыном.

Маковский. -- Чудесно! А где же сынок?

Флора Осиповна. -- Сынок за дверью остался, стесняется. Как ни тащила его -- не идет ни в какую!

Маковский. -- А в чем, собственно, ваше дело состоит?

Флора Осиповна. -- Мы торгуем кожей, у моего мужа торговое дело, а сын.... Не знаем, что с ним делать. Всё стихи, да стихи! Нет чтобы, родителям помогать в лавке, а он со своими стихами возится. Вот вырастили, воспитали, в училище тенишовское отдавали. Расходы везде! А тут стихами своими замучил. Если талант, отправим в университет, а так... пусть родителям помогает, а не штаны просиживает. Сама-то я музыкой занималась, в сродстве с Венгеровым состою.

Маковский. -- С Семеном Афанасьевичем, пушкинистом?

Флора Осиповна. -- Да-да!

Маковский. -- Вы садитесь, Флора Осиповна. От меня-то вы чего хотите?

Флора Осиповна (садится на стул). -- Господин редактор, мы люди небогатые, простые. Посмотрите его стихи и скажите талант или нет, сделайте одолжение! Как будет, так и будет!

Маковский. -- Простите, сударыня, но я адски занят. Видите у меня бумаги на столе -- это рукописи и корректуры и всё надо успеть посмотреть. Нет, нет, и не просите!

Беляев. -- Серж, право, сделай одолжение даме!

Маковский (Беляеву.) -- Я жду Иннокентия Федоровича, он обещался заехать.... А впрочем, я прочту позднее (вполголоса), думаю, ничего стоящего. Давайте бумаги, сударыня.

Вербловская достает из сумки бумаги и передает Маковскому.

Я их посмотрю, зайдите за ответом через неделю.

Флора Осиповна. -- Нет уж, господин редактор, вы прочтите сейчас, отчего ж затяжки такие?

Маковский. -- Нет, сейчас не могу. Стихам требуется особое внимание, надо вчитаться, вслушаться в каждую строку.

Флора Осиповна. -- Ну, господин редактор, ну, сделайте одолжение. Сына-то и ваш Анненский знает.

Маковский. -- Иннокентий Федорович? Откуда?

Флора Осиповна. -- Они встречались, когда мой сын учился в училище, а господин Анненский принимал там экзамены.

Маковский. -- Если Анненский... Хорошо, прочту!

Разворачивает листы, читает, потом вполголоса говорит Беляеву.

Как я и думал -- стихи дилетанта. Видишь полную корзину возле стола -- это могила для таких виршей. Однако юноша жаждет испить кастальского ключа -- торговля кожа его не прельщает.

Флора Осиповна. -- Так что, как вам?

Маковский. -- Да, свежо! Очень свежо! (Торжественно). Знаете сударыня, пожалуй, ваш сын талант!

Флора Осиповна. -- О, как я вам благодарна! Вы развеяли наши сомнения. Но раз так -- тогда печатайте!

Маковский. -- Печатать, сейчас? (Крайне удивлен). М-м... К сожалению, план издательства на несколько номеров вперед уже сверстан. Сейчас никак невозможно! Нет, никак! Но вы приносите еще, и мы посмотрим, куда поместить стихи вашего сына. Кстати, как его зовут?

Флора Осиповна. -- Сынка моего зовут Осипом, а фамилия Мандельштам. Это по отцу будет. Премного вам благодарна!

Выходит из помещения редакции.

Маковский. -- Вот, Юра, какие фрукты произрастают на нашей северной почве.

Беляев. -- Я тоже, пожалуй, возьму извозчика и покачу в редакцию, Серж. У меня в голове сейчас замечательная статья просится излиться на бумагу.

Маковский. -- Только, Юра, прошу, без лишних подробностей!

Беляев. -- Ну, ты ж меня знаешь, я держу уговор! (Выходит).

Маковский. -- В том то и дело, что знаю.

Сцена II I .

Входит Платон.

Маковский. -- Господин Хмара-Барщевский? Чем обязан?

Платон. -- Я собственно ехал мимо, но вдруг вспомнилось, что ваша редакция здесь, на Мойке, и вы любезно приглашали к себе в гости.

Маковский. -- Да, конечно! Раздевайтесь, прошу к столу, сейчас попрошу чаю.

Платон. -- Да что вы, Сергей Константинович, не стоит беспокойства! Я ведь так заехал, из чистого любопытства. Кстати, слыхали анекдот про Азефа? Нет? Я его только недавно услышал -- забавная штучка. Представьте объявление в газетах: "Вчера на Неве найден труп Азефа. Подозревают таинственное убийство". Следующее объявление: "Сегодня на Фонтанке найден второй труп Азефа. Подозревают таинственное самоубийство". Теперь третье объявление: "Только что на Мойке найден третий труп Азефа. Подозревают таинственное тройное самоубийство". И последнее: "Все три трупа к вечеру протрезвели и оказались мирными обывателями, справлявшими широкую масленицу". (Хохочет). Забавно, забавно!

Маковский (несколько растеряно). -- Да-да, забавно.... Так вот тут мы работаем. Это мой кабинет, а там сидят сотрудники редакции, разбирают почту. Кстати, не видали в той комнате Валентина, он заканчивает статью в номер? Да и отцу вашему Иннокентию Федоровичу я намерен поставить отдельный стол, чтобы ему было место для работы, когда он бывает в редакции. Впрочем, он сам скоро будет.

Платон (перестав смеяться, обеспокоенно). -- Отец?

Маковский. -- Да, мы договорились о встрече.

Платон. -- Я, в общем-то, ненадолго заехал, простите моё любопытство!

Маковский. -- Ну что вы, какие пустяки!

Платон. -- Скажите, у вас ведь вышло два номера журнала.

Маковский. -- Да, слушаю...

Платон. -- Я хотел справиться по поводу гонорара Иннокентия Федоровича.

Маковский. -- А вы собственно, какое касательство к этому имеете? Поймите, у меня нет намерений быть грубым, но денежный вопрос я обсуждаю только с авторами.