Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 60

- Ну, Есенин. Ты как? – Виола поставила на журнальный столик стакан молока и уселась на пол, предварительно скинув с дивана пару подушек.

- Стабильно. Что-то удалось выяснить?

- Немного. Его Величество, Кузнецов-старший, наконец, соизволил подойти к телефону.

- И? Почему ты меня не позвала? 

- Думаешь, тебе он сказал бы что-то более пространное? Вряд ли.

- Колесникова, не томи! Меня сейчас на части разорвёт.

- Да успокойся ты. Всё хорошо. Он ничего не знает, кроме того, что Глеб где-то зацепил твоего муженька, пару раз подрихтовал ему морду и всё.

- Боже…

- Ага. Жалко, мало. Охрана вроде разняла.

- А где он сейчас?

- Муж?

- Какой муж?! Глеб.

- А этого папаня его не знает. Сам его ищет. Просил сказать ему, если мы что-то узнаем.

- Ясно. Блин…

- Идей, где он может быть, нету?

- Есть. Одна.

- В Москве?

- Да.

- Так и думала. Жоре не стала намекать. Тебе нужно найти его первой. Неизвестно, что там этому му*аку-отцу от него нужно. 

- Спасибо, Виол. За всё.

- Хватит, Есенин. Я знаю, что ты для меня сделала бы то же самое. 

- Да.





- Тогда пей своё молоко. Для порядка посиди полчасика тут и езжай к своему дуралею.

 

Понимание, что Кузнецов мог быть только здесь, рядом со своей матерью, окончательно накрыло Есю с головой, когда она стояла перед дверью в квартиру Арины Васильевны, уговаривая себя нажать на звонок. Если она ошиблась, и Глеба здесь нет – шанс на то, что она сможет его найти до того, как Кузнецова отыщут Сергей или отец Глеба – минимальный. Возможно, в любом другом случае, Еся разозлилась бы. Очень сильно. За то, что пренебрёг ею и оставил одну. И сам остался один. За то, что поехал к матери, которую, по его словам, он так же сильно ненавидел, как и любил. Но не сейчас. Не когда она, впервые за время их знакомства, стала настолько его понимать. Мотивы его поступков, придуманные правила, за которые он так держался, самого Кузнецова – для неё целый мир, существующий где-то вне её вселенной. И его уверенность в том, что он сможет защитить Есю, если исчезнет из её жизни. О том, что грани его безумной фантазии могут раздвинуться настолько, что Глеб решит что-то с собой сделать – старалась не думать. 

Сначала ватную тишину, поселившуюся в её голове, разрезал звонок, и только тогда Еся поняла, что изо всех сил жмёт на кнопку. Потом за дверью раздались шаркающие шаги, и ей пришлось – в который раз за эти дни – судорожно схватить ртом воздух от неизвестности. 

- Здравствуйте, а вы кто?

Дверь открыла Арина Васильевна, и сердце Есении пропустило несколько ударов.

- Добрый вечер. А меня Есения зовут. Нас Глеб познакомил недавно. Я его девушка. Вы помните?

Есения попыталась заглянуть в квартиру, чтобы понять, где помощница Арины Васильевны или сам Глеб. Стоит ли его обувь в прихожей.

- А! Да. Конечно, помню. Заходите.

И мать Глеба развернулась и побрела по коридору в свою комнату. Уже переступая порог, Есения испытала ужасающее чувство. Безысходность, желание сбежать из этой пропахшей пылью квартиры, тревога, непонимание, куда двигаться дальше – всё смешалось в калейдоскоп ощущений, которые выбивали почву из-под ног. Но она взяла себя в руки, осторожно закрыла за собой дверь и скинула туфли. 

В тот раз, когда Глеб привёз её сюда впервые, Еся успела побывать только в коридоре и комнате Арины Васильевны, и теперь совершенно не понимала, куда ей двигаться дальше. Сможет ли женщина, страдающая такой болезнью, как Альцгеймер, дать ей хоть мало-мальски вразумительный ответ на единственный вопрос, который её мучает?

Сжимая ремешок сумки в пальцах с такой силой, что начали болеть побелевшие костяшки, Есения подошла к первой двери, постояла рядом с ней, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в помещении за ней, и взялась за ручку. Здесь запах пыли, чего-то металлического и тревожного, похожего на ужас, был особенно сильным. В нос Еси ударил аромат, который заставил её кровь быстрее бежать по венам. Она нащупала выключатель на стене и небольшая комната осветилась тусклым светом от единственной лампочки. Ничего особенного – всего лишь тёмно-изумрудные обои на стенах, шкаф, украшенный резьбой, сбитый ковёр на полу, рассыпанные по нему вкладыши от каких-то то ли жвачек, то ли конфет. И всё. Почему же тогда сердце бьётся так, будто хочет выпрыгнуть из груди?

Еся досчитала до трёх и медленно, словно боялась нарушить что-то в комнате, закрыла дверь. Что-то не давало ей покоя. Какая-то мысль или возникающая в голове картинка, которую сознание усиленно отгоняло, будто та могла причинить Есе вред. 

Позже.

Она всё это обдумает позже.

Если захочет. Теперь она будет делать только то, что хочет. 

Вот только найдёт Глеба. Вернёт его себе, вернёт ему веру в то, что он может быть любим, и сразу будет делать только то, что желает она сама.

Снова дверь. Неизвестность, которая убивает. Пульс в висках. Раз-два-три… Нажать на ручку и с шумом втянуть в себя воздух. Эта комната – точный близнец той, в которой Есения была парой минут раньше. С той лишь разницей, что здесь царит порядок. Такой же пыльный, но всё же порядок. 

И на постели лежит Глеб. Прямо поверх чуть сбившегося покрывала, на боку. Смотрит в одну точку перед собой, не реагируя на то, что теперь в комнате не один. 

- Кузнецов, знаешь, кто ты? – истерично выкрикивает Еся, бросая сумку на пол и опускаясь возле постели на колени. – Я же тебя так искала!

Он не смотрит на неё, так и глядя прямо перед собой. Есения успевает заметить, что костяшки пальцев у Глеба сбиты, на джемпере – несколько засохших капелек крови. Всё неважно. Сергей, этот пыльный, убивающий, затхлый воздух, прошлое Глеба. Всё – неважно.