Страница 16 из 19
Свой срок он отбыл от звонка до звонка, а когда освободился, в столицу не вернулся. Ходили слухи, что он уединился в далеком горном селении на Алтае. По другим сведениям, Дмитрий Данилин после освобождения подался в монастырь.
Дело о пришибленном докторе
Иван Зерцалов
Иван Зерцалов
12 января 1977 г.
Пока на веранду не впорхнул радостный толстячок, они не сказали друг другу ни слова. Четыре человека сидели на плетеных стульях и делали вид, что любуются озером.
— А вот и я, — сообщил толстяк. — Вижу, вы успели подружиться.
И обвел взглядом присутствующих, ожидая реакции. Сидящий на крайнем слева стуле молодой человек начал крутить головой, словно недоумевая — куда он попал. Лощеный брюнет в костюме не из дешевых ухмыльнулся и положил ногу на ногу. Коротко стриженый верзила тихо вздохнул. Невысокий человек в солнцезащитных очках кашлянул и немного отодвинулся.
— О правилах, — сказал толстячок. — Вы должны забыть о себе все, кроме той причины, что привела вас сюда. Ни имен, ни профессий, ни даже названия любимой футбольной команды никому сообщать вы не должны. И, разумеется, когда вы разъедетесь по домам на своих прекрасных автомобилях, не ищите встреч друг с другом. Ведь в следующую субботу вы снова здесь.
Лощеный брюнет хмыкнул — ему понравилось выражение «прекрасные автомобили». Уж кто-кто, а он точно видел машины остальных, поскольку приехал последним.
— Но общаться нам придется, поэтому, — толстяк хитро прищурился, — давайте придумаем прозвища. А что может характеризовать человека лучше, чем профессия? Поэтому вы, — толстяк обратился к верзиле, — отныне Лесоруб.
Верзила заморгал часто.
— Почему Лесоруб?
— А почему нет? — увильнул толстяк. — Вы, юноша… сидите, сидите… теперь Журналист. Вы, — легкий поклон в сторону лощеного, — Ювелир, не против? А за свою таинственность, — толстяк обратился к человеку в очках, — вы будете Детективом.
Все молчали.
— А меня зовите Доктором, — добавил толстячок. — Ведь я и есть ваш доктор.
Прохладный ветерок с озера пробежал по лицам, неуловимо стерев тот отпечаток независимости от окружающего мира, что присущ взрослым людям. Теперь перед толстячком сидели четверо больших детей, чем-то напуганных и бросающих взгляды в поисках мамы. Но они видели только Доктора.
— У каждого из вас есть проблема, с которой сами вы справиться не можете. Вы ждете помощи от меня, но разрешите сначала напомнить один анекдот. Супруги приходят к доктору, — толстяк усмехнулся и уточнил, — не ко мне, к другому. Спрашивают, как зачать ребенка. Доктор отвечает, что надо чаще… э-э… вступать в близость. Муж просит уточнить, и доктор описывает сам процесс, но до мужа не доходит. Отчаявшись, доктор просит жену лечь и показывает мужу на деле, как надо вступать с женой в близкие отношения. Тот говорит: «Доктор, спасибо. По выходным я буду привозить свою жену, а вот в будни ей придется приезжать сюда самой».
Даже темные очки не могли скрыть отвращения Детектива к древним анекдотам. Лощеный красавчик Ювелир уже привычно хмыкнул, а Лесоруб загрустил. Журналист хлопал глазами, усиленно делая вид, что до него дошло.
— Но вы, — Доктор посуровел, — ни в коем случае не должны уподобиться этому болвану-мужу. Свою проблему вам придется решить раз и навсегда, с моей помощью… а также, при поддержке ваших новых знакомых.
Ювелир снова хмыкнул. Очки Детектива не смогли скрыть подозрительности и недоверия. В глазах же верзилы Лесоруба зажглась надежда.
— Теперь, — толстячок потер руки, — разберемся, что каждый из вас здесь забыл.
Журналист запрыгал на стуле, как ученик, желающий в туалет, но Доктор оставил это без внимания.
— Начнем с вас, Лесоруб.
Верзила шумно сглотнул и махнул рукой.
— Валяйте, Доктор.
— Отлично, — усмехнулся толстячок. — Посмотрите на нашего нового друга и посочувствуйте.
Все поглядели на своего нового друга, но жалеть не торопились.
— Вам не понятно, — удивился Доктор, — чего может бояться человек, которому любой хулиган в темном переулке сам предложит закурить?
Все молчали, ожидая, когда Доктор сам расскажет.
— Наш новый друг панически боится…
Лесоруб закрыл лицо руками.
— … женщин!
Повисла пауза. Детектив снял темные очки, задумчиво подышал на них и поспешно водрузил на место. Ювелир хмыкнул два раза. Журналист, глядя на поникшего Лесоруба с искренним состраданием, пробормотал:
— О, как я вас понимаю. Женщины, они же… это страшные создания!
Лесоруб убрал руки от лица и посмотрел на юношу с неприязнью.
— Теперь вы, — Доктор указал на Ювелира. Тот весь подобрался и по инерции снова хмыкнул, но на этот раз не столь уверенно.
— Дорогая машина, дорогой костюм, часы такие, что мне самому не купить, — сообщил Доктор. — Не человек — а ходячий эталон успеха. Так что же гнетет вас? А вот все это и гнетет. Вы — раб дорогих вещей. Ваша страсть — обладание. Любая безделушка стоимостью в месячное жалование обычного человека вызывает у вас интерес, а уж более дорогие сущности сводят с ума. Но ведь нельзя объять необъятное, верно? Поэтому вы здесь.
— Как вы правы… — закивал Журналист Ювелиру. — Жизнь одна, и прожить ее нужно, чтобы все сдохли от зависти! Если выиграть, так миллион, если соблазнить, то королеву, — он наклонился к ботинкам Ювелира. — Это крокодиловой кожи?
Тот убрал ногу так резко, что под ним зашатался стул. Толстячок повернулся к Детективу.
— А вот вы ничего не боитесь. Но себя можно снедать не только страхами, но и подозрениями.
— Они меня преследуют, Доктор, — спокойным голосом сказал Детектив. — Этого даже вы не сможете отрицать.
— И вас тоже? — ахнул Журналист. — Поразительно. Я порой удивляюсь — зачем стольким людям желать зла конкретному человеку… мне, например. Какая-то эпидемия.
Ювелир хмыкнул.
— Остались вы, юноша, — обратился толстячок к Журналисту. — С вами просто. Чрезмерная пластичность личности. Вы принимаете к сердцу беды окружающих вас людей, но для вас не существует другого способа понять чужую проблему, кроме как пережить ее самому.
Журналист согласно закивал.
— И так, мы познакомились, — заявил Доктор. — Сейчас предлагаю вам пройти в комнаты для гостей… это простенькие номера, только самое необходимое. Уж простите, — Доктор поклонился перед Ювелиром. — Нет у нас места для пятизвездочных апартаментов. Но пока вы не разошлись, давайте с каждым проведем маленькую психотерапию.
Возражений не последовало.
— Сначала для Лесоруба, — Доктор подошел к небольшому шкафчику. — Это обычный гобелен, копия всем известного шедевра, — он извлек из верхнего ящика небольшой полотняный рулон. — Помогите повесить. Смотрите, как она улыбается?
Обливаясь потом и зажмурив глаза, верзила повесил на стенку изображение Моны Лизы.
— Ювелира я попрошу отдать мне часы, — сказал толстячок.
Тот начал медленно и без энтузиазма расстегивать браслет.
— Они очень дорогие.
— Надо же, — притворно удивился Доктор. — А у меня как раз такие же. На глаз не отличишь, лицензионная бюджетная копия. Прошу, носите на здоровье. В конце уик-энда поменяемся обратно.
Глядя на Ювелира, брезгливо надевающего дешевые часы Доктора, хмыкнул даже Детектив. Доктор повернулся к нему.
— Вас я ничего не прошу делать, только посмотрите в эту камеру наблюдения под потолком. Как, вы раньше ее не заметили? Она здесь с особой целью, но вам, — Доктор поднял кверху палец, — об этом знать отнюдь не обязательно.
Детектив встал и перешел на другой конец веранды, вне поля зрения камеры.
— А я? — спросил Журналист. — В чем моя терапия?
— Она очень простая, — улыбнулся Доктор, доставая из кармана упаковку медицинского пластыря. — Если хоть один из ваших новых друзей — запомните, хоть один! — вечером пожалуется на вас, я заклею вам рот.