Страница 15 из 19
Мать вызвала такси и повезла дочь в ближайшее отделение милиции. Она рыдала, просила возбудить уголовное дело, отыскать бандитов и насильников, надругавшихся над дочерью. Но дежурный сотрудник милиции посмотрел на окровавленную Дину с обезображенным лицом, в грязном тряпье, и цинично заявил: „Сама, похоже, виновата. В полночь разгуливала по улице, спровоцировала ребят…“
Дина разрыдалась и бросилась прочь. Родители нашли ее вечером на одной из станций метро. Девушка покончила с собой…
Родители долго скрывали, что Дина написала предсмертное письмо и велела передать его мне, как только я вернусь.
Дрожащими руками мать вручила мне тетрадный листок в клеточку. Эта дрожь передалась и мне. Впервые у меня дрожали руки, а сердце подкатило к горлу и замерло.
„Любимый мой! Ты поймешь меня и простишь. После всего, что произошло, я не могу дальше жить, не могу ждать тебя и надеяться на что-то хорошее, светлое. Я уничтожена, раздавлена, как букашка, о которую вытерли ноги какие-то негодяи. Я не виновата, но никогда не переживу того, что со мной случилось. Я не смогу жить с таким грузом, не смогу смотреть тебе прямо в глаза… Я ухожу, но всегда буду помнить тебя и любить.
Я тоже был сломлен, раздавлен. Впервые с детских лет я горько плакал от тяжелой утраты, от бессилия. Мне тоже не хотелось жить — я хотел уйти вслед за любимой, но когда задумывался о том, что те подонки, которые уничтожили Дину, будут жить безнаказанно, во мне зрела страшная злость. Я готов был уйти, только после того, как расквитаюсь с ними. Но как их найти?
Я не хотел ничего делать, не хотел никого видеть. Я утратил ко всему интерес. Я подолгу лежал на диване, не в силах встать, а когда вставал, то двигался как сомнамбула. В голове моей все это время рефреном звучали слова Дины: „Я уничтожена, раздавлена, как букашка, о которую вытерли ноги какие-то негодяи… Я ухожу, но всегда буду помнить тебя и любить…“
Я пребывал в затяжной депрессии и родители мои, слава богу, не трогали меня, не докучали мне разговорами, убеждениями. Они все понимали и надеялись, что я сам найду в себе силы, чтобы выбраться из этого состояния.
Чтобы не сойти с ума, я стал искать способы отвлечься от тяжелых дум. Я стал просматривать видеокассеты. Среди них были старые, которые я приобрел еще до службы в армии, и новые, каких я ранее не видел. Скорее всего, мою видеотеку пополнили родители за время моего отсутствия. И вот перебирая кассеты, я наткнулся на один зарубежный боевик под названием „Жажда смерти“. Название заинтриговало меня. Я ведь тоже жаждал смерти. Я решил посмотреть боевик, а когда посмотрел, понял, что мне теперь ничего не остается, как последовать примеру героя этого фильма.
У меня была возможность достать огнестрельное оружие, но я отказался от этого варианта. Я понимал, что стрельба вызовет шум, взбудоражит ни в чем не повинных людей, да и любой прохожий может пострадать от случайного выстрела. Кроме того, от огнестрельного оружия останутся улики, те же гильзы, по которым меня быстро вычислят. А мне необходимо было покарать как можно больше негодяев. Я решил пойти другим путем — выточил на станке небольшую палицу и снабдил ее острыми шипами. Получилось легкое, удобное и очень эффективное холодное оружие. Овладевать приемами его применения мне не пришлось, ибо я в совершенстве владел приемами рукопашного боя.
Как только оружие было готово, я дождался темноты и отправился на улицы родного города. Маршрут мой пролегал тем же путем, которым, по моим сведениям, шла в ту трагическую ночь Дина. Я понимал, что шансы встретить тех подонков, которые напали на мою любимую и загубили ее жизнь, а заодно и мою, ничтожно малы. Но на улицах полно других, кто так же, как и они, выходят на ночную охоту и пытаются представить себя хозяевами жизни, властителями чужих судеб. Толпой нападают на стариков, девушек, подростков, которые не могут им дать отпор. Потешатся над старыми, слабыми, унижают, грабят, насилуют, убивают, а оставшихся в живых толкают на крайний шаг, как это было с моей Диной.
Я был уверен в своих силах, в своей правоте. Но признаться, не думал, что мне так легко удастся действовать, выходить из каждого нападения совершенно не пострадавшим. Иногда я бросался в толпу, где было до десяти крепких парней, разгоряченных спиртным. Со стороны можно было подумать, что они меня сомнут, сотрут в порошок. Но меня это не пугало — я ведь искал смерти. Но все эти ночные „герои“ оказывались жидкими на расправу. Лишь вначале пытались что-то предпринять. А потом покидали ристалище, спасая свою шкуру, оставляя при этом в беспомощном состоянии своих друзей. Случалось, что падали на колени и молили о пощаде. Особенно жестоко я действовал в отношении тех подонков, которые в пьяном угаре приставали к девушкам, крутили им руки, пытались затащить в подворотню или сквер, сорвать одежду. Все это ассоциировалось у меня с нападением на Дину. В таких случаях во мне просыпался зверь, и я был беспощаден.
Незадолго до своего ареста я дождался темноты и, как обычно, вышел во двор. В течение двух-трех часов я бродил по ночным улицам столицы в поисках хулиганствующих молодчиков, но на улицах было как никогда тихо. Я решил, что этот вечер пройдет спокойно, и поспешил закончить свой вояж. „Ну вот, — подумал я, — наконец-то, по ночным улицам Москвы можно пройти без опасений. И в этом есть и моя малая толика. Немало негодяев я проучил так, что они боятся теперь сами появляться вечером на улице“.
Я возвращался домой, когда впереди заметил подвыпившую компанию. Четверо ребят пытались догнать девушку, которая шла быстрым шагом то и дело оглядывалась. Когда они настигли ее, тот, что выглядел постарше других и был на голову выше своих друзей, схватил девушку за руку и потащил в сквер. Девушка закричала. Но длинный завернул ей за спину руку и стал зажимать рот. Я оказался рядом и бросился выручать девушку. Видя, что помощь подоспела, девушка попыталась вырваться, но длинный не намерен был ее отпускать. Он крикнул дружкам, чтобы они урезонили меня. Парни стали окружать меня, попытались сбить с ног. И тут я достал свою палицу и стал орудовать ею. Заметив, что я легко расправился с тремя крепкими парнями, длинный отпустил девушку и пустился бежать. Я легко настиг его и выместил на нем всю свою злость.
В ту ночь мне приснилась Дина. Как и тогда, когда я впервые встретил ее, она сидела на качелях в светлой куртке и берете, и с грустью смотрела на меня, покачивая головой. А потом сказала: „Хватит Дима, остановись. Они получили все сполна, и теперь ты можешь жить спокойно. Ты отомстил за меня, но не надо больше калечить и убивать, ведь при этом может пострадать и совершенно безвинный человек. Да и сама месть удел слабых людей. А ты у меня сильный…“ Я принялся убеждать ее, что уже никогда не смогу жить спокойно и обрету покой только тогда, когда окажусь рядом с ней. Поэтому я и жажду смерти. В ответ Дина только покачала головой, но ничего не ответила.
Интуиция подсказывала мне, что скоро всему придет конец. Я догадывался, что меня ищут и уже идут по моим следам. Недалек тот день, когда меня арестуют и приговорят к высшей мере наказания. Внутренне я был к этому готов и только желал, чтобы это случилось как можно скорее. Я жаждал смерти и искал ее.
Несколько дней я просидел дома, а когда вышел на ночную улицу в очередной раз, то интуитивно почувствовал, что это мой последний вояж. Я даже хотел вернуться и попрощаться с родителями, но потом передумал. Не хотел расстраивать стариков, зная, что они и так извелись из-за меня, состарились до срока.
Попытка убежать при задержании, это не трусость. Я просто хотел сыграть свою роль до конца, не хотел проявить слабость и сдаться. Я хотел остаться в глазах Дины сильным, каким она меня знала…»
Дмитрий Данилин был приговорен к пятнадцати годам лишения свободы. Приговор он встретил мужественно и даже остался разочарованным, ибо рассчитывал получить за свои деяния высшую меру наказания…