Меч истины

- А тот монах, он остался цел?

- Вот этого не знаю. Он ушёл вслед за ними, и больше никто его не видел.

Не хотелось думать плохого. Чем же задел её тот незнакомый человек? Я чувствовал, что это как-то связано со мной.

Кстати, пировал я уже без спутника. Когда мы пришли в корчму, Урса молча кивнул мне на прощание и растаял в сумерках. Не думал, что мне придётся увидеть его снова. Но мало ли, чего я не думаю?

За дверями корчмы послышался шум, голоса, потом крики. Некоторые из них были криками боли.

Корчемный вышибала шагнул за дверь. Я тоже поднялся из-за стола. Никто не подряжал меня наводить порядок, но раз Визария тут помнили, может, хватит моего появления, чтобы утихомирить дерущихся. И Тавра стоило отблагодарить. Положив руку на меч, я вышел наружу.

Снаружи всё обстояло хуже, чем думал. Нет, это не пьяная драка. Из дверей корчмы пробивалось достаточно света, к тому же ночь выдалась лунная, так что я сразу разглядел происходящее. Несколько детин, непонятного, но воинственного вида, зажали в угол двора моего сегодняшнего знакомца. Детины были из той породы, которая обильно расплодилась в наше время по всем местечкам приграничья: то ли стража, то ли разбойники, то ли наёмники. Думаю, при случае они бывали и тем, и другим, и третьим. Интересно, в какой роли они выступают сейчас?

И эти детины понятия не имели, что такое настоящий боец. Иначе не полезли бы всей кучей на Урсу. Он был щуплее любого из них, вот громилы и вообразили, будто сумеют его одолеть. Что же, они за это уже поплатились. На земле громко скулил один из нападавших. Рядом лежала его правая рука, отрубленная по локоть. Остальные, ворча, сгрудились поодаль, сжимая короткие, грубой ковки мечи. Глупость делали. Если бы Урса пожелал напасть, разметал бы их, как кучу камней: нельзя так толпиться, это мешает работать клинком.

Урса пока не нападал. Он стоял у поленницы, ощетинившись мечом и длинным кинжалом с гранёным лезвием.

- Что здесь? – спросил я, стараясь выглядеть как можно более грозно.

Никогда не говорил громко. У меня низкий голос, его, как правило, слышат. Сейчас тоже услышали. Громилы обернулись ко мне. Тот, кто выглядел предводителем – коренастый крепыш с непропорционально длинными руками – не проявил никакого почтения:

- Кто ещё тут?

Но за моей спиной обнаружился Тавр, который совсем не желал, чтобы на его постоялом дворе совершилось убийство.

- Ты хочешь познакомиться с мечом Визария? Отвечай, когда тебя спрашивают, Сострат.

Всегда удивлялся эффекту, производимому моим именем. Громилы задвигались, зашептались, потом обезьяноподобный Сострат подошёл ко мне.

- Этот человек – убийца, - внушительных размеров длань указала на Урсу.

- Предположим. Кого он убил? И почему вы нападаете на него толпой?

- Это стража, Визарий, - пояснил мне Тавр. Услыхав про убийство, он сделался мрачнее.

- Стража, говоришь? Так. Кто убит, где и когда?

Когда я говорю таким тоном, отвечают обычно без задержки.

- Тут одного в своём доме зарезали, - Сострат неопределённо мотнул головой куда-то влево.

Урса мог зарезать – в этом я убедился нынче днём. Причём он мог зарезать быстро и без особых колебаний. Но я ему обязан.

- И вы считаете, что убил этот человек? Почему?

Вот это для них был самый странный вопрос. Сострат обстоятельно пояснил:

- Никто его не знает. А оружия на нём, как косточек в малине. Он это, больше некому!

Как всегда в маленьких посёлках, во всём виноват чужак. Встревать не очень хотелось, я ещё не здоров для судебных поединков. Но это же Урса, четверть медведя.

- Отменная логика. Меня ты тоже не знаешь. И я вооружён. Выходит, я тоже убийца? Не многовато ли кандидатов? Убери своё оружие, Урса. Никто не станет на тебя нападать, пока я не назову виновного.

Он криво усмехнулся, но меч и кинжал спрятал.

- Веди на место, - приказал я Сострату.

И мы со стражниками проследовали к месту преступления всё той же нестройной толпой. Урса шёл в центре большого круга, его не разоружили, и приближаться к нему побаивались.

Дом стоял на краю погоста. В ноздри ударил резкий запах, это было жилище скорняка. Убитому повезло, что его вообще обнаружили – среди такой-то вони.

В доме было всё перевёрнуто вверх дном, словно там боролись. Или что-то искали. Последнее вернее. Так. Хозяин - здоровенный малый, среди скорняков мелких не бывает. Лежит на полу вниз лицом в луже собственной крови. Запах разложения за вонью гниющих кож неразличим, но червей на трупе ещё нет. Недавно зарезали. Я осторожно подошёл к убитому, стараясь не наступать на кровь, хотя она успела уже застыть. Кровь сворачивается быстро. К сожалению, я не знаю способа верно определить время смерти.

Так, а вот это уже интересно! Справа от убитого на краю кровавой лужи отпечатался след. Отпечаток неполный и нечёткий, он ведёт к окну. Тот, кто наступил здесь, прошёл до того, как кровь свернулась. То есть в первые же мгновения.

Я обернулся:

- Урса, разреши мне осмотреть твою обувь.

Мой спаситель криво усмехнулся, потом молча отошёл, поднял стул, сел на него и задрал ноги на стол. Вот так, значит?

Я внимательно осмотрел его подошвы. На ногах Урсы были мягкие кожаные сапоги со шнуровкой, довольно новые. Я сам такие носил, очень удобно. Никаких кровавых следов на подошвах. Кровь очень трудно отмыть, след всё равно остаётся. Он скорняка не убивал. Впрочем, я был в этом почти уверен и прежде. Мы вошли в посёлок на закате, расстались ровно настолько, чтобы я успел утолить голод и любопытство. Чтобы он за это время нашёл человека и за что-то его убил? Очень сомнительно!

- Этот человек – не убийца, - громко сказал я.

Провожатые, толпившиеся в дверях и пытавшиеся просовывать головы внутрь, натыкались на внушительный кулак Сострата, который тот совал любопытным под нос: «Не мешать!»

Когда я произнёс свой приговор, Урса иронически приподнял красивые брови, снова усмехнулся, потом опустил сапоги.

- А кто убил? – поинтересовался Сострат.

- Терпение, - я выпрямился.

Пожалуй, убийцу всё же надо найти, иначе завтра эти умники нападут на кого-нибудь ещё. Я продолжил осмотр. Итак, скорняку перерезали горло. В драке или… надо осмотреть его руки. Света не хватало. Я взял со стола опрокинутый светильник. Масло из него почти выбежало, но немного ещё оставалось. Вполне хватало посветить. Рядом валялась опрокинутая кружка. А на полу под столом – ещё одна, разбитая вдребезги. Уже хорошо.

Так. Кулаки не разбиты. Безоружен. Под ногтями нет крови. Он не сопротивлялся. Следы борьбы изобразили, чтобы ввести в заблуждение тех, кто будет разбираться. И почти ввели. Сострат и его команда убеждены, что убийца – чужак. А покойник ему доверял, иначе не поил бы вином. И не повернулся бы спиной. Вот тут-то убийца и перерезал ему горло. Следы крови по стенам – ударило струёй. Преступника должно было изрядно забрызгать. Одежду он, конечно, сменил. А вот сапоги… одна надежда…

Повернулся к присутствующим.

- Я пока не знаю, кто его убил и за что. Но у преступника кровь на сапоге. Ищите того, у кого выпачканы ноги.

Больше я, пожалуй, тут сделать не могу. Разве что… На краю посёлка, с восточной стороны, протекала жиденькая речушка – три шага в ширину. Берега речки обильно заросли терном, орешником и крапивой. Одно только место есть, где к воде легко подойти – водопой для скота.

Я тихо произнёс:

- Урса, не желаешь поохотиться?

Во всём посёлке было только два человека, о которых я точно знал, что они не убивали: он и я. И на случай, если убийца окажется проворным, мне не помешает напарник. Я к этому слишком привык. Этот парень напоминает Лугия. Мне хотелось, чтобы он был рядом в момент сшибки.

Он коротко глянул на меня, потом кивнул. Мы прошли сквозь толпу и в полном молчании проследовали к водопою. Куст орешника скрыл нашу засаду. Я ничего не объяснял. Урса – бывалый парень. Кажется, он всё понял сам.

Надежда была, конечно, зыбкой. Для такого дела воду можно набрать и в колодце. И всё же убийца пришёл именно к реке, уже на рассвете. Конечно, ему ведь надо было распоряжаться, делать вид, будто ведёт следствие. Визария слушать. И он не мог исчезнуть с глаз, не вызвав подозрений окружающих. В предутренних сумерках к воде подошёл человек, приметную фигуру которого я бы ни с кем не спутал. Человек уселся на травянистую кочку и принялся отмывать подошвы сапог. Я отвёл ветку орешника и вышел из своего укрытия.