Меч истины

Человек был высоким и худым. Обо мне можно сказать то же самое, и всё же разница есть. У меня массивный костяк, поэтому я не выгляжу хлипким, зато болезненная худоба удручает – всё мослы начинают выпирать. Мой спаситель был длинным и легкокостным. Его худоба была худобой молодого человека, не успевшего заматереть. Он весь был каким-то узким: от ступней и ладоней до странного удлиненного лица, на котором не хватало места огромным чёрным глазам, и они словно были оттянуты к вискам. Крючковатый нос делил повдоль это странное лицо: было впечатление, будто кто-то взял два египетских профиля и склеил их вместе.

- Ты сумасшедший? – снова спросил он.

- Нет, я больной.

- А на голову?

- Кажется и на голову, - это была абсолютная правда. Слуги епископа по этой голове хорошо так били.

Мне было неожиданно легко. Такое чувство я уже испытывал, когда в первый раз сразил чёрную тварь. Кто бы ни был этот незнакомец, я мог его не бояться.

Поляна багровела от крови, но тел больше не было. Должно быть, я провёл в беспамятстве достаточно долго, пока он их прятал.

- Тела никто не найдёт. Ничьи, - странный молодой человек, склонив голову на бок, разглядывал меня. – Чего ты скалишься, сумасшедший?

- Радуюсь, что остался жив.

- А ты остался жив?

- Кажется. Сейчас проверю.

Я попытался встать, ноги разъехались на мокрой траве, и я снова шлёпнулся на уже пострадавший зад.

- Болит. Значит жив.

Спаситель хмыкнул:

- Значит, жив? Хорошо, давай знакомиться. Я Урса.

Он произнёс это с угрюмой гордостью, словно его имя могло мне что-то говорить. Так гордятся боевым прозвищем молодые воины, пока мечты не уступят место суровому опыту. Парень был опытным, вон как стремительно разделался с шестерыми. Но именем своим гордился. А оно ему ужасно не подходило.

- Ага, значит, Урса. Только медведя нарезали ломтями повдоль. Тебе досталась четвертушка.

Наверное, я сильно ударился головой, потому что произнёс эту глупость вслух. Он удивлённо поднял красивые ровные брови:

- Вот так меня ещё не обзывали! По-всякому было: Ублюдок, Чудовище, Чокнутый Головорез. Но Четверть Медведя – это даже в голову не придёт. Ты всё же недоумок.

- Меня тоже так никогда не называли, - усмехнулся я.

- А как тебя называли? – спросил он, делая ударение на последнем слове.

- Обычно Марком Визарием. Но ещё Оглоблей, Мачтовой Сосной. И Высоколобой Орясиной, кажется.

Воспоминание о Лугии меня совсем развеселило. А в этом парне было что-то от моего друга – того, каким я его повстречал. Задиристая готовность противостоять всему миру.

Понятное дело, главное из моих прозвищ я не назвал. Урса считал меня забавным сумасшедшим, и, честно говоря, это нравилось мне больше, чем угрюмая опаска, с какой меня встречали обычно. К тому же, неизвестно, смогу ли ещё заниматься своим ремеслом. Вопреки всему, что обещал мне Метос.

Между тем, Урса продолжал крутить в руках мой меч.

- Какая хорошая штука!

- Да. Её делал бог.

Он снова поднял брови, насмехаясь:

- Бог дал такой меч недоумку? Или как там, Орясине? И зачем тебе меч?

Я рассмеялся:

- Он меня украшает. О, это был очень странный бог! Он вковал в этот клинок часть меня. Так что меч тоже может быть со странностями.

Мне показалось, что он его чуть не выронил. Но всё же перехватил черен, сделав вид, будто ничего не произошло, и провёл остриём круговую борозду во влажной земле.

- Особенный меч, говоришь? Чего же ты машешь им поверх голов?

Отвечать ему, значило признаться в чём-то таком, что сам я до сих пор считал не очень реальным. В первый раз Метос меня одурманил, и поединок я видел во сне. Всё, что происходит теперь - вдруг это оттого, что мне мозги хорошенько взбили и перемешали? Очень похоже, если вдуматься. И я продолжал бессмысленно улыбаться.

- Я машу поверх голов. Зато ты воюешь очень успешно. Я ещё не сказал тебе спасибо. Лишний раз убедился, что хороших людей на свете если и не больше, то они гораздо сильнее. По крайней мере, здесь и сейчас.

Полные губы разошлись в широкой, но невесёлой улыбке:

- Так ты считаешь меня хорошим человеком?

- Ну, в подобной ситуации мне трудно считать иначе. Ты спас мне жизнь.

- Я спас тебе жизнь, - медленно повторил он, словно удивляясь. – А что же сам? Драться совсем не умеешь?

- Умею. Просто не могу.

Его лицо отразило сомнение. Я поднялся на ноги и взял у него из рук меч. По-моему, он отдал его неохотно. Кашель унялся, поэтому я рискнул ему показать: наметил несколько ударов по невидимому противнику. Потом вернул меч в ножны, всё ещё висящие на поясе.

Урса смотрел очень пристально. Кажется, я его убедил.

- Почему ты не можешь драться?

- Я болен. Меня крепко били. Когда оправлюсь, быть может, ещё смогу.

Он внезапно отвернулся, поводя головой, потом словно решился:

- Хорошо, Орясина. Я провожу тебя. Раз уж ты не в состоянии защитить себя. Лес большой, в нём могут водиться и другие разбойники.

- О, теперь это не имеет значения! На моей стороне целая четверть медведя.

Кажется, он не обиделся, просто коротко усмехнулся в ответ.

*

Эта комедия продолжалась ровно до ближайшего селения. Там Урса перестал считать меня недоумком.

То-то мне казались знакомыми окрестности. В этих местах я уже бывал лет десять назад, и меня хорошо здесь запомнили. Сам же я догадался об этом только после того, как дородный корчмарь назвал меня по имени:

- Здравствуй, Визарий! Какое дело привело тебя в наши края?

А я не мог вспомнить, как его зовут. Со мной так бывает: слишком много людей видели меня в деле, я же обычно смотрю лишь на преступника. Потом они обращаются ко мне с приветствиями, и я усиленно изображаю, что тоже их помню. Чтобы не обидеть.

- Семейное дело, хозяин, - я решил не тратить время, достаточно потерял его в лесу. – Ты не помнишь, здесь не проезжали такие люди: чёрный великан, он слегка хромает, и у него три пальца на правой руке. Ещё молодая женщина, совершенно седая. Двое детишек. Невысокий светловолосый галл с большим мечом… и черноволосая воительница.

Про Аяну говорил с замиранием сердца. С тех пор, как услышал о её болезни, я проехал много десятков миль. Что, если её уже не было в живых?

В это время хозяина корчмы окликнули, чтобы сделать заказ. Я хоть имя узнал: Тавр. Такие клички обычно носят воины. А он и походил на легионера - постаревшего, оплывшего, но с острым взглядом и крепким кулаком. Если видел моих, то наверняка запомнил.

Тавр вернулся ко мне через некоторое время, принеся миску с тушёным мясом и кувшин вина. Мы продолжили разговор.

- Чёрного не помню. И седую женщину не видел. Вот светловолосый с воительницей… кажется, было что-то такое по весне. Сумасшедшая баба чуть не зарубила монаха. Тот светловолосый её удержал, я думал – подерутся на мечах. Потом меч сломался, а он её увёл. Странная была история.

У меня болезненно ёкнуло в груди:

- Монах… христианин, стало быть.

- Этих ты ищешь, Визарий?

- Хотелось бы верить. Может, вспомнишь что-нибудь ещё?

У трактирщика был гладкий лоб, исподволь переходящий в изрядную лысину. Он его наморщил.

- Кажется, сынишка подобрал обломок меча. Эй, Гилон, принеси!

Паренёк лет двенадцати, удивительно непохожий на отца – худой и цепкий, как котёнок – всё это время жадно слушал наш разговор. Должно быть, мальчик знает о Визарии. Интересно, чего ему нарассказали? Услышав приказ отца, он сорвался с места и мгновенно принёс рукоять с коротким обломком клинка. Мне хватило взгляда, чтобы узнать его.

- Спасибо, Тавр, ты мне очень помог!

Великое облегчение отразилось на моём лице. Корчмарь налил мне в кружку вина, я торопливо выпил, потому что меня вдруг затрясло.

Значит, в начале весны она была жива. И здорова настолько, что ухитрилась поднять мою спату на какого-то христианина. Моя жена никогда не отличалась миролюбивым характером.