Четвертое сословие

— Нет-нет, — сказал Таунсенд. — Пусть остается на прежнем месте. Скорее всего, здесь я больше не буду проводить встречи с людьми, о которых Армстронг не должен знать, но почему бы мне не встречаться здесь с теми, о ком я хочу, чтобы он узнал?

На ежемесячном заседании правления «Армстронг Коммьюникейшнз» финансовый директор доложил, что, по его оценке, «Глоуб» теряет около 100 тысяч фунтов каждую неделю. Какими бы глубокими ни были карманы Таунсенда, отрицательный денежный поток скоро опустошит их.

Армстронг улыбнулся, но ничего не сказал, пока сэр Пол Мэтланд не перешел ко второму пункту повестки дня, и попросил его проинформировать правление о своей последней поездке в Америку. Армстронг довел до их сведения, как обстоят дела в Нью-Йорке, и сообщил, что в ближайшем будущем намерен совершить еще один перелет через Атлантику. Он считал, что скоро компания будет в состоянии публично объявить о намерении купить «Нью-Йорк Стар».

Сэр Пол в ответ заявил, что его беспокоит масштабность подобного приобретения, и попросил не принимать никаких обязательств без одобрения правления. Армстронг заверил его, что у него и в мыслях не было поступить таким образом.

Когда перешли к «Другим вопросам», Питер Уэйкхем обратил внимание правления на статью в «Файнэншл Таймс», в которой говорилось, что Таунсенд недавно купил крупный комплекс складских помещений на Острове Собак, и по ночам туда все время что-то привозят грузовики без опознавательных знаков.

— Кто-нибудь знает, что там происходит? — сэр Пол обвел взглядом сидящих за столом.

— Нам известно, — ответил Армстронг, — что вместе с «Глоуб» Таунсенду подсунули транспортную компанию. Раз его газеты терпят убытки, вероятно, ему пришлось переключиться на другой бизнес.

Кто-то рассмеялся, только не сэр Пол.

— Это не объясняет, почему Таунсенд установил там столь серьезную систему безопасности, — покачал головой он. — Охранники, собаки, электронные ворота, колючая проволока по всему периметру — он что-то замышляет.

Армстронг со скучающим видом пожал плечами, и сэр Пол неохотно объявил заседание закрытым.

Три дня спустя Армстронгу позвонил младший швейцар из «Хауарда» и сообщил, что Таунсенд весь день и бо́льшую часть вечера провел в апартаментах «Фитцалан» с тремя представителями одного из ведущих профсоюзов типографских работников, которые выступают против сверхурочной работы. Армстронг решил, что они договариваются о повышении оплаты и улучшении условий в обмен на возвращение членов профсоюза к работе.

В следующий понедельник он улетел в Америку, уверенный, что выбрал самый подходящий момент для подготовки предложения о покупке «Нью-Йорк Стар», пока Таунсенд разбирается со своими проблемами в Лондоне.

Когда Таунсенд собрал всех работающих в «Глоуб» журналистов, многие решили, что хозяин наконец договорился с профсоюзами, и этот всеобщий сбор — не более чем камуфляж с целью показать всем, что он одержал победу над ними.

В четыре часа на редакционный этаж набилось больше семисот журналистов. Когда вошли Таунсенд и Брюс Келли, все замолчали и расступились, пропуская хозяина в центр зала. Таунсенд забрался на стол и обвел взглядом людей, которым предстояло решить его судьбу.

— Последние несколько месяцев, — тихо заговорил он, — мы с Брюсом Келли разрабатывали план, который, я уверен, изменит все наши жизни, а возможно, и всю журналистику этой страны в целом. У газет нет будущего, пока ими управляют так же, как и сто лет назад. Кто-то должен оказать сопротивление, и этим человеком буду я. Время пришло. Я намерен перевести все свои типографские и издательские работы на Остров Собак. Эта операция начнется в воскресенье в полночь.

Кто-то громко ахнул.

— Недавно я пришел к соглашению, — продолжал Таунсенд, — с Эриком Харрисоном, генеральным секретарем Союза печатников, и это соглашение даст нам шанс раз и навсегда избавиться от мертвой хватки «закрытого предприятия».

Некоторые ответили на его слова аплодисментами. Другие смотрели с неуверенностью, а кто-то — с откровенной злостью.

Потом хозяин стал объяснять журналистам, как будет организована столь масштабная операция.

— Проблема распространения будет решена с помощью нашего собственного парка грузовиков, и в будущем нам не придется зависеть от профсоюза железнодорожников, которые, несомненно, начнут забастовку в поддержку своих товарищей из профсоюза типографских работников. Мне остается только надеяться, что вы все поддержите меня в этом рискованном начинании. Есть вопросы?

В зале поднялся лес рук. Таунсенд кивнул человеку, стоявшему прямо перед ним.

— Как вы считаете, профсоюзы будут пикетировать новое здание, и если да, то какие меры безопасности вы приняли?

— На первую часть вопроса — ответ «да», — сказал Таунсенд. — Что касается второй, полиция посоветовала мне не разглашать их планы. Но я могу вас заверить, что вся эта операция получила поддержку премьер-министра и Кабинета.

По залу пронесся рокот недовольства. Таунсенд повернулся и показал на другую поднятую руку.

— Те из нас, кто не захочет участвовать в этом безумии, получат компенсацию?

Таунсенд надеялся, что кто-нибудь задаст этот вопрос.

— Советую внимательно прочитать ваши контракты, — ответил он. — Там ясно написано, какую компенсацию вы получите, если мне придется закрыть газету.

Зал загудел.

— Вы нам угрожаете? — спросил тот же журналист.

Таунсенд резко повернулся к нему и жестко сказал:

— Нет. Но если вы не поддержите меня, вы поставите под угрозу заработок каждого работника газеты.

Поднялись еще руки. Таунсенд дал слово стоявшей позади женщине.

— Сколько других профсоюзов согласились вас поддержать?

— Ни одного, — ответил он. — Думаю, все остальные устроят забастовку сразу после собрания.

Он кивнул еще кому-то и больше часа отвечал на вопросы. Когда он наконец слез со стола, было ясно, что журналисты разделились на два лагеря: одни одобряли его план, другие решили поддержать профсоюз печатников и принять участие во всеобщей забастовке.

Вечером Брюс сообщил ему, что Национальный союз журналистов выпустил пресс-релиз о намерении провести собрание всех служащих Таунсенда в десять часов утра. Собрание решит, какой ответ они дадут Таунсенду. Час спустя Таунсенд выпустил свой пресс-релиз.

Всю ночь он провел без сна, мучительно думая, правильно ли он поступил. Что, если он пустился в безрассудную авантюру, которая поставит всю его империю на колени? За прошедший месяц он получил только одно хорошее известие — его младший сын Грэхем, который жил с Кейт в Нью-Йорке, произнес свое первое слово, и этим словом было не «газета». Хотя он присутствовал при рождении ребенка, через три часа он уже поднимался на борт самолета в аэропорту Кеннеди. Иногда его одолевали сомнения, нужна ли ему такая жизнь.

Наутро приехав на работу, он сидел в одиночестве и ждал результатов собрания. Если они решат объявить забастовку, ему конец. После выхода пресс-релиза о его планах акции «Глобал Корпорейшн» за ночь упали на четыре пенса, а акции «Армстронг Коммьюникейшнз» — которая, безусловно, окажется в выигрыше, если его планы провалятся — поднялись на два.

Во втором часу дня в его кабинет без стука ворвался Брюс.

— Они тебя поддержали! — завопил он. Таунсенд вскинул голову, кровь прилила к его лицу. — Но голоса разделились почти поровну — 343 против 301 за то, чтобы принять твое предложение. Думаю, угроза закрыть газету, если они тебя не поддержат, в конечном счете, склонила их на твою сторону.

Чуть позже Таунсенд позвонил на Даунинг-Стрит, 10, и предупредил премьер-министра, что ожидается кровавая схватка, которая может продлиться несколько недель. Маргарет Тэтчер пообещала ему свою полную поддержку. Со временем стало ясно, что он не преувеличивал: журналисты и типографские рабочие входили в новый комплекс и выходили из него в сопровождении вооруженной полиции; к Таунсенду и Брюсу Келли приставили круглосуточную охрану, после того как оба получили анонимные угрозы.