Страница 7 из 8
— Можно, — ядовито улыбаясь, говорил повелитель тьмы, а сам уже с минуты на минуту готов был рассмеяться. Креймер, с мольбой о некотором количестве терпения в размере десяти тысяч штук (ну, или полторы тонны — как и в чём измеряется нынче терпение, никто не знает?), вскинул глаза к небу, после вновь глянул на собеседника и устало вздохнул. Ну, хотя бы у него есть возможность после выздоровления хорошенько этому говнюку уе…
— Джон, что значило то, что ты мне сказал, когда мы расставались с тобой около машины? Ну, я про шёпот… — Чес не хотел, но кровь прилила к щекам — и, блин, с какого хера, спрашивается? Константин оставался спокоен и даже улыбнулся; парень пристально на него смотрел.
— Ты знаешь, в разговорах с тобой я редко использую двусмысленные фразы. Поэтому и эти мои слова не что иное, как правда. Правда в самом прямом её значении, — он даже флегматично пожал плечами, словно для него это было как дважды два четыре. Только вот для Чеса это было пока что-то из высшей математики…
— То есть ты?.. — заткнулся; слово застряло в горле, в промежутке ещё сопротивляющегося отрицания — естественно не верилось. Креймер запнулся и почувствовал себя ещё более неловко, чем если бы сказал; он отчётливо видел совершенно спокойный, даже равнодушный взгляд Константина и поражался его пофигизму в такой ситуации. Лично у него весь мир перевернулся с ног на голову; точнее, когда-то в себе он такое подозревал. Но подозревать — не значит знать точно. И уж Креймер тем более не знал…
— Договори, Чес, лучше договори. Разве это что-нибудь сложное? — насмешливо вскинул бровь Джон, и уголок его рта дёрнулся в сторону; Креймер позабыл подобрать челюсть. Между тем ветер гулко завыл, и он по привычке вздрогнул, бегло оглянувшись вокруг себя; воспоминания прошедшего ещё не уходили на задний план, а вой ветра отчётливо напомнил вой демона… «Чёрт, вся атмосферность сбилась!» — вновь обернувшись к Джону, подумал водитель и как-то глупо улыбнулся.
— Верно, мне глупо спрашивать, что именно я должен договорить?
— Очень! — закатив глаза кверху, промычал Константин. Чес ощутил ещё больший стыд; хотя, по сути, это было каким-то автоматическим, принуждённым стыдом: на деле же стало как-то хорошо-хорошо и даже прекрасно, что уже казалось странным для его жизни и вечного отсутствия какого-нибудь намёка на счастье. Креймер ощутил ещё не остывший адреналин в крови после погони от демона, поэтому, усмехнувшись, про себя заметил, что было бы неплохо воспользоваться им и смело сказать всё как на духу. Так вот, значит, чем хорош экшн…
— То есть, Джон, ты действительно… любишь меня? — адресат лишь тихо улыбнулся — неизведанное до сих пор покорность отразилось в его улыбке — и молча прилёг на спину, беспечно смотря в весьма «живописное» небо.
— Блин, Джон, что за игнор? — живо спросил Креймер, будучи недовольным тем, что его вселенские усилия потрачены зря. А Константин лишь лежал и улыбался.
— Слушай, я, конечно, понимаю, что повелителям тьмы в порядке вещей игнорировать своих верных водителей, но, всё-таки, с какого ты молчишь в такой важный момент? Или что, я должен понять всё из твоего крайне красноречивого прекрасного взгляда? — водитель не стал дожидаться ответа и осторожно привстал, упираясь одной здоровой рукой; потом, сидя, развернулся, подполз к Джону и навис над ним, вперив пристальный требовательный взгляд в тёмные насмешливые глаза. Константин спокойно оглядывал его; Чес искренне не понимал, что происходит: то ли его жестоко обманывают и напарник сейчас разрядится хохотом, то ли это слишком явная истина, которую он сам, дурачок этакий, не понимал. Видимо, все эти вопросы и вся эта борьба отразились на его лице; улыбка Джона увеличивалась пропорционально тому, что понимал (не понимал) его водитель. В итоге Чес просто-напросто запутался и, не меняя своего положения, умоляюще смотрел на него, словно пытаясь сказать, что он, как и всегда, нуждается в объяснении. В объяснении самого простого, что только может быть. Но Креймер никогда этого не знал и не понимал; может, повелитель тьмы будет его первым учителем?
— Господи, Чес, ни капли взрослости! Всё-то ты не понимаешь и даже представить не можешь. Двусмысленное видишь в прямолинейном свете, а в том, что уже не нуждается в объяснении, требуешь дополнительного материала. Странный, ей-богу! Но нет, не за странность тебя любить нужно…
— А за что? Так, значит, правда?.. — ошеломлённо добавил он и отполз от Джона, присев и прижав колено к себе; взгляд его не шокировано, но всё-таки удивлённо шарил по окрестностям: грязь, темень, непроходимые кустарники, перерытая земля, холод — отсутствие всякой романтики, короче. Да, в книгах действительно признание в любви происходит куда лучше! Чес усмехнулся, забыл давно про свои вопросы и подумал, что так ему даже нравится — пусть в таком отвратном месте. Зато будет что вспомнить!
— Ты глупый, если не знаешь, что любят не за что-то, а вопреки чему-то. И, уж поверь, у нас с тобой этих «вопреки» завались! — Константин присел рядом с ним и повернул голову; Креймер боязливо заглянул ему в глаза, но нашёл там только то, что называется уютом и теплом — одним словом, он заглянул в родные глаза. И, кажется, если бы не сегодня, то он никогда бы не понял, какое прилагательное всё время искал, чтобы описать эту нередкую нежность в его сторону.
— Я теряюсь, что ответить, Джон…
— Можешь молчать. Молчание — золото. Особенно в твоём случае, — шептал Константин, усмехаясь и видя усмешку водителя. — Просто я знаю, что вертится у тебя на языке. Ты лишь малость нерешительный… ладно-ладно, временами, а то вдруг сейчас начнёшь рассыпаться в признаниях? — заметив поднимающуюся в нём бурю, поспешно добавил повелитель тьмы, опасливо на него поглядывая.
— Нет, Джон, я всё-таки, когда немного оклемаюсь, с тобой подерусь. Правда, — решительно и совсем серьёзно ответил Чес, в упор на него смотря. Мужчина громко рассмеялся и закивал.
— Окей-окей, я согласен! Нам нужно выпустить пар. Определённо…
— Только вот я не думал, что обрету счастье всей своей жизни (можно я погорю книжными фразами?), будучи весь в грязи, раненый, в какой-то жопе мира, где холодно, чем-то воняет и, к тому же, ни хрена не видно, — перебил его вдруг Чес, уткнувшись взглядом в землю. Джон пожал плечами, улыбаясь. Впрочем, и это Креймер говорил явно не на полном серьёзе.
— По-моему, нам ничего лучше и ненужно! При том, что признался я тоже в весьма не располагающей к романтике ситуации… знаешь, мне нравится ломать стереотипы и смывать банальности.
— О да, мы, конечно, оригинальны! Знаешь, наверное, со стороны это всё-таки глупая история. Просто ты её скрасил. Но, если пересмотреть кучу всей той дряни, что мы проходили вместе, можно отыскать вагон и маленькую тележку таких намёков. Ведь именно поэтому ты так смело уверил, что твои чувства не безответны? — Константин не без улыбки кивнул. — Вот! впрочем, и для меня это не новость…
— Я заметил, — с усмешкой перебил его Джон, а на возникающую волну протеста лишь схватил Чеса за подбородок и быстро, но безумно сладко и приятно прикоснулся к его обкусанным, сухим, со вкусом крови губам. Это тоже было что-то далёкое от губ из разряда карамельно-мармеладно-шоколадных… Креймер изумился, хотел было вырваться, но через пять секунд сопротивления согласился немного вкусить тот запретный плод, которым его потчевал повелитель тьмы. Целоваться было и приятно, и жутко холодно, и аморально, и ещё, кажется, плечо сильно заныло — видать, надорвал, пока откапывал ящик. Чес думал об этом, думал о Джоне, думал о том, как же ему хочется надрать этому наглому посланнику Ада задницу за то, что тот молчал Бог знает сколько времени и скрывал простые истины, думал о своей машине, точнее, об её отсутствии, думал о всём том дерьме (штрафах), которое придётся получать сегодня всё утро, думал о своём здоровье, потом припоминал, в порядке ли всё с Джоном и вроде бы успокаивался. Но, ясное дело, больше он думал о том, как бы не превратится здесь в тряпку; о да, целоваться Константин был мастер, хотя от его поцелуев становилось стыдно за собственные умения.