Страница 122 из 141
— Наш главный управляющий раньше жил в этом доме. Но после катастрофы с радостью переделал его под административное здание. Себе оставил только ванную, кухню и одну комнату. Именно из-за этой щедрости его здесь все любят, — полушёпотом возвестила Клара
Джон удивился: давно он не встречал людей, которые были бы благодарны за самопожертвование постороннего человека. Обычно толпа чихать хотела на такие благодеяния. Здесь толпа (да это было видно сразу) была другой… Клара сразу повела их в один из боковых кабинетов с деревянной окрашенной табличкой «Регистрация не проживающих в Хайд граждан». Судя по всему, раньше это было комнатой для ожидания или для гостей, почему-то пришло в голову Джону. Нельзя сказать, что говорило об этом: дорогие ли тканевые зелёные обои, или огромная хрустальная люстра под потолком, сейчас изрядно поблёкшая и уж давно не светившая, опустевшие ли чудесные резные полки из дерева, на которых раньше явно стояли либо фотографии, либо книги. Теперь комната потеряла былую роскошь, покрывшись пылью; за мощным тёмным столом сидела полная дама средних лет в круглых, как в комедийных фильмах, очках и что-то писала. Наверное, раньше здесь сидели хорошенькие женщины и дожидались, когда хозяин дома выйдет; даже в этом плане комната полностью утеряла прошлое.
Далее началась типичная процедура регистрации; имя, фамилия, где вообще жил до катастрофы и остальная, на самом деле, совсем никому ненужная информация. Их новое удостоверение личности было даже чем-то похожим на паспорт: твёрдая обложка, листочки с рисунками, даже какой-то собственный номер. Но больше всего Джона изумило, когда Клара им полушутя сказала, что сфотографируют их, скорее всего, завтра, чтобы они не выглядели на фото так измученно.
— То есть как сфотографируют? — Клара ожидала такое удивление, поэтому была готова ответить.
— Да-да, у нас остался ещё живой фотоаппарат. Батарейки к нему, правда, кончаются, а электричество на весь золота ещё… он даже сразу печатает маленькое фото. Знаете такие? У нас в деревне просто жили несколько профессиональных фотографов. Они с радостью поделились своими аппаратами для общего дела.
— Ничего себе, — хмыкнул, покачав головой, Чес. Им вручили их новые документы, назначили фотографирование на завтра и пожелали отличного знакомства с Хайдом.
После этого Клара вернула их в больницу, к терапевту, и распрощалась с ними до завтра. Улыбнувшись, она сказала им побольше отдыхать, поменьше волноваться, ведь теперь они в полной безопасности. Терапевт же уладил всю письменную волокиту и отправил медбрата показать им их палату. Все палаты находились в левом крыле здания; народу было мало, поэтому они получили отдельную светлую комнату с четырьмя пустыми кроватями. Джону и Чесу дали сменную одежду и бельё, старую предложили положить в контейнер; медбрат сказал, что со всем этим добром они должны проследовать вместе с ним до душевых, где он заберёт их старую одежду на стирку. Джон подумал, что его невероятно древнему, грязному и старому пальто это не помешает. В качестве новой одежды им выдали светлые хлопчатобумажные футболки, секондхэндные, но хорошо постиранные кофты разных цветов и формы, чёрные брюки из приятной на ощупь ткани и бельё.
Душевые, конечно, громко сказано: им отдельно разогрели воду в больших тазах, а холодную налили в другие. Но, конечно, полтора месяца заставили позабыть, что такое хороший душ или полная ванна; это казалось вершиной блаженства в сравнении с тюрьмой. Медбрат указал на мыло, шампунь, мочалки и покинул их. Джон с Чесом разбрелись по кабинкам. Было невероятно приятно сдирать с загрубевшей, покрытой в два слоя грязи кожи уже приросшую к ней ткань. Джон впервые так долго мылся, наблюдая, как с него тёмнми ручьями стекала пыль.
— Эй, Джон… — голос Чеса доносился приглушённо из-за льющейся воды. — В каком месте дантовской комедии было написано, что после Ада начинается Рай?
— Считай, мы её дописали, — процедил Джон, намыливая голову. — Я бы ещё не советовал бросаться такими громкими словами, как Рай. Уж тебе, как никому, знать это, — послышался лёгкий смешок Чеса; ещё он наверняка закивал. Конечно, он понимал это. Но ему, как и Джону, уже вовсю хотелось верить в лучшее; перенести что-то ещё было не под силу их нервам.
Невероятным, давно забытым оказалось чувство, когда можно так запросто лежать на чистой, мягкой кровати, в свежей, пахнущей порошком удобной одежде и не размышлять, как же выжить в этот день и где добыть еды. Как только после душа Джон с Чесом добрели до своих кроватей, они без сил упали на них и в таком положении и заснули. Пару раз Джон просыпался, вздрагивая, и резко садился, непонимающе оглядываясь вокруг себя, словно вспоминал про мнимую опасность. Потом память резко возвращалась к нему, ему становилось смешно и стыдно с себя и он вновь падал обратно. Мысли ещё тревожно и бессмысленно роились в голове, тело всё никак не могло расслабиться; слишком мягкая кровать стала Джону уже неудобной, ведь приходилось спать и на полу. Тело привыкло к ужасным условиям. Однако Джон уж точно не волновался за одно: привыкнет к хорошему он быстро.
Так они проспали до полудня. Чес проснулся бодрым, розовощёким, встал с кровати и тепло улыбнулся Джону. Лицо его сплошь было в пластырях, измазано мазями, ни одного живого места, казалось, но он всё равно был красив: глаза его горели сильным, ярко сияющим светом. Наконец-то взгляд был живым. Джон понимал, что долго этого добивался; только ли уют и спокойствие вернули прежнюю теплоту в эти глаза?
— Как ты? — спросил Константин и сам привстал с кровати, чтобы раздёрнуть шторы. Серый тусклый свет, пробившийся в их комнату, впервые в жизни не угнетал.
— Отлично. Я впервые за это долгое время так крепко спал, — парнишка сладко зевнул и потянулся.
— А я вот беспокойно… Знаешь, как будто тело ещё не привыкло к такому, — Джон опустил взгляд на ладонь, которой недавно ломал прут: огромная мозоль лопнула и теперь там была только сморщенная приплюснутая кожа.
— Моё тело, видимо, как-то с радостью желало это забыть, — Чес усмехнулся. Джон взглянул на него, кивнул, подошёл к его кровати и осторожно уселся рядом. Он чувствовал, что бывший напарник сильно хотел что-то сказать ему; в такие момент молчание наливалось плотным напряжением, а любые слова, могущие прорвать это облако, оказывались пустыми и бесполезными. Боковым зрением Константин наблюдал за Чесом: опустив голову, тот смотрел резко остекленевшим взглядом в пол, ладони сжал в кулаки, скулы его напряглись. Даже вчера вечером он так не волновался; хотя, наверное, тут объяснение простое: адреналин откинул всякие страхи, как алкоголь. Джон начинал бояться: как бы не было это то самое нечто, что разрушит их только вставшее на ноги счастье.
— Я… — Креймер запнулся, хмыкнул, прокашлялся.
— Можешь говорить, — Джон не смотрел на него, но постарался сказать это успокаивающе.
— Ладно… Я хотел сказать, что нам ведь будет непросто… в наших отношениях, — Чес снова прокашлялся, потом Джон ощутил, как карие глаза пристально уставились на него. — Просто я хотел предупредить тебя. И это если не учитывать то, что мы, оказывается, нетрадиционной ориентации…
— Знаешь, это всё отговорки, — Джон наконец повернулся к нему и несколько строго на него глянул. — В любом деле, Чес, в любых отношениях редко бывает легко. Бывает легко только в фильмах о любви. Будто ты не знал сложностей до меня… К тому же, мы с тобой всё же взрослые люди уже, не пятнадцатилетние подростки, которые только ищут себя, пробуются в различных отношениях, пытаются понять, к какому полу они тяготеют более. Да, чувство вчера было не самое лучшее, да и не только вчера — во всё время, пока мы скитались: как будто органы кто-то внутри переворачивал, а в лёгкие пускал метан, — Джон взял его ладонь и сжал. — Но я понял, что, и правда, ни с кем, кроме тебя, не обрету долгожданный покой; никому, кроме тебя, не смогу поведать свои тайны; никто, кроме тебя, не знает меня лучше и дольше всего. Просто в один момент я понял, что нет смысла скитаться по чужим людям, соваться в чужие сердца и требовать чужой любви, когда всё, чего желает человек в душевном плане, уже рядом, — Джон замолчал, понимая, что никогда ещё в жизни (кроме, разве что, вчера) он не говорил такие проникновенные вещи вслух кому-то. Чес, смотря ему в глаза, даже задержал дыхание, пока он говорил. Потом его губы дрогнули в лёгкой улыбке.