На осколках цивилизации

— Это, конечно, всё хорошо, но здесь речь о другом: о твоём здоровье, — Джон встал и подошёл к нему. — Ведь без лекарств ты едва держишься…

— Волнуешься? — Креймер немного приподнял голову и хитро улыбнулся, взглянув на него исподлобья. Джон не ответил — только приподнял его за подбородок пальцами и пристально заглянул в глаза. Кожа у Чеса всегда была прохладной, только во время сильной болезни — горячей; глаза его теперь блестели как-то слишком необычно — он будто хотел что-то сказать, но смотрели, как и прежде, преданно, даже излишне преданно. Константин не помнил, чтобы кто-нибудь так смотрел на него. Да и вообще: чтобы один мужчина так смотрел на другого. Обычно в таких случаях проявляется самовлюблённость и гордыня. Но этот парень, временами сильно гордый, совсем терял это качество, когда общался с ним. Джон видел, как этот свет не переставал гаснуть перед ужасной тьмой; светлая душа всегда была готова принять его в свои объятья.

— Джон… я вот тут думал… — он поднял свою руку и коснулся его ладони, которая была на его подбородке. — Точнее, представил: что было бы, если б не происходило этого… ужаса, — Константин отпустил его и присел на корточки перед ним; этим он выразил желание слушать. — Мне кажется, мы бы жили рядом. Я не знаю, как это бы произошло, но было бы очень хорошо, если б ты жил совсем недалеко, в том же подъезде, например. Если б не приключение, объединившее нас, ты бы ещё долго дулся на меня за моё молчание и избегал. Ведь правда?

— Правда, — Джон улыбнулся и ощутил, как рука Чеса плавно приподняла его ладонь на колено и сжала. Глаза паренька заблестели болезненным огнём — так иногда бывало, ведь он был ещё нездоров. Джон позволил ему эти прикосновения; впрочем, он ему теперь многое позволял.

Дыхание парнишки участилось; в полумраке пряди затенили половину его лица. Несмотря на приличный шум в комнате и частое поскрипывание дряхлого пола, они чувствовали себя так уединённо, словно в ближайшем радиусе не было ни души. «Странно… — подумал Джон, — это очень странное чувство, когда вокруг — вакуум. Слишком напоминает какой-то слезливый фильм, но… ни одного отвратительно слова с моей стороны. Я уже боюсь, Чес, что совсем сойду с ума…» Он обращался в мыслях как бы к Чесу, но на самом деле редко говорил подобное вслух. И, что странно, учитывая почти безэмоциональность его лица, Джону всегда казалось: Креймер понимает его. Вот и сейчас парнишка тяжко вздохнул и сжал губы; он будто хотел сказать «О, нет, Джон, ты уже сошёл с ума, дороги назад нет…» Шутка, конечно. Чёрт знает что значило это движение.

— А дальше? — спросил Константин, приподняв брови. Парень опустил глаза и хитро улыбнулся.

— А дальше мы бы стали потихоньку вспоминать друг друга. Только не в таком ускоренном режиме. И, кто знает, может, всё получилось бы менее болезненно…

«Болезненно!..» — Джон усмехнулся. Это было отвратительно, а не болезненно. Хуже, чем тогда, он себя никогда не чувствовал. Проще было растворить себя в кислоте; кажется, года два назад он бы так и сделал.

— А как мы бы стали жить рядом? Ведь наши дома были так далеко… — Константин слегка нахмурился, всерьёз задумавшись об этом.

— О, это мелочи! — Креймер рассмеялся звонко, словно Джон не понимал глупейших истин. — Мы бы придумали. А может, это случилось бы нескоро…

— И что, мы так всю жизнь бы жили, ничего не делая?

— Почему же? Ты бы работал, я — тоже. На первых порах нам бы такое казалось слишком обывательским, но… сейчас мы бы не прочь зажить такой жизнью, верно?

— Верно… — Джон задумался: Чес был до боли прав. Странно, как изменчивы желания и представление о комфорте. Раньше казалось идеальной жизнью всё время куда-то спешить, бежать, спасаться, стрелять, на полной скорости нестись по широким дорогам, внедряться в неизвестное с головой, точно не зная, выйдут ли они с ней обратно; а теперь что? Теперь бы место побезопаснее, еды вдоволь, поменьше людей — и плохих, и хороших, и собеседника такого, чтоб просто и по-человечески понимал. Был ли он доволен подобной жизнью раньше? Нет. А ведь она почти была.

— Жаль только, что теперь мы навряд ли дождёмся такой жизни… — с горькой ухмылкой проговорил Чес. Джон выпрямился, нехотя вытащил свою руку из его тёплой ладони и потрепал его по мягким волосам.

— Почему же? Нужно переждать эти переломные моменты, вот и всё.

— Ты бы хотел продолжить быть экзорцистом, если бы силы вернулись к тебе? — вдруг перебил его парень и буквально впился в него глазами. Джон усмехнулся.

— Силы так просто не возвращаются, дурачок. Я бы чувствовал или знал причину в таком случае. Здесь нечто большее. Как будто их вообще не было. И это плохо.

— Ты прав… помнишь, мы что-то читали подобное на той странной бумажке.

Джон подошёл к столику, где лежали пластиковые боксы с едой, и открыл один.

— Ладно, хорош говорить о всяком. Тебе нужно подкрепиться.

***

После ужина они ещё говорили о чём-то неважном; Джону тогда это всё напомнило тихий уютный вечер в компании близкого человека. Он сам не помнил, как давно испытывал это и точно ли то, что он испытывал, было верным. Что и скрывать: ему нравился Чес как собеседник; вероятно, Кейт не была такой. Да и сейчас трудно сказать, какой именно она была. Чем больше проходило дней, тем сильнее прошлое становилось лишь лёгким призраком, явившемся ему во сне и не более. Банально говорить, что тот период был спячкой, но больше назвать никак нельзя — он и правда спал, спал, как огромный медведь в своей тёплой берлоге и ни о чём не думал. Проблемы, как и жизнь, проходили мимо, а он всё спал… Он бы и мог сам очнуться, если б вокруг не стояла вечная зима. Разбудил его только пучок света, пробившийся сквозь ветви его жилища и резанувший по глазам; это был Креймер. Было не очень приятно выходить из тепла в эту вечную зиму, но он тогда ещё не представлял, что ожидало тех, кто поленился…

Впрочем, все эти мысли — только вода, раз из раза разбавляющая его жизнь. Раз из раза они становились всё предсказуемее и оттого отвратительнее… Они не несли смысловой нагрузки, скорее — смысловое расслабление.

Перед самым выходом Джону почему-то вспомнились слова Чеса об их альтернативном обывательском развитии жизней. Креймер в это время надевал свою серую куртку, сильно поношенную на локтях и спине. Константин перехватил его взгляд и почти прошептал:

— Знаешь, это была бы и правда хорошая идея, — он посмотрел на парня многозначительно и исподлобья, хмыкнув при этом. — Я бы не прочь провести с тобой, с таким тобой, какой ты есть, остаток жизни, который мне подарил Ад. И мне было бы всё равно, каким оказался бы этот остаток: бурным и смертельным или спокойным и заурядным. Я понял: мне было с тобой хорошо всегда, когда я не загонял себя в глупые рамки. Ты и сам понимаешь… — Чес медленно застёгивал молнию, не спуская с него внимательного и слегка удивлённого взгляда. Да и правда: нечасто услышишь от Джона Константина такие признания. Джон Константин и сам… и сам себе уже не удивлялся и искренно не понимал, почему ещё удивлялся бывший водитель.

— Ты удивительный человек… — это было настолько тихо, что Джон и сам не расслышал, что сказал. Наверное, Чес тоже, но он имел преимущество: он слышал голос его души, которая наверняка хотела сказать не только эти совсем обычные слова. Чес улыбнулся, выдохнул, опустил голову и, покачивая ею, тихо рассмеялся. Потом сделал несколько смелых шагов к нему и оказался на уже давно позволительно близком расстоянии к нему.

— О Джон!.. — воскликнул, поднял свои вмиг засиявшие смехом глаза. — Мне кажется, я счастлив. Несмотря ни на что. Просто потому, что нашёл тебя…

— Ты слишком легкомысленно называешь меня причиной твоего счастья. Тут как раз таки наоборот… ты просто привык ко мне. Думаю, тебе будет достаточно вспомнить некоторые моменты из прошлого, да даже далеко не надо заглядывать: когда мы с тобой спасались в первые дни, помнишь? Помнишь, сколько непроницаемых стен ты встречал на своём пути ко мне?..