Миллионы в пещере

Вместе с другими глубоко цивилизованными народами ристландцы самим богом призваны уничтожить красную опасность.

- Мы уже раз это попробовали! - крикнули из толпы, и я невольно заткнул уши - такой раздался пронзительный свист.

Я, как недавно Фидерлен, оглянулся, глазами спрашивая, продолжать ли. Отто Галлен с тем же бесстрастным выражением кивнул мне.

- Продолжайте, - прошептал, как будто прошипел, стоявший со мной рядом Фидерлен.

Потеряв уверенность, я продолжал. Мне хотелось задобрить толпу,войти к ней в доверие, и я сказал:

- Вы - нация воинов, все вы рождаетесь солдатами, унтерами, генералами, кому как удается!

Что тут поднялось! Они кричали, свистели, но потом затихли, на их лицах появилось любопытство.

И вдруг меня как будто что-то подхватило и понесло. От необычности обстановки, от того, что на меня смотрели сотни любопытных глаз, я забыл о том, что мне всегда надо быть начеку, что я нахожусь в чужом веке и более всего мне надо помнить о том, чтоб не выйти из своей роли, не проговориться. Обо всем этом я забыл.

Стал говорить о том, что было в покинутом мною веке.

Кажется, впервые за долгое время я говорил о том, что очень хорошо знал: о том, как передовые страны стали приносить цивилизацию в отсталые и как в этих отсталых странах прежде всего строились дороги. Эти дороги разом приобщили отсталые страны к цивилизации. По этим дорогам ввозилось то, что было не нужно цивилизованным государствам, и вывозилось то, что им было нужно. Именно так развивался в мое время прогресс, и на эти исторические воспоминания и натолкнул меня вид новой дороги и толпа туземцев, перед которой я говорил.

Уже давно Фидерлен потихоньку тянул меня за пиджак, но я был слишком увлечен и не мог остановиться.

Трудно описать, что происходило. Толпа кричала, оглушительно свистела, потрясала кулаками, лес кулаков поднялся над головами людей, и, что самое страшное, эти люди стремились к нам, к грузовику, на котором мы стояли. Их не пускали. Полицейские и любители-хористы оттесняли их, но они напирали и напирали.

Отто Галлен собирался произнести речь. Он стоял у микрофона и держал внизу дымящуюся трубку. Струившийся снизу дым делал его полное, как будто распухшее, бесстрастное лицо похожим на вдыхающего курения идола.

Толпа напирала. Кто-то рядом со мной сказал:

- Не вызвать ли войска?

- Не успеем, - сказал я, испытывая безумный страх.

Отто Галлен все-таки попытался произнести свою речь. Он что-то крикнул в микрофон, но его слова потонули в пронзительном свисте. С той стороны, где был «Веселый Августин», метнулся кегельный шар, он пронесся в сантиметре от головы Галлена.

Тот страшно побледнел и вдруг ткнулся в микрофон. Фидерлен упал на меня, все закачалось, грузовик, как бы для разбега, дал задний ход и рванулся вперед.

Не могу сказать, о чем именно я думал в этот миг: кажется, ни о чем не думал. В смертельном ужасе вскочил на борт машины и, зажмурившись, прыгнул.

Град ругательств встретил меня внизу. Кто-то с силой нахлобучил мне на глаза шляпу, теперь я уже ничего не видел. Меня перебрасывали из стороны в сторону, как куль муки, и отовсюду награждали тумаками. Не знаю, сколько это продолжалось, неожиданно кто-то с силой взял меня под руки, и я понял, что нахожусь среди своих.

Кто-то поправил на мне шляпу, и я увидел рядом с собой откуда-то взявшегося Гарри Гента.

- Какого черта вы прыгнули? - ругался Гарри. - Благодарите бога, что ваша голова по-прежнему на ваших плечах.

Я едва поспевал за Гарри. Ноги не слушались, душила одышка, я не мог произнести ни слова.

Гент втолкнул меня в машину Стэка. Я свалился на мягкие подушки рядом с генералом. Гент сел к шоферу, и машина помчалась.

Вечерние газеты меня огорчили. Не все, конечно, а те, что были заражены опасным духом. В этих газетах было подробно описано неудавшееся торжество открытия дороги и были помещены фотографии. Фотографы запечатлели три момента: я стою на борту грузовика и, втянув голову в плечи, готовлюсь к прыжку. Я - в воздухе. Я - в нахлобученной шляпе и рядом - волокущий меня Гарри Гент.

Было одно благоприятное обстоятельство - ни на одной фотографии нельзя было разглядеть моего лица.

Утренние газеты напечатали мое негодующее письмо. Я писал, что я - это не я.

Не я становился на борт грузовика, не я прыгал, не меня волочил Гент - все это клевета, я решительно утверждал и настаивал, что я - это не я.

Не в первый раз, размышлял я, читая эти строки, приходится мне утверждать, что я - это не я. И это после того, как мне с таким трудом удалось заставить поверить, что я - это я!

Но главное ведь не то, чтоб быть всегда самим собой, главное - всегда выигрывать.

Глава 25

ГУГО КНУТ ВХОДИТ В НОВУЮ РОЛЬ

Когда заключается сделка, кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. На этом построен мир.

Наш союз с Галленом, казалось, приносит выигрыш, и не малый, обеим сторонам. И это меня тревожило: я знал, придет время, и кто-то из нас непременно проиграет.

Концерн «Атомный рай», где я теперь был вторым после Уоджера лицом, передал Галлену все патенты, какие нужны были для того, чтоб на его заводах производилось атомное оружие. Галлен с нашей помощью сделал и страшную сокрушительную бомбу. И как только она была готова, он вместе с Фаренвагом отвез ее подальше и - взорвал!..

Фаренваг ликовал! Взрыв бомбы показал всему миру, что Ристландия - великая страна, Галлен - великий человек, а Фаренваг - непревзойденный стратег.

Правда, едва газеты успели оповестить мир об этом сенсационном событии, Уоджер взорвал свою бомбу, еще более страшную. Теперь уже Виспутия считалась самым великим государством, а Уоджер - величайшим человеком.

Уоджер - раз! Уоджер - два! - как бы отсчитывал над поверженным Галленом незримый арбитр, и не успел он произнести - три!, как неожиданно в Галонии взорвал свою бомбу новый атомный король - Маранс, и Галония была признана самой великой страной, а Маранс - величайшим из смертных.

Тогда мы с Уоджером взорвали такую бомбу, что, казалось, земля от этого взрыва остановилась! И чтоб не уступать никому первенства, мы взрывали и взрывали бомбы.

Самое страшное было в том, что, пока между нами шло это соревнование, красные далеко всех опередили и нам никак не удавалось их догнать.

Мы возились со своими бомбами на земле, а красные, как будто освободившись от земного притяжения, взлетели высоко в небо, они уже ступили на Луну, их корабли были вблизи Венеры!.. Мы, задирая головы, могли только наблюдать за ними - земля нас крепко держала. И мы взрывали и взрывали бомбы…

Мощные взрывы доносились из Ристландии - это Галлен вырывался вперед.

И тогда Галлен решил, что настало время менять в Ристландии образ правления. Почти вся Ристландия - ее заводы, фабрики, шахты - принадлежала ему и его компаньонам, бомбы он уже взрывал, так что можно было установить в государстве ту форму правления, которая больше всего Галлена устраивала.

Больше всего Галлена устраивало, чтоб во главе государства снова стоял какой-нибудь ефрейтор, а он, Галлен, мог бы ему указывать, как управлять.

Галлен не делился со мной своими планами. Он был самоуверен и властен. В его обращении даже со мной часто проскальзывали начальственные нотки, иногда мне казалось, что он видит во мне, да и во всех виспутинцах, лишь орудие для достижения своих целей. Но однажды, когда мы с Гентом приехали к нему на виллу, у Отто было несвойственное ему благодушное настроение, и он разоткровенничался.

В этот день у Галлена, кроме нас, были еще Фаренваг и несколько высокопоставленных ристландских чиновников.

Мы с Гарри вошли в кабинет Галлена, когда все уже были в сборе, и Отто Галлен, окутывая себя клубами дыма, говорил. Поздоровавшись с нами и предложив нам выпить, Отто продолжал: