Прощальное эхо

Наверное, так животные чувствуют приближение землетрясения или извержения вулкана. Андрей вдруг ясно, безошибочно, больно понял, что процесс уже пошел, что его жизнь в очередной раз рушится именно сейчас. Наташа уходит, уже ушла, хотя формально она еще здесь. Можно внушать себе что угодно, объяснять происходящее и физиологией, и психологией одинокого мужчины, и еще черт знает чем! Но если ее не удержать, не найти прямо сейчас, сию секунду, то все сломается, и уже навсегда. Наверное, жить без нее будет возможно, только вот зачем? «Я ее люблю? — спросил он сам себя удивленно. — Нет, не может этого быть! Есть Оксана, есть Настя, и никто больше мне не нужен… Неужели я люблю ее?»

Заколка хрустнула под пальцами, и металлическая планочка, перевернувшись в воздухе, отлетела в угол. Андрей зашвырнул оставшуюся в ладони бесполезную «деревяшку» в кресло и, взглянув на спящую Настеньку, вышел из квартиры.

К счастью, Серафима Викторовна оказалась дома. Он без предисловий стал уговаривать ее помочь ему. Соседка некоторое время задумчиво жевала нижнюю губу вставными зубами, потом кивнула и тут же предупреждающе развела руками, как бы пресекая его преждевременную радость:

— Посидеть с малышкой я, конечно, могу, — Серафима Викторовна выглядела настолько важной, будто собиралась подписывать важный международный договор, — но есть одна проблема. Даже не одна, а две! Во-первых, мне надо сходить в магазин за фруктами и молоком, а во-вторых, у меня на плите варится холодец, так что из квартиры я отлучаться не могу…

— Может быть, вы возьмете Настеньку к себе, в коляске? — неуверенно предложил Андрей.

— Возьму, — как ни странно, охотно согласилась Серафима Викторовна. — Только вот как же фрукты и молоко?

Он не стал уточнять, как же она собиралась идти в магазин, оставляя на плите беспризорный холодец. Пообещал, что все купит и принесет ей. Пока переехали в соседнюю квартиру вместе с коляской, пеленками, запасными подгузниками и бутылочками, прошло еще полчаса. На улицу Андрей вышел в половине восьмого. Наверное, если бы его спросили, зачем он это делает, он не смог бы связно объяснить. Он не знал, куда поехала Наташа, не предполагал даже, где ее искать. Слонялся, как маятник, у выхода из метро, желая одного — увидеть ее как можно раньше.

Когда за стеклянными дверями мелькнула знакомая курточка, Андрей вздрогнул от неожиданности. Он не ждал Наташу так скоро и, честно говоря, боялся, что она не вернется вообще. Но это была она. Она смотрела мимо него на шоссе, по которому неслись автомобили и, лязгая металлом, катились трамваи. Андрей бросился навстречу, задев плечом и чуть не сбив с ног продавщицу газет. Извинился, поддержал зашатавшийся раскладной столик. Снова отыскал Наташу глазами в толпе. Но она уже заметила его, вскинула вверх руки и выдохнула: «Андрей!»

— Наташка, — произнес он торопливо, обнимая ее за плечи и привлекая к себе, — только не говори ничего, ладно? Давай я сейчас скажу? Мне давно надо было объяснить, но я сам не знал до конца…

— И я не знала, ничего не знала. — Она наморщила лоб. — Я только сегодня поняла, когда ушла, как я люблю тебя… Я ведь тогда возле больницы сказала тебе правду. Потом соврала, чтобы ты не думал… чтобы не смеялся…

И он вдруг с каким-то даже ужасом понял, что смеяться ему сейчас хочется больше всего на свете. Смеяться, зарывшись лицом в ее мокрые, пахнущие дождем и снегом волосы. Смеяться, легко и счастливо, целуя пушистые кисточки ее ресниц.

— Я уйду сегодня, потому что это все неправильно, потому что Оксана, потому что… — шептала она, захлебываясь собственными словами и неотрывно глядя ему в глаза. А он говорил только: «Нет, нет, нет!» — и целовал ее щеки, виски, брови. Они стояли на самом оживленном пятачке, и на их спины то и дело кто-то налетал. И даже: «Я тебя люблю, правда, люблю» — Андрей произнес в тот момент, когда дама неопределенного возраста ткнулась в них с разбегу всей массой своего тяжеленного корпуса. Наташа ахнула, а дама завопила:

— Нет, ну надо же! Она еще и ахает. Встали посреди дороги и ахают! На эскалаторе нельзя спокойно проехать: положат головы друг другу на плечи, как лошади, и стоят лижутся! Господи, да что же это такое творится?

Потом они, обнявшись, шли к дому и останавливались ежесекундно, чтобы поцеловаться. До подъезда добирались, наверное, не меньше получаса… Войдя в квартиру, они упали на маленький диванчик в гостиной. И были ее пальцы, нежно и изучающе скользящие по его лицу, и черные стрелочки ее бровей, и ее губы, оказывается, такие ласковые! Наташа была нежная и податливая, чувствующая, угадывающая его, как никто другой. Только один раз слишком сильно стиснула его своими ногами, только один раз рванулась куда-то вверх с громким стоном. И тут же снова приникла к нему, тихая и счастливая.

— Ты моя жена, — задумчиво произнес Андрей, когда все кончилось. — Ты правда моя жена. Мне даже не нужно делать тебе предложения. Я вообще могу отправить тебя на кухню варить борщ… Странно, правда?

Она перевернулась на живот и подняла голову.

— Да, на самом деле странно… А хочешь, я кое-что скажу, чтобы ты поверил, что действительно только что… В общем, что только что целовал свою жену?

— Хочу, — он улыбнулся и провел указательным пальцем по ее позвоночнику.

— Ты не думай, что я тупая или бесчувственная. Просто я почему-то об этом все время думала, пока ехала домой. Ехала и думала, ехала и думала… Думала, что скажу тебе все, соберу вещи и уйду, но перед уходом надо было не забыть напомнить… Только не смейся, ладно? Я хотела спросить: ты дал Настеньке морковный сок?

Андрей расхохотался легко и счастливо, как не смеялся уже тысячу лет, а потом ткнулся лбом между ее острых, крылышками вздымающихся лопаток и прошептал прямо в ее теплую, узенькую спину:

— Хорошая моя девочка, как же я люблю тебя! Никуда ты не убежишь от меня. Никогда! Слышишь?..

Часть третья

Она потерла переносицу одновременно двумя указательными пальцами, как человек, за день уставший от очков, обреченно вздохнула и спросила:

— Ну и что ты от меня хочешь?

— Ты еще спрашиваешь? — Оксана в ярости врезала кулаком по стене. — Ты непонятно зачем соврала мне… Хотя нет, это как раз понятно! Вы с Потемкиным объединились против меня и действуете заодно. Только он мстит за то, что я его бросила, а ты за что? Надеешься таким образом добиться его расположения? Ну-ну, валяй! И вспоминай хоть иногда о том, что, даже расставшись со мной, он жить с тобой не стал, а нашел себе молоденькую шлюшку. Впрочем, твои эротические фантазии — это твое личное дело. А мне ты сейчас расскажешь все с самого начала, вот тогда я уйду…

Оксана раздражала Аллу, как назойливая крупная муха, не более того. Но даже обычная муха может испортить прекрасный день. Ей хотелось закрыться в ванной, включить воду на полную мощность, принять душ, а потом выйти и со счастливым изумлением обнаружить, что гостья не дождалась возвращения хозяйки. К сожалению, подобной роскоши позволить себе было нельзя. Поэтому она продолжала сторожевым псом, не пускающим чужака в квартиру, стоять у порога и слушать, как из совершенного темно-красного рта вылетают грубые и грязные слова, словно кровавые ошметки пены эпилептика во время приступа.

— Я жду! С самого начала! — выкрикнула Оксана, прислоняясь спиной к входной двери и всем своим видом демонстрируя полное нежелание трогаться с места.

— С Адама и Евы, что ли?.. Это, конечно, можно, но вряд ли мы до утра закончим. А если утром ты не выпустишь меня на работу, придется вызывать милицию.

— Перестань кривляться! Женщинам в твоем возрасте это уже не идет. А ты конкретно становишься похожа на клоуна из фильма ужасов. У них обычно красные глаза, а вокруг рта белым намалевано… Но лекцию на тему «До скольких лет можно подкрашивать глаза», я прочитаю как-нибудь в другой раз, а сейчас ты объяснишь мне, как получилось, что Андрей забрал моего ребенка?

Алла почувствовала, как в уголках, и в самом деле, уставших за день глаз начинает противно пощипывать: про краску для глаз Оксана напомнила вполне резонно, и от этого делалось еще обиднее. Накрасилась, хотелось казаться помоложе! Дура! Вот теперь стой и выслушивай насмешки молодой яростной стервы с персиковой кожей и гладкой длинной шеей!