Страница 6 из 329
К обеду отец привёл соседскую бабку и попросил присмотреть за дочкой, пока он будет искать в лесу одолень-траву. Герда хотела предупредить, чтобы не ходил. Там зло, Мрак и страшное пугало. Оно угрожает им всем! Но даже голос оставил её. – Лихорадка из леса пришла. Многих сегодня захватила. Двенадцать проклятых сестёр-трясавиц: Трясея, Огнея, Ледея, Гнетея, Грудея, Глухея, Ломея, Пухнея, Желтея, Корчея, Глядея, Невея, – шептала бабка наговоры грудным голосом и вытирала пот со лба Герды мокрой тряпкой. – Многих заберут, много горя принесут, пока не явится Сокол ясно солнышко, чтобы тучи над лесом разогнать. Озноб сменился жаром. Бред длился целую вечность. В кошачьем урчании чудилось: – Всё хорошо будет! Я не брошу, я не отдам тебя никому, пока сама не повелишь иначе! Герда впала в забытьё. Это был не обычный тусклый сон, кривым зеркалом отображающий явь, а яркое видение, западающее в душу надолго. Пустынное горное плато укрывал искрящийся снег. На горизонте показалось тёмное пятно. Оно быстро росло. Скоро стали различимы очертания всадника, за его спиной вился плащ. Вороной конь скакал по глубокому снегу, словно плыл по воздуху. Они приближались. Пускай бы всадник забрал её! Но из-за пережитого было страшно. Когда их разделяло всего несколько шагов, Герда проснулась. Жар спал. Лихорадка отступила без всяких трав. Всё, случившееся накануне болезни, подёрнулось мутной пеленой и показалось бредом. Бабка ушла, а к вечеру следующего дня вернулся отец. Герда бросилась накладывать ему ужин, но вдруг поняла, что есть он не будет. Его кожа пожелтела до пергаментного цвета, глаза воспалились, по лбу стекали капли пота, губы синели. Лечить-то надо его! – Одолень-траву нашёл? – спросила дочка. Тот угрюмо покачал головой: – Жупела на железный трон в лесу села. Порвала она мою цепь. Хозяйку саму лихорадит. Он еле добрался до лавки, лёг и впал в беспамятство. Полночи отец бредил, то зовя жену, то свою мать, чьего имени Герда не знала, а под утро сгорел, как свеча. Умер, так и не очнувшись. До последнего казалось, что всё обойдётся. Ведь сама, маленькая и слабая, спаслась. Почему отец сдался так легко? Герда плакала, злилась, потерянная стояла на его похоронах и никак не могла осознать, что это конец. Каждую ночь после в доме раздавались шорохи, будто ходил кто. Старики, которые ещё помнили древние обряды, говорили, что это душа, привязанная мирскими заботами, не может освободиться от земных оков. Лишь на сороковой день она оставит старый дом и пустится в плавание по Сумеречной реке на Тихий берег, где будет ждать жребия, чтобы возродиться в другом теле. Сердечная боль потихоньку притуплялась. Голова прояснилась. Надо было жить дальше, но навалившиеся заботы тянули в омут безысходности.