Страница 5 из 329
– Тоже мне, господа нашлись! Заплатите! Вы оба заплатите! – зашипел он и едва не свалился с порога. Герда ещё раз замахнулась и плотно затворила дверь. – Что же мы наделали, да? Соседи назовут нас глупцами, – она обернулась к отцу, на его лице отражалась её тревога. – Жаль, что Охотник и в самом деле не приедет. С Тихого берега мёртвых переправы нет. – Не переживай. Справимся. Главное, не терять веры и достоинства, – отец ласково коснулся её щеки. – Съезжу-ка я сам к губернатору и попрошу, чтобы сына унял. Мы же не чужие. Мать Вальдемара, Милка, приходилась маме сводной сестрой – приблудившейся на порог сироткой, к тому же настоящей ведьмой, которая якшалась с демонами и от них же умерла. Из-за этого и сын её казался полудемоном. – Может, не стоит? Скоро закат. Ветер воет тревожно, беду кличет, – Герда взяла отца за руки, но тот лишь покачал головой. – Короткой дорогой через лес я Вальдемара обгоню. Запри дверь на засов и никого не пускай. Он поцеловал дочку в лоб и ушёл. Пока она подметала в избе, в котелке приготовилась перловка. Поужинав одна, Герда уселась у печи и принялась чесать лён, полная решимости дождаться отца, даже если он явится под утро. С лежанки за ней наблюдал огненно-рыжий кот. Длинный, голенастый и тощий. Морда белая с шикарными усами, а веки ярких синих глаз тёмные – из-за этого казалось, что он носит маску. Его правое ухо было порвано, хотя Герда не замечала, чтобы он с кем-то дрался. Близился самый тёмный час перед рассветом. Несмотря на слипающиеся глаза и зевоту хотелось петь. Позвать бы музыкой сердца заплутавших мужчин домой, снова увидеть их живые лица. В детстве Герде очень хотелось научиться, но когда пыталась, в горле будто застревал ком. Он резал гортань и вызывал жуткий кашель. Отец даже к лекарю её водил, но тот разводил руками. Непонятно, из-за чего кашляет, может, кто порчу наслал, а может, из другой жизни пришло. Но порой, как сейчас, казалось, если Герда постарается, если вложит всю душу в слова, в искреннюю и нежную мелодию, дорогие люди не останутся равнодушными и обязательно вернутся к ней. Но грудь снова сдавило, и из горла вырывался один сухой кашель. Словно привлечённые им, на улице затрещали сороки, захлопали крыльями. В окна постучались ветви старой яблони, вспыхнули колдовской зеленью огни. В них появилось пугало. Вместо головы – холщовый мешок с нарисованными углём глазами и ртом. Вместо волос из дыр торчали пучки соломы. Красное платье засаленное, в заплатках и чёрных масляных пятнах, подпоясано тонкими ивовыми прутьями. Изгрызенный ржавчиной посох торчал из рукавов вместо рук. Из-под ветхого подола выглядывала белая кость – единственная нога. Как пугало двигалось, заметно не было. В один миг оно смотрело на Герду нарисованными глазами, а в следующий – постучалось в дверь. Нет, она все сказки-предупреждения знает. Ни за что не пустит, ни за что не позовёт! Даже если Вальдемар снова угрожать будет. Но дверь распахнулась сама, ляпнув об стену. – Шэк-шэк-шэк, ты уже меня впустила, пожелав стать мавкой лесной, – застрекотало по-сорочьи пугало, раскачивая железными руками из стороны в сторону. – Ступай за мной – великой силой тебя одарю. Всех обидчиков покарать сможешь, – мановение ока, и пугало уже склонилось над Гердой. – Ну же! Сгинул твой суженый Охотник! Не будет тебе жизни среди людей. Та нащупала пальцами приколотую к вороту рубахи брошь в виде веточки цветущего вереска – его подарок. Зашипел кот, спрыгнул с печи на пол и выгнулся горкой. – Не хочу с тобой. Ни с тобой, ни с Вальдемаром! Уходи! Герда заставила себя встать и потянулась за метлой. – Это моя воля! – Глупая! Мрак уже здесь! Поодиночке никто не спасётся! В распахнутую дверь змеями поползла чернота, побежала по стене и устелила потолок вязким туманом. «Будь с нами, будь одной из нас! – зашептали иные, куда более страшные, бесплотные голоса. – В золоте-шелках ходить станешь, все в ноги тебе упадут! Даже он! Он!» Мрак! Он, в самом деле, вернулся! Охотник погиб, и теперь некому прогнать напасть. Кот, единственный защитник, уже не шипел – кричал неистово, пружинился, готовясь к драке. – Не хочу. И с вами – не хочу. Отец! – испуганно всхлипнула Герда. Тени встроились в копьё и устремились ей грудь. – Морти! – с трепещущих губ сорвалось полузабытое имя. Копьё закрутилось по спирали вихрем, но ударило не Герду, а в пугало. Она зажмурилась, а когда распахнула веки, пугало уже стояло на пороге. – Ты передумаешь, когда всё потеряешь! – угрожающе прокаркало оно. Запели на дворе петухи, призывая зарю, замолчали сороки. Пугало скрылось за лесной опушкой. Герда устало приложила ладонь к груди. Кот, мурлыча, принялся тереться об её ноги. Обошлось! Только гнилая листва и болотная грязь на полу остались. – Что стряслось? – вбежал в избу отец. – Почему дверь отворила? – Всё хорошо, – прошептала Герда. Ноги подкосились. Он подхватил её и уложил на постель за печкой. Герда чувствовала себя разбитой, не могла ни пошевелиться, ни рассказать про пугало. Кот лежал рядом и грел урчанием, будто только оно и поддерживало в ней жизнь.