Страница 47 из 145
Я отвернулась, чтобы собраться с мыслями. Разговора у нас не получалось. Видно, эти полгода проложили между нами непреодолимую пропасть, испортив все, чего удалось добиться с таким трудом. Может, стоит просто более искренне и открыто выражать свои чувства? Как раньше.
Я снова обняла его, прижимаясь крепко, всем телом.
— Я так скучала, ты не представляешь. Молилась каждый день. Вспоминала. Думала, что мы будем делать, когда ты вернешься.
И все равно его отчуждение резало по живому. Раньше я хотя бы мысли его могла читать. Прямо, нужно спросить прямо! Я отстранилась.
— Что с тобой?
Он вяло замотал головой.
— Я тебе разонравилась? Скажи — я уйду и не стану тебе докучать. Не нужно мне этого!
Я вспыхнула эмоциями, хотя вовсе этого не хотела и отвернулась, отчаянно сражаясь со слезами.
— Нет-нет, — его теплые руки легли мне на плечи. — Прости, я просто…
Он замолчал. Горячее дыхание опаляло затылок, по телу проносились волны мелкой дрожи в предвкушении сладкой неги, желая ее всем существом. Не думала, что со мной такое может случиться.
— Вот, я привез подарок.
Я повернулась, и он вручил мне маленькую деревянную шкатулку. Откинув крышку, внутри я обнаружила роскошное ожерелье. Крупный жемчуг, чистый, с перламутровым блеском. Похожее украшение отец дарил мне на помолвку в Ильзаре.
— Ты с ума сошел? Оно же стоит безумных денег. Мне не с чем его надеть даже.
— Тогда я его выброшу! — он вырвал у меня шкатулку и впрямь собирался швырнуть ее на пол.
— Погоди! Ну перестань, — я отобрала ее обратно, убрала подальше на стол, а сама подошла и принялась целовать его лицо, чувствуя, как медленно он смягчается. — Оно очень красивое, просто очень дорогое. Не нужно ничего выбрасывать.
Он терпел. Или наслаждался моими ласками — я никак не могла понять.
— Ты… — я не знала, что говорить дальше. Пропасть отчуждения нужно было преодолеть последним отчаянным прыжком веры, но почему-то было страшно, хотя до этого я бросалась и в более глубокие бездны, не задумываясь. — Ты не хочешь помыться? Тут бани недалеко. Я познакомилась — могу договориться, чтобы тебе подогрели чистую воду.
— Нет, — выдохнул Микаш, глядя все также отчужденно, как и раньше. — Перед парадом мы все мылись, чтобы вступить в город чистыми.
— Тогда, может, поешь? Хорошая корчма совсем рядом, там всегда горячее есть, — я начала суетиться и тараторить, нервно махать руками.
Он перехватил мои ладони своими, продолжая смотреть.
— Я не голоден.
— Ну тогда… — я указала глазами на кровать, потому что больше шансов к отступлению у меня не было.
Он смотрел протяжно. Верхняя губа, подрагивая, приподнялась, чуть-чуть обнажив зубы. Что-то выдохнул себе под нос, я не расслышала. Но в следующий миг почувствовала его руки повсюду на своем теле. Щупают, ласкают через тонкую ткань летнего платья. И я сама льну к нему навстречу, обвиваю руками, целую выдубленное на ветру лицо. Его пальцы суматошно расстегивают булавки, задирают юбки. Еще чуть-чуть и послышится треск ткани. Прикосновения к голой коже другие, от щиколоток и вверх до бедер. Тело натягивается струной, в тугую судорогу сжимаются мышцы живота. Сейчас… будет… ожидание сводит с ума. За руками следуют губы, нежные трепетные поцелуи, как умеет только он. Платья задираются выше, обнажается грудь, кожу щекочет прохладный воздух, но тут же укрывают своей теплотой ладони, шершавые подушечки пальцев обводят ореолы сосков, кружат, катают между пальцев, опаляют жаром горячие губы. И вот уже платья свободно падают на пол.
Он отходит на шаг и оглядывает с головы до ног, внимательно останавливаясь на каждом кусочке тела.
— Повернись, — говорит он повелительным тоном. И я слушаюсь, ощущая, как нарастает тревога. Вдруг ему разонравилось? Вдруг что-то действительно изменилось?
Я затылком чувствовала, как он смотрит. Он подошел и убрал волосы с моих плеч.
— Что ты делаешь? — решилась спросить я, ощущая прикосновения у лопаток, подмышками, и вот его ладони снова на моей груди, мягко сжимают, мнут, и чувствуется на шее его теплое дыхание.
— Пытаюсь запомнить. На это раз все, каждую мелкую черточку. Жаль, что я не знаю слов, чтобы описать их.
Он трогает зубами кончик моего уха. По телу словно искра проходит. Не могу сдержать стонов, таю в его рыках, и ноги уже не держат.
Он толкает меня к кровати. Наскоро расстегивает рубашка и стягивает штаны. Я протягиваю к нему руки, молю:
— Скажи, что ты еще любишь, скажи, что еще хочешь, скажи, что ты еще со мной, мой единственный близкий человек.
Он улыбается, печально, как и всегда, тихо, грустно, смиренно. Опускается рядом. Наши обнаженные тела соприкасаются.
— Люблю, хочу, с тобой, всегда, — выдыхает он короткими отрывистыми словами.
Я обвила руками его плечи и принялась целовать лицо. Он закрывал глаза. Я видела, как трепещут его губы. И как же хорошо было, хорошо! Чувствовать, прикасаться, целовать. Наслаждаться каждым его вздохом, пить их из его губ. Он мелко вздрагивал, каждый раз, когда я целовала шею за ухом. Запрокидывал голову, приоткрывал припухший рот. Жался ко мне ближе, так туго, что я чувствовала тяжесть его желания. Его ладони поглаживали мои ягодицы, медленно, но неумолимо опускались все ниже, дразнили короткими прикосновениями, каждый раз проникающими все глубже. Они дразнили, сводили с ума. Громкий стон сорвался с губ. Хотелось то ли кричать, то ли плакать от бессилия.
Он убрал руки, подтянулся вверх, чтобы заглянуть мне в глаза. Чувствовала, как он тянул ко мне ниточки телепатической связи. Я распахивала перед ним свои мысли и эмоции, раздвигала широко свои колени и тут почувствовала его движение. Мощное, сильное, сокрушительное. Да, у него все выходило лучше, чем у меня. И мне оставалось лишь отдать себя во власть бушующего шторма ощущений.
Он замер глубоко во мне, явно наслаждаясь моментом полной внутренней тишины, безмолвия, отрешенности. Я ощущала его каждой порой, каждой пядью кожи. Наполненная изнутри. Инстинктивно сжимала его крепче, чтобы ощутить все до дна. Он рыкнул, глухо застонал. Я извивалась в беспамятстве, впивалась в его спину ногтями, а он будто бы ничего не чувствовал, сосредоточившись лишь на одном. Круговерть захватила тело, и я только чувствовала, как подбирается тугой вал, как опрокидывается пульсацией, обнимая его, зовя за собой. Он замер, вжимаясь в меня так, что стало трудно дышать. Все свершилось. Я устало распласталась под ним, закрыв глаза, и наслаждалась полным удовлетворением.
Мы лежали рядом. Он приткнулся ко мне боком и, наверное, уснул, а я задумчиво разглядывала жесткие соломенные волосы на его макушке. Все еще со мной. И так страшно. Я ведь не умею ни флиртовать, ни соблазнять, ни тем более удерживать. Мгновение, и он уйдет, как уходили все из моей жизни. И я снова останусь одна. Глаз начали наполняться слезами.
Я осторожно повернулась и хотела прижаться поближе к нему, но нечаянно разбудила. Он перевернулся на спину и уложил меня к себе на грудь.
— Прости, — прошептала я.
Он приоткрыл глаза и разглядывал меня свозь маленькие щелочки. Я боялась с ним заговорить, боялась потревожить или надоесть. К своему стыду, я даже не знала, что ему нравится. И что делать.
— Не плачь, принцесса. Я сделал тебе больно? — прошептал он. Наверное, на него капнуло случайно.
— Нет. Почему ты был так холоден?
— Не ожидал… и парни. Мне не следовало про тебя им рассказывать. Они потащили меня в бордель…
Я взвилась и занесла уже руку для пощечины, но вовремя себя остановила. Он смотрела на меня, широко распахнув сверкающие в отсветах пламени глаза. Я вспомнила, каким он бывает, когда я его бью, вспомнила. Я обмякла и опустила руку. Он глубоко дышал, все еще внимательно следя за моей реакцией.
— Надеюсь, ты не заразил меня никакой дрянью, — я попыталась встать, хотелось помыться, чем быстрее, тем лучше, и не показывать, как слезы текут в два ручья.
— Стой! — он обхватил меня за талию и притянул обратно. Да куда мне против такой силищи. — Я все-таки сделал больно, да? Не беспокойся, ты ничем не заразишься, потому что я ни с кем не спал.