Страница 16 из 161
— Лучше бы на улицу, — запоздало пробормотал Микаш, но женщина не расслышала.
— Клади сюда, здесь никто не помешает.
Микаш уложил принцессу на кушетку и снова принялся бороться со шнуровкой корсета дрожащими пальцами. Со злости хотелось ее разорвать, но Микаш боялся причинить вред принцесске.
«Пожалуйста, пожалуйста, только живи! Я не хотел!»
Служанка оттеснила его к двери и взялась за дело сама. Микаш отвернулся, чтобы не видеть обнаженного тела. Того, что никогда не будет его.
Дверь громко хлопнула, и в комнату ворвался лорд Веломри.
— Что происходит? — строго вопросил он.
— Что происходит?! Я тебе отвечу, душегуб проклятый, что происходит! — вызверилась на хозяина старая служанка — тот аж опешил. — Ты же чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и весь твой орден поганый вместе с ними!
— Помолчи, Эгле. Все с ней в порядке будет. Не сахарная — не растает, — гулко ответил он и обернул горящий взор на Микаша. — А ты кто?
— Я слуга мастера Йордена. Ей стало плохо, и мне велели перенести ее сюда.
— Где твой хозяин?
— Отлучился. Устал с дороги.
— Побрезговал моей дочерью?
— Что вы, как можно! Она такая красивая!
Голос подвел, выдав слишком много эмоций. Лорд Веломри расхохотался. Он же тоже телепат. Догадался!
— Проваливай отсюда, голодранец! Не смей больше ни прикасаться, ни даже смотреть в ее сторону, иначе я велю живодерам тебя выпотрошить и выставлю твое чучело в трофейном зале среди демонов.
Микаш покорно опустил глаза.
— Да, милорд. Простите, милорд.
— Ступай. И ни слова, слышишь, ни слова о том, что здесь было, — лорд Веломри швырнул ему увесистый кошель.
Последний короткий взгляд на бледное, без кровинки лицо принцесски, и Микаш вышел за дверь. Там прислушался. Она заговорила. Микаш облегченно выдохнул. Все будет в порядке. Несуразные, навеянные паникой мысли о том, что он и впрямь жуткая тварь, разрушающая все, к чему прикасается, уступили место рациональному осознанию: это все дар, принцесска отразила его телепатию и направила против него. Это выжало из нее все силы. Вон как ее отец перепугался. Говорят же, дар жены проклятье для мужа. Для такого, как Йорден, уж точно, хотя Микаш бы справился. Нет, ее отец прав, нечего голодранцу с принцесской делать.
«Я больше тебя не потревожу. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя».
Микаш ушел на конюшню, чтобы по привычке зарыться в теплую солому в пустом деннике. И, прислушиваясь мирному сопению лошадей в соседних денниках, задремал. Сон пришел странный. Будто принцесска плакала в темноте и звала его, звала хоть кого-нибудь. Так жалко и больно за нее делалось, что он протягивал к ней руки, обнимал и шептал ласковые слова, нарушая недавнее обещание. «Мы вдвоем против всего мира». Ладонь к ладони, переплетены пальцы — не разрубить.
========== 7. ==========
Я очнулась от того, что на лицо брызнули противной холодной водой. Корсет уже не давил — сверху укрывала лишь мягкая простынь. Рядом горемычно причитала нянюшка:
— Что ж ты, душегуб, наделал?! Чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и весь твой орден поганый вместе с ними!
— Помолчи, Эгле. Всё с ней в порядке будет. Не сахарная — не растает, — перекрыл её громкий папин голос. — А ты чего ждёшь?
Что-то звякнуло, словно папа отсчитывал монеты из кошеля.
— Ступай. И ни слова, слышишь, ни слова о том, что тут было!
— Да, милорд. Простите, милорд, — пробормотал кто-то тихо-тихо.
Я словно узнала… нет, не может быть. Он не реален. Прижимая к себе простынь, чтобы не остаться нагой, я поднялась с кушетки, на которую меня уложили после обморока, но увидела лишь, как стукнула об притвор дверь.
Нет, мне всё просто почудилось.
— Обнаглели совсем эти простолюдины. Никакого уважения к знати, — посетовал папа, но, увидев меня, тут же просиял. — Ты как?
Я легла обратно, натянув простынь до подбородка. Глаза резало от света. Сердце бешено колотилось, пуская по всему телу волны пульсаций. Голова гудела и кружилась, напоминая о недавнем обмороке. Всё-таки опозорилась. Надо было больше отдыхать.
Папа нахмурился и сунул мне под нос походную флягу, которую обычно наполнял восстанавливающим силы зельем. Но оно действовало только на тех, у кого был дар. Я недоумённо потупилась.
— Выпей — полегчает, — папа силой влил в рот ядрёный, отдающий мятой и базиликом напиток.
Удушливый кашель согнул пополам. Папа отставил флягу и провёл вокруг меня руками, внимательно вглядываясь во что-то доступное лишь ему одному.
— Скажи, дочь, ты ведь не была с мужчиной? — строго спросил он.
Я аж дёрнулась от возмущения. Как он мог такое подумать?! Нянюшка надавила на плечи, заставив лежать неподвижно, и ответила вместо меня:
— Совсем чокнулся со своим орденом?! Девочка чиста, как в день своего рождения. Это даже без всякого дара видно!
— Я не Вейас, — устало прохрипела и отвернулась. Гадко даже думать! Я бы никогда не отдалась мужчине вне брака.
— Вижу, извини. Всё происходит слишком быстро: помолвка и церемония… — папа ласково потрепал по волосам, поцеловал в висок и неразборчиво забормотал: — Это так некстати. Хотя следовало ожидать подобного, учитывая обстоятельства. — Потом вдруг приподнял мой подбородок кончиком пальца и заставил взглянуть в глаза: — Ты ничего не слышала перед обмороком?
— Все превратились в свиней, — измученно выдавила я. Видение на пиру оживляло и кошмар о поглотившей мир тьме. Я уже почти забыла о нём, но теперь смятение и страх навалились с утроенной силой.
— Свиней?! — кустистые брови папы грозно сошлись над переносицей. — Интересные у кого-то фантазии. Найду — голову оторву!
Я отвернулась, кожей ощущая его негодование. От чужих эмоций становилось больно. Хотелось закрыться и ни о чём не думать.
— Отдыхай. На люди тебе сегодня показываться не стоит. Я пойду к гостям и всё объясню, а потом отведу тебя в святилище. Там сразу полегчает. А пока лежи.
Он ушёл, еле слышно хлопнув дверью. В этот раз совсем не хотелось его задерживать. Я прижала колени к груди и обняла их руками. Лежала так, не шевелясь, чувствуя, что нахожусь в мерцающем коконе, который отгораживает меня от всех, защищает. Только мысли прогнать не удавалось. Липкий страх щекотал нервы: «А принцессочка-то чудо как хороша! Принцессочка… принцессочка…»
По телу пробежала волна мелкой дрожи. Засосало под ложечкой.
— Нянюшка, — старуха уселась у изголовья, с тревогой изучая моё лицо. Должно быть, выглядела я ещё хуже, чем чувствовала себя. — Что значит, если тебе постоянно снится один и тот же сон? Мы ведь не видим вещих снов, так почему он преследует меня?
— Твоя жизнь скоро сильно изменится. Вот ты и переживаешь, — нянюшка гладила меня по волосам, как папа. Только от неё исходило тёплое спокойствие и умиротворение. Становилось чуть легче. — Иногда мы сталкиваемся с бедами, с которыми не можем справиться. Они не оставляют нас даже ночью. Тогда во сне сами боги приходят на помощь: говорят, объясняют, показывают. Как только поймёшь, что тебе пытаются подсказать, всё решится само. Хочешь, подумаем вместе. Что тебе снится?