Страница 4 из 54
На все вопросы девчонка отвечала односложно: не знаю, не помню. Лейтенантша подумала, что, может, она, в самом деле, не помнит - врачи говорили, что такое вполне возможно.
Кира сделала вид, что ужасно устала от расспросов, закрыла глаза и отвернулась к стене. Девушка-милиционер ушла, недовольная необщительной пациенткой. Милиция посылала запросы, её фотографии разослали по разным отделениям. Но никто её не знал, никто её не искал. И никому она была не нужна.
Тут она ошибалась. Она оказалась нужной малышам в палате, молоденькой докторше Анне Константиновне и санитарке, или, как их называли в детском отделении, нянечке Варваре Тихоновне.
В тот день, когда её доставили в больницу, к ним в палату определили четырёхлетнего мальчишечку со сломанной в двух местах рукой. Как уж он свалился так "удачно" в детском садике - одному Богу известно. Как-то, уже засыпая, Кира услышала, что Стасик плачет. Она встала, выглянула в коридор: на настенных круглых часах стрелки показывали начало первого, на столе медсестры горела лампа, но самой медсестры не было. Кира подошла к Стасиковой кровати. Тот лежал на спине с закрытыми глазами, их которых потоком лились слёзы. Помочь бы ему, но Кирин дар исцелять куда-то исчез и пока никак не проявлялся.
-Стасик, - тихонько позвала Кира, - у тебя ручка болит? Позвать сестричку?
Мальчишка затаился, не открывал глаза, но слёзы продолжали бежать по щекам.
Она осторожно погладила мальчишку по растрёпанным рыжим волосёнкам. Он шмыгнул носом и вдруг протянул к ней обе руки: и ту, что была закована в гипс, и здоровую, но глаза так и не открыл. Кира беспомощно оглянулась: не очень-то она разбиралась в детских слезах. Но всё же взяла Стасика на руки - он оказался довольно тяжёлым - и присела с ним на кровать. Он чуть поёрзал, устраиваясь удобнее у неё на руках:
-Хочу к маме, - прошептал он.
-Завтра, завтра мама придёт, - она чуть покачивала его и сама себе удивлялась: сердце вдруг сжало, мягко и щекотно, а глаза заволокло слезами. Наверное, потому она и не заметила, как в палату вошла молоденькая докторша и неслышно стала возле них.
-Сейчас он успокоится, - улыбнулась она Кире и ласково погладила Стасика по голове. Через минуту он уже спал, посапывая носом.
-Положи его, он теперь до утра не проснётся, - сказала докторша. Кира уложила мальчика, укрыла его одеялом до самого носа - в палате стало прохладно - и повернулась к докторше. Они оказались почти одного роста: тоненькая улыбчивая докторша и Кира.
-Меня зовут Анна Константиновна. Это твоё место?- она подошла к Кириной кровати. Та кивнула. - Иди сюда, посидим, поболтаем.
Кира присела рядом. Она разглядывала докторшу: хорошенькая, с ямочками на щеках, непокорные тёмные волосы не желали прятаться под медицинской шапочкой, в голубых глазах - лучистых и прозрачных - улыбка и мягкая грусть.
-Тебя зовут Кира? - спросила Анна Константиновна. - Ты совсем взрослая для этого отделения. Они в истории болезни записали, что тебе четырнадцать лет. Но ведь это не так. Я права?
-О чём вы? - она стойко выдержала взгляд голубых глаз. Потянулась за одеялом - отопление отключили что ли? - закуталась с головой, - вам не холодно?
-Нет, не холодно, - беззаботно улыбнулась Анна Константиновна, - Но ты не хочешь говорить об этом? Ну и ладно. Люблю ночные дежурства: все спят, тихо.
"Она похожа на куклу, - подумала Кира, - на большую забытую куклу"
-Вот уж нет! - фыркнула Анна Константиновна, - Совсем я не похожа на куклу, и уж тем более на забытую. Никто меня не забывал... Придумала тоже... "Зайку бросила хозяйка..." Ну что ты так смотришь? Ты, небось, подумала, что я мысли читаю. Конечно, нет. Всё очень просто. Видишь ли, я не просто доктор, я психиатр. То, что я похожа на большого пупса, мне все об этом твердят. И ещё ты прошептала слово "забытая", прошептала, а сама этого не заметила. Я права?
Кира не удержалась и улыбнулась в ответ:
-В самом деле, всё просто.
-Вот видишь! Ладно, ложись уже спать, - докторша встала, - ещё увидимся. Спокойной ночи!
Дежурила Анна Константиновна часто - почти каждую ночь, и всякий раз она заходила к Кире. У них вошло в привычку встречаться после двенадцати и час-другой по-дружески болтать. Кира удивлялась, как это юная докторша не устаёт от таких дежурств. Анна Константиновна, попросту Аня - она сама предложила перейти на "ты" - только смеялась в ответ на Кирины вопросы. Они говорили о прочитанных книжках - обе любили Куприна и Бунина, только Кира хорошо знала написанное до двенадцатого года. Анечка же присоветовала ей почитать позднего Бунина.
Говорили о кино, о театре - и тут Аня рассказывала последние новости. Как-то Кира решилась и выложила ей всю свою историю. Правда, при этом она сочинила, что вычитала всё это в одной книге, название которой не запомнила.
Анна Константиновна молча выслушала её, покачала головой, вздохнула:
-Главное - не отчаивайся! Не знаю когда, но всё у тебя получится. Вот тогда и вспомнишь меня.
Кира ничего не ответила, лишь опустила голову, скрывая набежавшие слёзы и поплотнее закутываясь в одеяло, - всё же отопление по ночам отвратительно работало.
О себе Анечка тоже рассказала. Родилась за год до конца войны, но отца никогда не видела, потому что, едва оправившись от ранения, прямо из госпиталя он вновь ушёл на фронт. И сгинул лейтенантик на Ораниенбаумском плацдарме, так и не узнав, что добрая и ласковая сестричка, так умело и легко перевязывавшая его простреленное плечо, родила дочку Анечку с такими же яркими, как у него, голубыми глазами.
Трудные послевоенные годы не испортили характер Аниной мамы, оставалась она по-прежнему ласковой, весёлой и смогла Анечку вырастить такой же. Девочка с медалью окончила школу, легко поступила в медицинский институт, хотя на каждое место было по семнадцать абитуриентов и охотнее брали мальчиков. Её всегда привлекала психиатрия, особенно детская. А теперь, в двадцать четыре года, она уже дипломированный врач-интерн и ей обеспечено место в детской больнице. На Кирин вопрос, почему в ту ночь она заглянула в их палату, Анечка неопределённо пожала плечами:
-Сама не знаю. Меня будто кто-то толкнул и сказал, что я там нужна.
Ни на секунду не пожалела Кира, что Анечка теперь всё о ней знает. Лишь спросила:
-Ты думаешь, что я сумасшедшая?
Та покачала головой:
-Раньше, наверное, так бы и подумала. Но теперь - нет. Слишком многое на свете нам ещё не известно, - помолчала, прошлась по полутёмной палате, где над Кириной кроватью горела тусклая лампочка в металлической воронке. - Но как ты себе представляешь возвращение назад? Ты же захочешь вернуться, да? Ну вот! Нет, как ты это сделаешь - меня не интересует. Тут другое... Вот, допустим, ты уже там. И что? Ты думаешь, твой муж будет помнить тебя? А если, нет? Тебе же заново придётся всё-всё строить, понимаешь?
-Но почему? Ведь он так же, как и я, вернётся в своё время...
-Я знаю лишь одно: со временем шутки плохи. И ты можешь всё забыть, и он тоже. Что тогда? Вы не встретитесь никогда. Или, допустим, ты вернулась туда до момента вашей первой встречи. Он же тебя вообще не знает.
-Чушь какая-то получается, - Кира ткнулась лицом в подушку. - Нет-нет! Он, как и я, будет всё помнить. Или вот что: я найду его и всё расскажу.
-Ты только представь: к тебе подходит неизвестный человек и вдруг говорит, что он твой муж и что вы только что вернулись из далёкого будущего. Как ты отреагируешь? Вот то-то же! Есть лишь один вариант...
-Один? Какой?
-Ты находишь его, и вы остаётесь в этом времени навсегда.
-Ни за что, - тряхнув головой, заявила Кира. - Да, теперь здесь самолёты, телевизор, лекарства... Но мой дом там, и только там! И я знаю, что для Штефана тоже. Как тебе объяснить? Каждый должен жить в своём времени, должен прожить свою жизнь. А я как будто живу чужую. Знаешь, как актёры в кино или в театре проживают чужие жизни. А потом они приходят домой и у них начинается их собственная история. Так и у меня.