Страница 3 из 54
Ей приснился короткий сон, от которого с привычной болью сжалось сердце. Распахивается дверь их гостиной и стремительно входит Штефан. Искорками вспыхивает пламя свечей на праздничном столе, его янтарные глаза улыбаются. Ослепительно белая рубашка, воротника которой касаются кончики волнистых волос, он протягивает сильную руку, сверкает запонка на манжете. Она вкладывает свои пальцы в его ладонь... и просыпается:
-...головной совхоз объединения "Гомонтово", - Дина Моисеевна честно отрабатывала свою зарплату, не обращая внимания на то, что практически никто в автобусе её не слушал. - Справа двухэтажный административный корпус, где трудится более 80 человек в управленческом аппарате, из них 70% с высшим образованием...
Мимо пролетел километровый столбик с цифрой 68, потом другой уже с цифрой 69.
Январь 1968 года. Она шагнула в него из декабря 1931. Кира помнила то состояние внутренней дрожи, испуга, волнения, надежды и ещё многого другого, когда увидала перед собой знакомое здание Витебского вокзала. На улице уже зажглись фонари, холод стоял неимоверный, а она в одном платье и тапочках среди снежной метели. Кира забежала в открывшуюся дверь. Вокруг сновали и суетились люди, которым было мало дела до неё.
Надо бы всё обдумать, но для начала согреться. Она двинулась на второй этаж в зал ожидания. Вот где было тепло! Обложившись сумками и чемоданами, люди сидели на длинных скамьях с высокими спинками - ждали своего поезда. Кира нашла свободное место возле женщины с ребёнком на руках. Здесь, в уголке, у батареи отопления, никто не смотрел в её сторону, она села на скамейку и задумалась.
Всё произошло настолько стремительно! Вот только что её пальцы касались лица Штефана, а вот уже он исчез, подхваченный неведомо чьей волей. Она вспомнила, как мачеха кричала в лицо Штефану, что будет он всю свою жизнь искать Киру и что никогда не быть им вместе. Неужели сбудутся проклятия сумасшедшей фурии?! Кира содрогнулась от ужаса. Нет, тысячу раз нет! Пусть время развело их, она ещё поборется за своё счастье. А пока надо набраться терпения, прожить этот год в надежде на предстоящую встречу. Какие они, люди из 1968 года? Чем живут, как живут? Что произошло за 37 лет? Вопросы, вопросы, вопросы...
У неё ничего нет: ни документов, ни денег. Как жить, где жить? Надо что-то придумать. В кармане ситцевого платья (в январе-то месяце!) лежала фотография, выпрошенная у Марии Михайловны, жемчужина, подобранная в комнате Полди, на шее под платьем медальон с клочком пергамента, кольца - мамино и обручальное - и серебряные часики. Всё это надо спрятать. Но куда? Без пальто на зимнюю улицу не выйти, значит, надо найти укромное местечко здесь. Легко сказать! Все залы внутри вокзала регулярно убираются, уборщицы моют полы, вытирают пыль. Пыль! Надо найти такое место, где больше всего пыли или туда трудно добраться при уборке.
Она пошла по залам вокзала - худенькая девочка в платье не по сезону. Из ресторана с витражным стеклом на полстены неслась музыка, пахло жареным мясом. Поесть бы! В зале ожидания с картинами, изображающими железную дорогу, на скамейке, подложив узлы под голову, спали несколько человек. Тускло горели лампочки в белых плафонах, из огромного арочного окна падал бледный свет на затёртый паркет.
На широком подоконнике с потрескавшейся краской валялся пустой целлофановый пакет. Недолго думая она сунула в этот пакет свои сокровища, завязала хвостиком свободную часть. Облупившийся металлический экран скрывал батареи отопления. Кира прикинула, пролезет ли её рука в узкую щель между экраном и подоконником. С трудом, оцарапавшись, она просунула туда руку, нащупала трубы, плотно прилегающие к стене. Под толстым крюком, на котором держалась батарея, осыпалась цементная штукатурка - туда вполне мог поместиться небольшой пакетик. Кира втиснула свёрточек в эту щель и отошла от окна с дрожащими от волнения руками. На скамейках по-прежнему все спали, никто на неё и не глянул.
Она побрела в зал ожидания. Есть хотелось так, что в животе урчало, от всех волнений кружилась голова. Сзади раздался топот, трели свистка, крики. Тяжелая дверь резко распахнулась, и прямо навстречу Кире вылетел здоровущий мужик. Она заметалась, пытаясь увернуться, но он нёсся прямо на неё. От столкновения она отлетела в сторону, со всего размаху приложилась головой о скамью и потеряла сознание.
Потом, уже в больнице, она поняла, насколько ей повезло. К счастью, голова её оказалась достаточно крепкой и дело ограничилось лёгким сотрясением мозга. Белые халаты двоились в слезящихся глазах, отчаянно болела голова и подкатывала тошнота. Её прикатили на скрипучей каталке и оставили в длинном коридоре, где было холодно, потому что двойные двери то и дело распахивались, впуская морозный воздух с улицы. Санитарка сунула ей миску с отбитой эмалью и надписью чёрной краской "травма" на боку на случай, если её стошнит. Она же, пробегая мимо, накинула на Киру коротенькое детское байковое одеяльце и велела не вставать. От холода захотелось в туалет, и она попыталась приподняться, но всё сразу завертелось перед глазами, заставив рухнуть на стылую клеёнку каталки. И всё же Кира сползла с каталки и, цепляясь за кафельные стены, потащилась к туалету. На обратном пути не только голова, но и ноги подвели её окончательно, и она свалилась возле каталки, потеряв сознание.
И всё же ей повезло. Уже в палате, придя в себя и лёжа под тёплым ватным одеялом с пододеяльником, на котором стояло штук пять жирных чёрных штампов министерства здравоохранения СССР, она улыбнулась: здесь тепло и здесь накормят. Об остальном она подумает позже. Она смотрела в тёмное окно, где ветер раскачивал фонарь, его отсветы бросали тени на стены и потолок, и потихоньку успокаивалась.
Тридцать семь лет пронеслись для неё одним мгновением. В стране многое изменилось, и ей надо приспосабливаться к новой жизни. Можно попробовать "забыть" всё-всё. Действительно, какой спрос с человека с амнезией? Она усмехнулась: дело привычное. И неплохо бы задержаться в больнице, попривыкнуть да оглядеться.
Оказалось, что "скорая" доставила её в детскую больницу на Васильевском острове. Видимо, посчитали её девчонкой-подростком, возраст определили на глаз - вот и поместили среди детишек. Здесь лежали дети с переломами да ушибами, а теперь и Кира оказалась среди них.
К ней стали приходить разные официальные люди, её спрашивали, допрашивали, снимали показания, писали протоколы. Но что с неё возьмёшь, если она ничегошеньки не помнит? Приходила девушка в гражданском, представилась лейтенантом Дашкевич из детской комнаты милиции. Замечательный диалог у них получился, после того, как девушка представилась.
-Давай познакомимся, - она достала блокнотик и ручку. - Как тебя зовут?
-Кира Стоцкая - Кира рассудила так: ей не стоит скрывать фамилию и имя, потому что Штефан будет её искать. А как она найдётся, если изменит фамилию?
-Замечательно, - обрадовалась лейтенант, - это ты помнишь. А сколько тебе лет?
Тут Кира задумалась. В самом деле, сколько ей лет? Она родилась в 1895 году, сейчас наступил 1968. Легко подсчитать:
-Семьдесят три года, - брякнула она, не подумав. Лейтенантша огорчилась:
- Не хочешь говорить? И не надо. Я же вижу, тебе лет четырнадцать. Почему ты оказалась на вокзале? Ты куда-то ехала? С кем?
-Не знаю, - тут Кира не покривила душой. Разве разберёшь, почему тебя выбросило на вокзал. И это ещё хорошо. А если б на льдину в открытом океане?
-Кира, ты можешь мне всё-всё рассказать. Может, ты кого-нибудь боишься? Ты сбежала, да? От кого? Не молчи, расскажи мне! - чувствовалось, что лейтенантше наскучило выспрашивать упрямую девчонку. Едва она её увидела, интуитивно поняла: толку не будет. Странная девчонка: белобрысая, худая, замученная, но с мятежными глазами. Заштампованная печатями Минздрава белая больничная рубашка соскальзывает с узеньких плечиков, тонкие руки с неожиданно мозолистыми ладошками - она что, землю копала с утра до вечера? Лейтенантша сделала себе пометку в блокнотике: возможно, девчонка из деревни или села какого-нибудь. У неё уже сложилась первая версия: девчонка сбежала из дома, где её заставляли много работать. К версии прилагалась тысяча вопросов - пока все без ответов. Одежда девочки - отдельная тема. Ситцевое платьице с невообразимым рисунком на ткани: тракторы, трактористы, колхозницы со снопами пшеницы - бред сумасшедшего. А парусиновые туфли, похожие на тенниски, с пятнами, замазанными зубным порошком? А ещё хлопковые в рубчик штопаные-перештопаные коричневые чулки с широкими розовыми резинками-подвязками, невообразимые трусы и уродливый лифчик. В каком медвежьем углу можно найти сейчас подобные вещи?