Страница 26 из 54
Когда колонна дошла до станции метро "Горьковская", Кира потянула Шурку в сторону дома Лидваля. Она решила, что свой гражданский долг выполнила - на демонстрацию явилась, директриса её видела - и хватит, не тащить же Шурку до Дворцовой. Уж лучше они здесь погуляют.
Шурка выискивала на газонах последние жёлуди и слушала очередной Кирин рассказ, похожий на сказку, о том, как "жили раньше". Они долго рассматривали зайчиков, паучков, совушек и дельфинов на доме Лидваля. Даже посидели на скамеечке у (опять!) не работавшего фонтана. В последнее время Кира ощущала напряжение, как будто кто-то внутри неё натягивал и натягивал тонкую струну. Из-за этого она начинала суетиться, ей не сиделось на месте, хотелось куда-то бежать сломя голову, и только усилием воли, не желая портить Шурке каникулы, она заставляла себя быть беспечной и весёлой. Сегодня, устав бороться с собою, она потянула Шурочку в тот самый подъезд.
Те же двери с фигурным стеклом, мраморный в шашечку пол, лестница, которую так героически отдраивала когда-то Кира. Они медленно поднялись до потёртой и побитой двери её квартиры, где разноцветными заплатками мельтешили таблички с фамилиями жильцов: Кузнецовы, Ивановы, Егоровы, Вишневецкие, Нестерович. "Надо же - опять Ивановы!" - мелькнуло у Киры.
-Позвонить что ли? - посмотрела она на Шурку. Но не успела тронуть кнопку звонка.
Дверь открылась, на площадку вышла девочка лет двенадцати и вопросительно уставилась на них белёсыми глазами.
-Извините, пожалуйста, за беспокойство, - начала объяснять Кира, - когда-то в этой квартире жили наши родственники, да и мне приходилось здесь бывать. Возможно, вы слышали: Палёновы, Монастырский... - и замолчала, беспокойно вглядываясь в девочку: что-то с этой девочкой было не так.
Девочка равнодушно пожала плечами:
- Мы здесь недавно живём. Нина Ивановна всех знала. Но померла она.
-Как жаль!
-Да чего уж там! Все помрём когда-нибудь... - и добавила задумчиво: - а с другой стороны, опять же - крысы...
Кира ахнула, схватила Шурку за руку и потащила за собой вниз.
Девочка постояла какое-то время на площадке, глядя пустыми глазами им вслед. На её лице проступили морщины, рукой в старческих пятнах она закрыла дверь, звякнув латунным замком.
Кира почти бежала по улице, не выпуская Шуркину руку. Улица была забита весёлым народом, дети держали за ниточки разноцветные шары, по-прежнему грохотала музыка. А Кире было страшно. Очень страшно. Дочь поглядывала на неё, но ничего не спрашивала, семенила рядом, о чём-то размышляла. Только у кинотеатра "Великан" пошли тише. По-летнему яркое солнце высвечивало на кустарнике белые шарики. Шура сорвала одну ягодку:
-Смотри, мама. Я сделаю бусы?
-Восковые шарики, - она почему-то вспомнила странную девочку. Глаза! У девочки были белые пустые глаза. Её передёрнуло - гадость какая!
Тем временем Шурка уже сорвала дюжину шариков.
-Не трогай их. Они не годятся для бус, лопнут, сок потечёт. Лучше мы дома покопаемся в шкатулке и что-нибудь тебе подберём, - пообещала она дочери и вдруг спросила, - Шурочка, скажи, что ты видишь в нашем зеркале?
Они присели на ребристую скамейку, выкрашенную зеброй: желтый - коричневый - желтый. Шура поковыряла камушек носком ботинка:
-Там в камине огонь, - ей не хотелось говорить. Потом она решила, маме можно, - окно со снегом и большая ёлка...
-А люди? Люди там появляются?
-Не всегда. Ты или папа, а иногда вы вместе, - она оглянулась и шёпотом закончила, - когда ты и папа, меня никто в классе не дразнит и я не дерусь.
-Вот и умница! - обняла её Кира, - ты только не поддавайся. Они подрастут и поймут, как плохо поступали. Мой папа всегда говорил, что истинный шляхтич никогда не вешает нос.
-Шляхтич - это кто?
-Такой польский дворянин. Твой дедушка - мой папа - из старинного польского рода, он был очень гордый человек.
-Шляхтич - смешное слово! - развеселилась девочка. Парни в уже вышедших из моды плащах-болонья с повязанными низко на бёдрах поясами прошли мимо, один нежно прижимал к груди объёмистый магнитофон. Из кассетника рвалось хриплое: "Нет, ребята! Всё не так! Всё не так, ребята!"
-А не пойти ли нам в кино? - предложила Кира, кивнув в сторону кинотеатра, - ну-ка, сбегай, посмотри, что и когда там идёт.
Она проводила взглядом Шурку, полетевшую вприпрыжку к "Великану", и вздохнула. Скорее бы вернуться к себе, в своё время. Конечно, от чего-то придётся отвыкать. Ну и пусть! Вот книг жаль. Сколько за эти годы нового появилось. Опять же - кино. Разве сравнить то, что сейчас в кинотеатрах, со старыми фильмами? Такими наивными, немыми. Как она когда-то рыдала на "Княжне Таракановой"! Штефан сунул ей свой носовой платок, потому что её собственный промок и ни на что не был годен.
Большой жёлтый мяч подкатился к ногам. Кира взяла его и оглянулась.
-Это мой мяч, сударыня, - девочка лет шести протянула руки за игрушкой. Ветерок теребил розовые атласные ленты её капора и бархатную пелеринку нарядного пальто. Глядя во все глаза на хорошенькую девочку, та отдала мяч, - благодарю вас.
Ребёнок внимательно разглядывал Киру:
-Сударыня, почему вы не носите шляпу? Что это вы надели? Берет? Фи! Разве береты сейчас в моде? Смотрите, как покраснели от солнца ваши щёки. Это же неприлично! Мама всегда говорит, что у дамы лицо должно быть снежно-белым. Моя мама - вон она сидит на той скамейке - очень хорошо знает нынешнюю моду.
-Скажите, мы с вами раньше встречались? - "отмерла", наконец, Кира. Это создание - один к одному та девочка, что встретилась ей на одесском пляже в апреле 1911 года. Даже букву "р" точно так же картавит. Девочка совершенно по-взрослому усмехнулась:
-Интересно, как вы себе это представляете? И сколько мне лет, по-вашему, должно быть? Вот то-то же! - и вдруг добавила, совсем не картавя и другим голосом, - ну и глупая же ты, Стоцкая!
Кира зажмурилась и помотала головой. Открыла глаза: девочка исчезла. Кира вытерла холодный пот со лба. Может, показалось? Нет, не показалось. Вон жёлтый мяч подкатился к ножке скамейки. Ей подали знак. Кто? Зачем? Чего теперь ждать?
-Мама! - она вздрогнула от тоненького голоса дочери. Вот уж курица глупая: оставила ребёнка без присмотра. Расселась тут, а Шурку выпустила из виду. Сколько раз себе твердила: девочка должна быть на глазах. - Мама, там про какой-то "Титаник" старое-престарое кино.
-"Титаник"? И, наверное, "дети до шестнадцати", да? Пойдем, взглянем на афишу. Нет, - они подошли к круглой тумбе, - ничего не написано, и, значит, "дети до шестнадцати допускаются". Так что - посмотрим?
Шура кивнула. Конечно, ей больше хотелось "Конька-горбунка" посмотреть. Сказка - это так здорово! И то, что мама рассказывает, похоже на сказку, потому и слушала с удовольствием. В её маленькой жизни много чего было: была ласковая бабуля. Она пела песни, укачивала, кормила с ложечки вкусной кашкой. Но бабуля ушла. Насовсем ушла. В садике был тихий мальчик Котик, вообще-то звали его Костей, который угощал всех карамельным петушком, а ей даже два раза дал лизнуть. Котик приносил из дома игрушки, и они вместе играли: катали по полу разноцветные стеклянные шарики, "лечили" плюшевого мишку разными медицинскими штучками из розового пластикового чемоданчика с красным крестиком на крышке. Но родители Кости-Котика перевели его в другой детский сад. Был старый бабулин шифоньер, куда Шурка забиралась, и, сидя там в темноте, под висящими платьями, упоённо мечтала как однажды зазвонит-затрезвонит дверной звонок, со скрипом распахнётся тяжёлая дверь, а там он - большой, с сияющими счастливыми глазами - такой, как на фотографии в мамином медальоне. Но проходил день, потом ещё один, и ещё один, а папа всё не появлялся...
В тёмном зале "Великана" они с Кирой дважды менялись местами. Женщина впереди Шуры сидела высокая да ещё и с объёмистой гулькой волос на макушке. Но и впереди Киры сел очень толстый дяденька, он почти закрыл экран плечами. Тогда они сняли и подложили свои пальто под Шурку - получился какой-то куриный насест, зато хоть что-то стало видно.