Страница 68 из 130
- Так что, воры, - сказал он уже другим, строгим голосом, - отпустим Зверя? Или кто-то имеет сказать? Филин уже сказал. Могу добавить, что в Москве в гостинице, когда менты хотели его взять на живца, на эту самую девчонку, которая, оказывается, его дочь, он из автомата положил трех и слинял. И про побег у меня есть новости. Ребята сразу рванули в лес, а Зверь затырился в хату директора школы и там отсиделся. Он нам не обещал ребят вывести из тайги, уговор был, что поможет уйти с зоны, а дальше каждый сам по себе.
- Что тут говорить, сказал белокурый вор в сиреневых плавках. Ангелочки на груди синели, как маршальские отличия. Мертвый Зверь хоть и не в законе, но парень правильный. Ни в чем себя не замарал, наши правила соблюдает, в общак с каждого фарта дает щедро. Я догадываюсь, почему он не хочет вором по всем правилам быть - из-за дочки. Это его право. И защитил он ее лихо, сам тощий, а на такого бугая не побоялся при всем сходе ломануться. Молодец, душа у него наша - воровская.
Стол одобрительно загудел. Похоже, я своим безрассудным поступком спас себе жизнь. Впрочем, это Маша спасла мне жизнь. Я поклонился сходу:
- Спасибо, братва. Простите, если что не так было. Да, я вор в душе и всегда буду за воров. Но дочь свою я из сердца могу вынуть только вместе с сердцем. Спасибо за уважение.
Пахан приобнял меня за плечи:
- Пойдем, провожу. Давай, пацанка, за нами.
И уже в вестибюле сказал тихонько:
- Серые Ангелы тебя ищут. Я должен был тебя им сдать, есть у меня перед ними кой-какие обязательства. Но не сдам, чем-то ты мне, аферюга, симпатичен. И все же мотай отсюда, пока жареным не запахло. С бабками как дела обстоят?
- Ниже среднего, - сказал я лаконично.
- Пришлю. И мотай куда-нибудь за бугор, отсидись. Воры теперь не тронут, но серым ангелам я не указчик. Давай, счастливо.
Он еще раз потрепал Машу по голове и, ссутулясь, ушел. Мы с Машей молча вышли из гостиницы и пошли по набережной, поглядывая друг на друга.
- Вова, - осторожно спросила Маша, - ты это специально выдумал, что ты мой отец?
После пережитого у меня толчками пульсировала кровь в висках, сердце сжимала плотная рука запоздалого страха, а по коже шли красные зудящие пятна. Мне было не до психологических тонкостей, а в благородство я разучился играть после первой судимости.
- Нет, - сказал я резко, - не выдумал. Вот, читай.
Я достал из заднего кармана брюк сложенные бумаги, добытые мной в архиве, присел на бордюр и стал смотреть на море.
"Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться. Дни проходят и годы проходят, и тысячи, тысячи лет...". Да, море никогда не приедается, смотреть на тушу этого мерно дышащего исполина всегда интересно. Поселиться тут, что ли, у моря. Квартиры нынче подешевели, вполне осилю. И бизнес себе легко найду, те же воры помогут устроиться в легальном бизнесе... Но пока думать об этом рано. И расслабляться рано. На хвосте Седой. Да и Жирный теперь пополнил копилку моих врагов.
- Послушай, - Маша была очень серьезной, - а ты почему раньше не появился? Сидел, да? Тогда, почему не написал?
- Я только позавчера узнал о том, что у меня была дочь, - мягко сказал я. И подробно рассказал ей о происшедшем, ухитрившись превратить её истинную мать в подругу матери, которая мне все это и поведала. А мамашу я быстренько умертвил в автомобильной катастрофе, заметив, что хорошая мать не продала бы своего ребенка.
Маша задумалась. Потом встала:
- Пойдем, Джину пора выгуливать. С твоими воровскими делами весь день потеряли. Я сегодня даже еще не купалась.
Некоторое время мы шли молча. Потом она спросила:
- Хочешь, я тебя больше не буду звать Вовкой?
- Нет, не хочу, - ответил я, улыбаясь во весь рот.
Она посмотрела на меня исподлобья и сообщила:
- Разулыбался, как дурак совсем. Ишь, во весь рот беззубый радуется. И чему только радуется, дурень?
И в свою очередь расплылась в улыбки. Ее улыбка в отличие от моей была зубастая. Счастливый ребенок - все зубы целые.
Глава 9
Цирк на Цветном бульваре. Хоркин идет по служебным помещениям, здоровается -его многие знают. Наконец он у слонов. Самая большая слониха Чита радостно тянет к нему хобот, Хоркин радостно ласкает ее , кормит какими-то лакомствами из кармана.
Подходит Алексей Корнилов, дрессировщик и руководитель номера, продолжатель знаменитой династии Корниловых. Они здороваются, по цирковой традиции обнимаются.
Хоркин:
-Леша, ну что - снимать будем фильм? Ты просмотрел сцены со слонами?
Корнилов:
-Некоторые моменты потребуют дополнительной дрессуры. Но, в целом, интересно, мы справимся.
По громкой связи слышен голос:
-Хоркина просят зайти к Юрию Владимировичу.
-Иду,-поднимает голову к динамику Хоркин.
***
Кабинет Никулина. Длинный стол накрыт постоянно действующей системой угощения. Кофе, чай, бутерброды, пирожные, длинная бутылка коньяка.
Хоркин обнимается с Никулиным, здоровается с его сыном Максимом.
-Максим, ты намерен мне помогать?
-Ну, ну намерен. Я сейчас коммерческий директор цирка, да еще телевидение. Дел много, Владимир Михайлович...
-Никаких оправданий. Юрий Владимирович, вы можете на сына воздействовать?
Все садятся за стол, обсуждают детали съемок фильма по киноповести Хоркина. Повесть еще не дописана, но сцены с животными почти закончены. Телефонные звонки часто отрывают Никулина от беседы. В кабинет то и дело входят цирковые: клоуны, руководители номеров, рабочие. Многие в гриме, в сценических костюмах.
Хоркин, в один из таких рабочих моментов, задумывается. В его глазах возникает сцена смерти Кинги.
А со слонихой было дело так. Меня вызывали срочной телеграммой, подписанной Хитровским. Он тогда уже был инженером в этом зверинце и оставался за директора на период его отпуска. Кинга - большая любительница срывать двери слоновоза - пятисоткилограммовые, обитые изнутри шипами. Она их сама открывали и закрывала, ухватившись хоботом за верх створки. Когда же хотела пить или есть, - начинала дверью хлопать, пока та не обрывалась с петель.
Мне несколько раз приходилось выводить Кингу, пока рабочие, подвесив дверь краном, приваривали новые петли. Тут же, в новом зверице, где ее часто оставляли без еды и питья, она срывала обе двери в первый же месяц. И зиму встречала в настежь распахнутом прицепе. Вдобавок, она разобрала пол, вырвала доски настила и сжевала их (слону необходимо давать грубые ветки, доски - стачивать зубы). Ухаживао за ней какой-то азербайджанец, убежавший от перестрелки, а заодно от семьи и детей. Люди одной с нм национальности считали его выродком. Он вечно был грязный, занимался в основном куплей-продажей, Кинга голодала. О том, что надо давать ей что-нибудь жевать для зубов, он не знал.