Страница 64 из 130
Рабочие никак не могут уяснить себе, что в зверинце содержатся дикие звери. То, что некоторые из них раньше работали в номере, подвергались дрессировке, только делает их опасней. Известно же, что выпущенные в Белоруссии эсэссовские овчарки, одичав, стали гораздо опасней волков. Даже безобидный, на первый взгляд, зверь может причинить серьезные неприятности. Видел я выколотый глаз у любителя подразнить дикообраза, видел аспутированный палец у смельчака, решившего щелкнуть по носу лису. А с барсуком вообще целая история произошла.
Барсуки, как известно, несмотря на толщину и спокойный нрав, зверьки довольно своеообразные. Если в клетке найдется хотя бы небольшое отверствие, в которое и мышь-то не пролезет, барсук в него просочится - прошла бы голова. А голова у него узкая, маленькая. На воле барсук строит под землей гигантский город с многочисленными переходами, десятками запасных выходов, складскими и жилыми помещениями. У его есть даже "парадная зада", а когда дети отделяются от родоначальника, они совместно строят смежную нору с залом и прочими "комнатами".
Барсут - прекрасный охотник, он всеяден и в одинаковым удовольствием лакомится растительной и скоромной пищей. При встрече с собакой он может вступить в бой, и не каждая собака сладит с его острыми зубами и мощными лапами, вооруженными длинными когтями.
Я как-то поручил одному рабочему покрасить стены в зоовагончике с мелкими животными: дикими котами, енотами, белочками и барсуком. В помощь дал второго рабочего - страховать. Работа простая: перегоняешь в пересадную ящик-клетку зверька, красишь, а когда высохнет, выпускаешь его и повторяешь процедуру со следующим. Нитроэмаль сохнет быстро, и я полагал, что до обеда они управятся.
Они управились раньше - через час старшего рабочего увезли в больницу, где он провалялся два месяца с серьезными и глубокими ранами на ногах до бедер и на руках, которыми он пытался защищаться. Дело в том, что, перегоняя барсука, медлительного в обычное время, но выпустил его в коридорчик сзади вольеров. Пытаячь исправить оплошность, поскользнулся и разлил ведро с краской. Краска облила барсука, который опка намеревался только порезвиться, а если удасться - улизнуть на волю. Барсук глубоко возмутился и цапнул обидчика за ногу. Тот поскользнулся вторично уже на разлитой краске, уронил очки и не п ридумал ничего лучше, чем попытаться их поднять. На дикий крик сбежались рабочие, с трудом отогнали барсука, изображавшего из себя, если не бульдога, то по крайней мере, добермана, вытащиди окровавленного бедолагу.
После всего этого барсук вернулся в свою клетку; когда я подошел к нему, то сперва был ошарашен: барсуки апельсинового цвета мне еще не встречались. Краска облепила его густо - не смыть. Я срочно дал бедолаге молоко с сердечными стимуляторами - я любил этого зубастого толстяка, мне было бы жалко его потерять.
Девчонки единодушно объявили меня черствым человеконенавистником, которому паршивый барсук дороже рабочего. Барсук действительно мне был по-своему дорог. А раны рабочего особого сочувствия не вызывали. У меня самого ко тому времени хватало шрамов от зубов и когтей, но полученны они были в особых обстоятельствах, тогда, когда без риска нельзя было обойтисб, например, во время отлова сбежавшего зверя. Так что, я считал себя вправе не страдать излищней сентиментальностью по отношению к растяпам.
-Эй, ну как я?
Хоркин с трудом отрывается от рукописи. Девчонка во всем новом стоит посреди комнаты, ей ужасно хочется похвастаться обновкой.
-Весьма, - вымучивает Хоркин,-весьма симпатично. Кушать хочешь?
***
Скромное застолье. Хоркин сам накрыл стол, достал из холодильника самое вкусное, бутылку хорошего вина. Видно, что девчонке не часто доводилось есть заморские яства, глаза ее разбегаются. В середине застолья она, вдруг, спрашивает:
-Ты не сильно меня будешь мучить ночью?
Хоркин задумчиво смотрит на нее, лицо его на миг оживляется:
-Не боись, считай, что я Дед Мороз. Сегодня все подарки бесплатные, будешь спать одна. А, если хочешь, можешь поехать домой. Метро еще работает, да у тебя и на такси хватит с избытком.
Девчонка замирает с непрожеванным куском балыка во рту. Она и всамом деле хорошенькая теперь, когда отмыла дешевую косметику и оделась в чистенькую спортивную одежду. И выглядит теперь гораздо моложе.
-Тебе, кстати, сколько лет?
-Пятнадцать. Ты правду говоришь? Тогда я у тебя останусь, можно. А то дома неинтересно.
-А тебя ругать не будут?
-Кому там ругать!
-Ясно. Можно, оставайся. Ложись в спальне, можешь перед сном почитать, а вот телевизора нет, извини. Я в этой комнате лягу, я еще поработаю, ты на меня внимания не обращай.
Хоркин вытирает губы, выпивает стакан нарзана и вновь садится к компьютеру. Девчонка некоторое время наблюдает за ним, потом роется в книгах, выбирает какую-то и тихонько уходит в спальню.
***
Кинга затрубила, распахнула пятисоткилограммовые шипастые двери, удивительно легко для своей пятитонной туши сошла с прицепа и побежала по полю. Толстая цепь беспомощно волочилась за ее правой задней ногой.
Слониха бежала целеустремленно, около вагончика бухгалтерии, посреди зоозала, остановилась, будто вспомнила что-то, помахала хоботом и начала отчаянно чесаться о вагончик. Из бухгалтерии раздался отчаянный крик Татьяны Леонтьевны, жены директора.
... Буквально пять дней назад директор вызвал меня. Я зашел, как был, в грязной спецовке, сапогах, пахнувших навозом, держа в левой руке верхонки.
- Садитесь, - вежливо сказал директор, - есть серьезный разговор. Я сел аккуратно на краешек стула, сделал внимательное лицо. В этом зверинцу я держал себя отчужденно, почти не общался ни с кем, кроме зоотехника. Отношения же с директором ограничивались утренним приветствием.
Когда я устраивался на работу, я пояснил отпутствие трудовой последней отсидкой. Предъявил паспорт, военный билдет, справку об освобождении. Справку он изучил внимательно, оформил меня с двухмесячным испытательным сроком, ни о чем не спросил. Под жилье мне выделили нищую комнатушку в фасадном вагоне, крыша отчаянно текла, но я был там один, в отличие от дилых вагонов, где рабочие жили по трое-четверо. Поэтому, несмотря на отсутствие комфорта, я был доволен.
- Вам не надоедл убирать гавно? - начал директор, испытывающе смотря на меня.
- Я знал, на что шел, - ответил я лаконично.
- А что6 если я предложу вам должность своего заместителя по зооветеринарной работе? Такой должности у нач нет, но я ее введу в штатное расписание.
- Простите, но мое нынешнее положение устраивает меня.
Директор изобразил на своем маловыразительном лице удивление: