Король ворон (ЛП)

Но в наличии больше не было идей, не требующих больше информации, так что остальные тоже использовали этот предлог, чтобы встать и потянуться. Блу направилась на кухню, и Ронан потащился за ней, намеренно толкнув её бедром.

— Ты говнюк, — произнесла она, а он весело рассмеялся.

Гэнси был глубоко тронут зазвучавшим смехом именно здесь, здесь, в Барнс, здесь, в комнате, которая всего в пятидесяти футах от того места, где Ронан нашёл своего отца мёртвым, а свою жизнь — разорванной на кусочки. Этот смех сейчас был таким непринуждённым. Лёгким, что говорило, будто он так свободно появился, потому что возник больше чем по одной причине. Раны затягивались, вопреки всем напастям; жертва, в итоге, выкарабкалась.

Они с Адамом остались размышлять, стоя в гостиной. Окно выходило на тёмную площадку для парковки, где стояли БМВ, развалюха Адама и великолепный Камаро. Свинья смотрелась словно космический корабль в свете от крыльца; сердце Гэнси всё ещё наполняли обещание и магия, тьма и свет.

— Ты ведь знаешь о проклятье Блу, верно? — спросил Адам, понизив голос.

«Если ты поцелуешь свою настоящую любовь, он умрёт».

Да, он знал. А ещё он знал, почему Адам спрашивает, и он ощутил искушение похвалиться и пошутить по поводу выхода Адама из этой ситуации, потому что было странно неловко говорить о нём и Блу. О Блу и о нём. Он снова превратился в ученика средних классов. Но сегодня была ночь правды, и голос Адама был серьёзен, так что он сказал:

— Знаю.

— Думаешь, это относится к тебе? — поинтересовался Адам.

Гэнси осторожно ответил:

— Думаю, да.

Адам посмотрел, благополучно ли ещё на кухне Ронан и Блу, они были там.

— А что ты?

— А что я?

— Проклятие говорит, что ты её настоящая любовь. А что ты? Ты её любишь? — Адам очень аккуратно произнёс «любовь», как будто это был неизвестный элемент в периодической таблице. Гэнси приготовился уйти от ответа, но взгляд, брошенный на Адама, сказал ему, что его друг весьма заинтересован в ответе, и что этот вопрос, возможно, на самом деле о чём-то совершенно другом.

— Да, — коротко и ясно произнёс Гэнси.

Теперь Адам напряжённо повернулся к нему.

— Что это означает? Как ты понял, что это отличается от просто дружбы с ней?

Теперь было абсолютно очевидно, что Адам думает о чём-то совершенно другом, так что Гэнси не знал, как ответить. Это на миг напомнило ему ситуацию в яме с Генри чуть раньше днём, когда Генри ничего не нужно было, только чтобы Гэнси выслушал. Тут было не так. Адаму что-то было нужно. Так что он попытался найти способ сформулировать ответ.

— Полагаю... она меня успокаивает. Как Генриетта.

Однажды он говорил об этом Адаму: о том, как в тот момент, когда он нашёл этот город, что-то внутри него затихло — он даже не осознавал, что в нём всегда что-то было взбудоражено. Адам не понял, но опять же, Генриетта для него всегда имела иное значение.

— И всё? Так просто?

— Не знаю, Адам! Ты просишь дать определение абстрактному понятию, которое никто не сумел объяснить с начала времён. Ты вроде как бросил его в меня, — попытался Гэнси. — Почему мы дышим воздухом? Потому что мы любим воздух? Потому что не хотим задохнуться. Почему мы едим? Потому что не хотим умереть от голода. Как я узнал, что люблю её? Потому что я могу спать после разговора с ней. А что?

— Ничего, — произнёс Адам, это было настолько бессовестная ложь, что они оба снова в тишине смотрели в сад. Адам постукивал пальцами одной руки по ладони другой.

Обычно Гэнси дал бы ему личное пространство, всегда было контрпродуктивно задирать Адама или Ронана в разговоре, прежде чем они были бы готовы. Но в этом случае уже поздно, и у Гэнси не было в распоряжении месяцев, чтобы ждать, когда Адам вернётся к теме разговора. Он напомнил:

— А я думал, это ночь правды.

— Ронан поцеловал меня, — тут же выдал Адам. Очевидно, слова были на подходе. Он старательно смотрел в сад перед домом. Когда Гэнси сразу ничего не сказал, Адам добавил: — Я тоже его поцеловал.

— Господи, — выдохнул Гэнси. — Боже.

— Удивлён?

Главным образом, он был удивлён тем, что Адам ему рассказал. Гэнси потребовалось несколько месяцев тайных свиданий с Блу, прежде чем он сумел заставить себя поведать об этом остальным, и то только из-за чрезвычайных обстоятельств.

— Нет. Да. Не знаю. Сегодня меня одарили где-то тысячей сюрпризов, поэтому я не могу сказать больше. Ты был удивлён?

— Нет. Да. Не знаю.

Теперь, когда у Гэнси было больше секунды на раздумье, он рассматривал все пути, какими что-то подобное могло закончиться. Он представлял Адама даже учёным. Ронана – грозным, верным и хрупким.

— Не добивай его, Адам.

Адам продолжал пялиться в окно. Единственное, что говорило о бешеной работе его мозга, это медленно сплетающиеся пальцы.

— Я не идиот, Гэнси.

— Я серьёзно. — Теперь воображение Гэнси забежало вперёд и представило будущее, где Ронан должен будет существовать без него, без Деклана, без Меттью и с только что разбитым сердцем. — Он не такой стойкий, как кажется.

— Я не идиот, Гэнси.

Гэнси не думал, что Адам — идиот. Но у него было и свои собственные чувства, которые Адам снова и снова ранил, даже когда не хотел вредить. Кое-какие худшие надломы появились, потому что Адам не осознавал, что становился их причиной.

— Я думаю, ты противоположность идиоту, — сказал Гэнси. — Я не имею в виду другое значение. Я только хотел сказать...

Всё, что Ронан когда-либо говорил об Адаме, перестраивалось в голове Гэнси. Каким странным созвездием все они были.

— Я не собираюсь пудрить ему мозги. Почему, думаешь, я рассказываю тебе? Я даже не знаю, как я... — Адам умолк. Это была ночь правды, но они оба отклонились от всего, в чём были уверены.

Они снова посмотрели в окно. Гэнси достал из кармана мятный лист и положил его в рот. Ощущение магии, которое он чувствовал в начале ночи, стало даже более отчётливей. Всё возможно, как хорошее, так и плохое.

— Думаю, — неторопливо сделал вывод Гэнси, — дело в том, чтобы быть честным с самим собой. Это всё, что ты можешь.

Адам выпустил одну руку из другой.

— Думаю, это то, что мне нужно было услышать.

— Я стараюсь.

— Знаю.

В тишине они слушали, как Блу и Ронан разговаривают с Девочкой-Сироткой на кухне. Было что-то утешающее в любимом и знакомом приглушённом шуме их голосов, и Гэнси снова ощутил, как сверхъестественно тянется время. Будто бы он проживал уже этот момент или проживёт ещё в будущем. Момент желания и момент обладания, один и тот же момент. Его поразило осознание, что он жаждал покончить с поисками Глендовера. Он хотел остальную часть своей жизни. До этой ночи он на самом деле не думал, будто верит, что где-то есть что-либо большее для его жизни.

Он сказал:

— Думаю, пришло время найти Глендовера.

— Думаю, ты прав, — согласился Адам.

Глава 37

В зависимости от того, с какого места вы начали знакомство с этой историей, она была о Генри Ченге.

Генри никогда не ладил со словами. Показательный пример: в первый месяц пребывания в Аглионбае, он попытался объяснить это Джона Майло, учителю по Английскому, и ему было сказано, что он слишком строг к себе. «У тебя прекрасный словарный запас», — сказал ему тот. Однако Генри знал наверняка, что у него никогда не было прекрасного словарного запаса. Это не то же самое, как находить нужные слова, чтобы выразить себя. «Ты прекрасно общаешься со сверстниками», — добавил еще Майло. — «Черт, ха, даже с моими сверстниками». Но озвучивание чувств получалось не таким, каким ощущалось. «Большинство людей, у которых английский — второй язык, чувствуют то же самое», — подытожил Майло. — «Моя мама говорила, что никогда не чувствовала себя собой в английской речи».

Но Генри не то чтобы чувствовал себя меньше собой в английском. Он чувствовал себя меньше собой, говоря на нём вслух. Думал он на родном языке.