Ярость (ЛП)

Так что сейчас они обедали вместе. Сам он, как обычно, довольно жадно и неопрятно, вытирая руки о немилосердно грязный комбинезон, поскольку, после мастерской переодеваться не хотелось. Стружки и древесная крошка падали на стол и на пол возле стула.

Сын же его вел себя словно клиент в парижском гастрономическом заведении, обсыпанном звездами Мишлена. Пиджак повесил на вешалку (никогда и ничего он на спинку стула не вешал), манжеты старательно подвернул, брюки прикрыл чистой салфеткой. И мясо от костей отделял настолько тщательно, как будто бы когда-нибудь собирался стать ювелиром или там нейрохирургом, а не прокурором.

Отец тихо вздохнул. Он собирался затронуть две весьма важные для себя темы, но предчувствовал, что сыну это не понравится. Войчех Фальк знал об этом, но сдержаться не мог. Сыну он желал только лучшего.

— Представь себе, сегодня у меня был Тадек. Отчасти, затем, чтобы спросить, за сколько бы я сделал его знакомому буфет под немецкий, скорее в стиле art déco. Так же, как делал тому врачу, помнишь…

Эдмунд внимательно глянул на него.

— Зная Тадека, то он пришел спросить, а не поработал бы ты для его дружка три недели только за материалы. Наверняка какой-нибудь депутат из города или сеймика.

— Но ведь Тадек почти что родня, ты же знаешь.

— А вот его знакомый — уже нет. Папа, сколько раз я тебе уже объяснял, что ты не можешь к каждому клиенту относиться, как ближайшему приятелю. Люди этим пользуются.

Отец поерзал на месте. Неожиданно старый стул показался ему неудобным. Войчеху Фальку не хотелось оправдываться, но он считал, что людей стоит узнавать получше, сближаться с ними. В конце концов, ведь он делает предметы мебели, на которые те станут глядеть годами, а то и десятилетиями.

— И в разговоре как-то так вышло, это про тот штраф, что тебе недавно впаяли; так Тадек говорит, что если хочешь, так он его, конечно же, аннулирует. Чтобы у тебя с самого начала не было никаких неприятностей.

Услышав эти слова, Мундек застыл и отложил нож с вилкой.

— Папа, я же тебе уже объяснял. Они у себя, в дорожном патруле, обязаны сообщить в контору, и я должен получить выговор.

— Ты так говоришь, будто для тебя этот выговор очень важен. Просто-напросто, Тадек не пошлет рапорт.

— В какой-то степени для меня это важно. Я нарушил правила, и, как каждый, должен быть за это наказан. В противном случае, все то, чем я занимаюсь, не имеет смысла. Ты же согласишься со мной.

Конечно, тот согласился, а что ему еще оставалось. Но вот другой вопрос был более важен.

— Еще Тадек говорил о том, что Ванда вернулась в Ольштын. Похоже, на постоянно.

Он старался, чтобы все это выглядело естественно, только Мундек, естественно, холодно усмехнулся.

— Сватаешь меня?

Стул сделался еще более неудобным.

— Да ты что! Просто подумал, что тебе тоже хотелось бы знать. Только и всего.

Дальше они продолжали обедать в молчании. Только долго Войчех выдержать не мог.

— Признаю, мне хотелось бы, чтобы ты был счастлив. И все осуществил. И не только по работе.

— Папа, я же тебе уже объяснял. Пока я не сдам экзаменов, и меня не назначат прокурором, нет никакого смысла даже ходить на свидания, не говоря уже о постоянной семейной связи. Возможно, я останусь здесь, но меня могут перебросить в другой конец Польши, так что я не желаю давать никаких обманчивых надежд — ни себе, ни, тем более, какой-либо девушке.

Войчех Фальк глянул на сына таким жалостным взглядом, что тот просто обязан был прочитать в нем все надежды и страхи мужчины, ставшего отцом в позднем возрасте, и который мечтает о том, чтобы единственный отпрыск одарил его замечательным семейством, которой у него самого никогда не было. Потому он решил дополнительно оправдаться.

— Да, это логичный выбор, — сказал он.

5

Прокурор Теодор Шацкий всматривался в показанную ему кость словно палеонтолог в останки неизвестного до сих пор науке динозавра. И слушал пояснения Алиции Яшгелло.

— Этот эксперимент я повторила несколько раз, результат в каждом случае такой же. Необходимо внимательно прослеживать за его проведением: если процесс длится быстро, остаются фрагменты сухожилий и хрящей; немного, но, тем не менее. Если же долго, кости, конечно, не исчезают, но делаются очень хрупкими и ломкими.

— И что же это? Какая-то кислота?

— Основание; конкретно же гидроокись натрия, другими словами: щелочь. Такая же едкая, как и кислота, только находится по другой стороне шкалы рН. Простое соединение, известное уже сотни лет, очень хорошо растворяет белки, но прежде всего — жиры, потому используется при производстве мыла. С костями у щелочи больше проблем, поскольку те содержат кальций. Она справится и с ним, это и вправду агрессивное соединение, но легко отметить момент, когда белков и жиров уже нет, а вот скелет все еще сохраняется очень хорошо. Я вам продемонстрирую.

Рядом с лабораторным столом стоял пластиковый пакет. Ягелло извлекла из него бутылку средства для прочистки канализационных труб и пенополистироловый подносик, на котором под пленкой были ровнехонько уложены куриные крылышки. Ассистентка профессора вынула одно крылышко и уложила в хирургическом подносе в форме почки рядом с блестящим резервуаром из нержавеющей стали.

— Со щелочью дело такое, достаточно заглянуть в десяток магазинов и приобрести такое ее количество, что можно лошадь растворить. Собственно говоря, любой препарат для прочистки труб, несмотря на громкое название и дурацкую упаковку, это всего лишь гидроокись натрия, чаще всего в виде гранул. Это достаточно безопасная форма хранения, чтобы он превратился в едкую щелочь, необходимо гранулы растворить в воде.

Всю упаковку она засыпала в котелок и перемешала стальной лопаточкой. Раствор шипел и пенился, словно брошенный в стакан аспирин,[44] наконец успокоился и превратился в жидкость цвета сильно разведенного молока. Ягелло подхватила пинцетом куриное крылышко и осторожно уложила его в раствор. Шацкий ожидал каких-то особых эффектов, но нет, курятина просто опустилась на дно.

— Ничего не происходит, — сказал он.

— Подождите несколько минут.

— В последнее время, преподавание темы относительно гидроокиси натрия тоже подлежит некоторым ограничениям, возможно, не столько юридическим, сколько этическим, — заявил профессор, выглаживая идеально гладкий халат.

Произнес он данную сентенцию тоном, который не оставлял сомнений в том, что это начало какого-то анекдота. Шацкий с тоской заглянул в сосуд, но до сих пор все там выглядело довольно обыденно: словно тайский суп с кусочком сырой курятины.

— Мы опасаемся, как бы студентки не начали свои вареные на пару овощи запивать щелочью, узнав, что та растворяет жиры. Ведь это могло бы привести, сами можете представить, к самым печальным последствиям.

Шацкий молчал. Но профессору поощрение к продолжению и не требовалось.

— И вообще, весьма любопытная проблема — диетическая таблетка — священный Грааль нашей фармацевтической промышленности. Попытки найти ее весьма любопытны. Довольно скоро был открыт гормон сытости, который выделяется, когда мы уже наедимся — чтобы мы перестали лопать. Нет ничего более простого, чем подать такой гормон в таблеточке. Идеальный, натуральный метод для успокоение голода. К сожалению, оказалось, что перечень отрицательных последствий будет толщиной с телефонную книжку, и на первом месте там будет бесплодие. Так что, кто-то сдался? А вот и нет. Кто-то заметил, что толстых наркоманов не бывает. Интересно, правда?

Ну, и что тут было делать; Шацкий с заинтересованностью покачал головой, в конце концов, должен он был что-то за эксперименты.

— Можно было бы заявить: так что здесь удивительного?! Наркоманы — люди бедные, спят, где придется, украденные деньги тратят на наркотики, а не на продукты, богатые питательными веществами. Но ведь наркомания — это же не совсем отбросы общества. Совсем даже наоборот — белые воротнички носом втягивают дорожку, а через рот лопают полукилограммовый стейк с жареной картошкой.