Небытие

***

Комаров не было, а кусты словно боялись вставать у неё на пути. Злоба была уверена, что Элиза расчищает дорогу, что мёртвая подруга ждёт её. Но ей лишь показалось - на болоте девушка с громким матом упала в яму гнилой болотистой воды, замаскированную под кочку из пушистого мха. Платье промокло, а кичка с шарфом увязли в топи.

Злоба, чертыхаясь, выползла уже на настоящую кочку, заросшую багульником, задрожала от холода и ненависти к самой себе за то, что поверила в свои же слова: Элиза ждёт её; надо бежать вглубь леса одной; если придётся, то она встретит смерть спокойно и равнодушно.

«Пускай убивает, если посчитает нужным, – лихорадочно озираясь по сторонам, подумала девушка. – Мне не страшно! Если только чуть-чуть… Дрянные болота! Дорогущая одежда полетела к чертям! Ух! Да пусть всё оно летит к чертям, лишь покажись…»

– Элиза! – выкрикнула Злоба, теряя остатки самообладания. – ЭЛИЗА!

– Ну? – шёпот у левого уха.

Кожа стала гусиной. Злоба взвизгнула, машинально отмахнулась, описав рукой полукруг. Поднялась с колен, замерла в полуприседе. Болото окружило её полутьмой, слух улавливал хруст веток, лопающиеся пузыри, а обоняние раздражал смрад тухлых яиц и резких трав, смрад болота – где Элиза?

– Ты идёшь? – шепнуло ничто в правое ухо.

Злоба дёргано кивнула, словно опьянев от страха. Застревая в трясине, направилась в ту сторону, где слышала шёпот. Изначально ползла. Когда вышла на возвышенность, полянку, смогла подняться на ноги, чтобы поковылять.

«Не обманула Блуда, – пронеслось у неё в голове. – Полно брусники, мать её, полно!»

Некогда растущие на полянке берёзы благополучно сгнили, больше не останавливая лучи своими кронами – сухой кусочек земли обильно освещался солнцем. Именно поэтому Злоба сразу увидела мёртвую подругу, принявшую странную позу на земле. А вот вторая фигура была настолько мала, что девушка приметила её не сразу. Но как только приметила, упала на колени, словно опять провалилась в топь. Согнулась, закрыла лицо руками и заплакала беззвучно и без судорог.

К сожалению, Злоба не могла сравнить, но сейчас Элиза выглядела значительно лучше, чем при встрече с Блудом. Как и у любой мавки, разложение тела на тринадцатый день пошло в обратную сторону, конечно, до определённого момента. Кожа перестала чернеть и отваливаться, но трупные пятна остались. Лишняя вода вышла из тела, теперь труп подруги не казался разбухшим. Личинки и жучки таинственным образом покинули свою обитель.

Элиза бездыханно лежала на корнях ольхи, подмяв под себя бруснику и клюкву. Отец Ростислав назвал бы позу мавки развратной, если бы не одно но. Широко раздвинутые ноги были красны, а между них, ещё скреплённый пуповиной, покоился выкидыш. Полупрозрачное тельце, багрово-серое от гнилой крови Элизы и ягод брусники.

Мавка смотрела на подругу всё то время, пока Злоба пыталась прийти в себя. Навечно застывшее лицо Элизы являлось смесью жуткой улыбки и тупых, словно сонных, глаз без жизни, без огонька внутри них.

– Почему ты плачешь? – спросила мавка, не раскрывая рта. – Тебе разве больно? Это твой ребёнок? Тебе не больно, Злоб.

Бывшая подруга всхлипнула в последний раз и всё же поднялась с колен, растерянно смотря то на Элизу, то на эмбрион. Взгляд остановился на мавке.

– Убей меня, не тяни! Я боле не могу терпеть, Лиз… Каждый день растут эти чёртовы мучения. Ты подослала ко мне Белую Бабу – это было знаком сама понимаешь к чему. Исполняй обещанное.

– Я не подсылала, – Элиза машинальным человеческим жестом провела по выгоревшим волосам. – Но наказание ждёт всех зачинщиков, не бойся. Вот только смерть слишком… неэффективна и не оправдана. Хотя наказание ждёт всех. Оно зависит от того, что я увижу в ваших глазах и услышу в голосе.

– И что ты в них видишь? – спросила Злоба, хотя и отвернулась в ту же секунду, скрестив руки на груди.

– То, что и хотела – раскаяние. Страха нет. Я не чую пряный запах, но кажется мне: ты пьяна. Но важнее то, что тебе стыдно глядеть на меня и на мою малышку. Это хорошо. А теперь говори.

Злоба закусила губу, исподлобья взглянув на подругу.

– Говори, – повторила Элиза. – Толкуй обо всём, чего со стыдом и страхом скрыла от меня даже взглядом. Обвиняй других либо раскаивайся. Мне нужен ответ: почему ты сотворила это со мной? И не отворачивайся. Смотри в глаза.

– Почему? Почему, спрашиваешь ты меня?! – безумная улыбка накрыла лицо Злобы, но уже через мгновенье она сменилась отчаяньем и шёпотом. – Не знаю… Я обезумела, кажись, Лиз… Я поняла, что обезумела. Они все шептались за моей спиной, махали руками, хохотали. Они все знали о моей проблеме. А знала ли ты, когда извращалась с моим мужем, о том, что я бесплодна? Молчи. Именно после этого я надулась, как ребёнок, и начала таить злобу внутри. Она накапливалась со временем, и даже когда я узнала, что Блуд споил тебя, то не смогла простить. Почему? Я и сама не знаю. Наверное, я была слишком горда, а прощение… Мне очень стыдно и неловко принимать извинения; простить кого-то тяжелее, чем просить прощение. И сейчас это доля выпала тебе, Лиз – я не смогла её вынести.

– А я думала, ты так всполошилась из-за отсутствия еды и волос на твоей макушке.

Злоба усмехнулась. Смешок перерос в хохот. Девушка снова упала на колени и забилась в судорогах рыдания вперемешку со смехом.

– Злоб, – взгляд Элизы впервые прояснился. – Не надо. Ты единственная пришла ко мне с раскаянием, поэтому я прощаю тебя и хочу одарить. Но! Погибла моя дочь. И за неё ты возымеешь наказание. С чего начнём?

– Подарок, – шепнула девушка, размазывая грязь и слёзы по лицу.

– Не беспокойся о своих волосах, они отрастут.

– Наказание?

– Я бы даже сказала: второй дар, – Элиза приподнялась, бережно взяла хрупкое тельце малышки, пальцами провела по сморщенному, окровавленному личику. – Ты всегда мечтала о ребёнке. Я знаю это. Помнишь ночь, когда мы были на лугу и не могли уснуть, распаренные в бане? Припоминаешь тему разговора?

– Связь матери и чада. Смерть, – Злоба побледнела, закусила губу, отрицательно кивнула с надеждой в глазах, страхом.

– Теперь это твой грех, и нести его придётся всю жизнь.

Элиза дёрнула руками, разрывая пуповину. Злоба пошатнулась. За секунду она ощутила связь, а вернее её отсутствие. Болезненную пустоту, агонию от ощущения того, что умерла частичка тебя, твой ребёнок. Безнадёжная беспомощность. Смерть.

Девушка судорожно вздохнула, словно вынырнув из воды, закричала от увиденного. Элиза стояла перед ней и в протянутых руках держала тельце. Пуповина свисала на землю, как окровавленный хвост.

– И я предлагаю тебе два пути: ты можешь похоронить ребёнка здесь, ломая ногти, раскапывая землю собственными руками; каждый год ты будешь приходить сюда через топи в один и тот же день; или же ты можешь съесть малышку.