Страница 28 из 45
– Нет. Больше никого. Он живет один.
Возможно, чутье все же заставило бы Финбара дойти до того места, но его спутники проявили нетерпение.
– Финбар, идем! Нет его здесь.
И они уехали.
Наконец они добрались до Коннахта, с его горами, озерами и диким побережьем. Этот край называли землей друидов, и Финбар решил, что Конал, который всегда любил уединение, вполне мог забрести сюда. Поэтому отряд провел здесь не один месяц, но поиски вновь оказались бесплодными. И вот однажды, когда они стояли на отвесных утесах Мохер и смотрели на неспокойный океан, в котором, как гласила молва, лежали Острова блаженных, где души великих воинов обретали вечный покой, Финбар вдруг подумал: быть может, Конала давно нет в живых и его дух блуждает где-то там.
– Пора возвращаться, Финбар, – прервал его раздумья один из вождей.
– Не могу, – ответил он. – Я его не нашел.
– Идем с нами, – сказал второй вождь. – Ты сделал все, что мог.
И только теперь Финбар по-настоящему осознал, что с начала поисков прошел целый год.
Порой Коналу казалось, что раньше он и не был никогда счастлив. Их любовь стала откровением для обоих. Дейрдре оказалась прекрасной ученицей и уже скоро в смелости фантазий даже превзошла своего учителя. Она часто играла ведущую роль в их любовном дуэте, и ей нравилось находить все новые способы доставлять ему удовольствие. И неудивительно, что Конал, который так долго жил в тисках бесконечных сомнений и душевных разладов, в ее объятиях обрел наконец долгожданное счастье.
Их жизнь на острове сложилась на удивление хорошо. Дожди конца лета хлопот не доставили. Расщелина в утесе не только защищала их, но и укрывала от непогоды. А к предстоящей зиме Конал построил над крошечной бухточкой небольшую хижину из глины и веток. Вдова с радостью снабжала Конала незатейливой едой, к тому же время от времени он садился в лодку и наведывался в дальние деревни, где как странствующий друид всегда без труда мог попросить то, что ему нужно. На острове он ловил рыбу и даже посадил бобы и горох. Для сбора питьевой воды Конал нашел несколько мест, где дождевые струи стекали со скалы, и там выкопал три большие ямы, хорошенько их укрепив. Такую же яму, только поменьше, он соорудил для варки овощей или мяса, которые ему иногда удавалось раздобыть. Сначала он наполнял ее водой, потом бросал туда камни, докрасна раскаленные на костре, и вода закипала. Такие варочные ямы часто использовались на острове и при всей своей простоте прекрасно служили.
Никто к беглецам не заглядывал. Ближайшие земли были пустынными, а на берегу напротив их острова жила только вдова. Чуть подальше, в небольшой бухте, находился еще один остров, покрупнее. Он тоже был необитаем, лишь изредка на него выходили рыбаки, что ловили рыбу в заливе.
На случай если бы кто-нибудь все же решил забрести в их сторону, Конал заранее постарался внушить старой вдове, что желает быть один, а уж она, без сомнения, сообщила об этом рыбакам. Друиды часто жили отшельниками, и только самые безрассудные рискнули бы навлечь на себя проклятие, потревожив жреца, если ему хочется тишины и покоя.
Единственное, что со временем стало беспокоить Конала, так это то, что их остров такой маленький. Кроме песчаного пляжа, поросшего травой мыса да нескольких деревьев, здесь ничего не было. Не заскучает ли Дейрдре? Но, к его удивлению, девушка вовсе не скучала. И казалась вполне довольной. И все же иногда, в лунные ночи, он сажал ее в лодку, и они плыли к берегу, где поднимались на вершину холма и смотрели оттуда не только на север, где находилось их маленькое убежище, но и на юг – на широкий залив возле Дуб-Линна и устья Лиффи, на южный мыс вдалеке и молчаливые очертания гор Уиклоу, которые тянулись вдоль побережья, окутанные серебристым светом луны.
– Жаль, что ты не можешь их навестить, – сказал Конал однажды, показывая в сторону родного дома Дейрдре, смутно различимого за устьем реки.
– Это не важно, – ответила она. – У меня есть ты.
Коналу очень хотелось верить, что это правда.
Казалось, большего счастья, чем он познал с Дейрдре, быть просто не может. Но шли месяцы, и принц вдруг сделал удивительное открытие. Раньше он всегда думал, что жизнь с женщиной может помешать тем глубоким раздумьям, что вечно занимали его разум, но оказалось, что это не так. И даже совсем наоборот. Отчасти к вдумчивому созерцанию располагала тишина этих мест, но и Дейрдре всегда тонко чувствовала, когда Коналу необходимо остаться наедине со своими мыслями. Но самое главное – именно здесь принц наконец освободился от всего, что так мешало ему, и стал совершенно другим человеком, хотя пока и сам до конца не осознавал этого. Что бы ни было причиной, но только здесь он наконец обрел покой и только здесь почувствовал себя по-настоящему обновленным. Его новое обличье, выбранное поначалу лишь для маскировки, стало его сущностью, и теперь он действительно был друидом. День ото дня он мысленно просматривал те обширные знания, которыми уже обладал. Каждое утро и каждый вечер он наблюдал за морем и вслушивался в гул волн. А порой, полностью утратив чувство отдельной личности, он мог войти в транс и, вслед за Амергином, тихо повторять:
– Я – ветер на море, я – волна в океане…
Так прошла осень, и мягкая зима сменилась весной. А в конце весны Дейрдре сообщила Коналу, что беременна.
К середине лета, после возвращения Финбара, появились надежды на хороший урожай. На маленьких крестьянских наделах по всему острову зрело зерно. Погода стояла прекрасная. Сразу после праздника Лугнасад верховный король отправился в поездку по Ленстеру. Он разбил лагерь рядом с горами Слив-Блум – и тут пала великая тьма.
Ларине навсегда запомнил, как это началось. Еще на закате он заметил, что вдоль горизонта появилась длинная гряда облаков, но, лишь проснувшись посреди ночи, увидел, как гаснут звезды. Когда наступило утро, тьма осталась.
– На рассвете не рассвело, – говорили потом люди.
Все утро небо оставалось не серым, а черным. Потом стало коричневым. А потом хлынул дождь.
Это был настоящий ливень, вода лилась с небес сплошным потоком. И продолжалось это семь дней. Каждый ручей превратился в реку, каждый берег реки – в озеро. Лебеди плавали по лугам, поля превратились в болота, из которого торчали поломанные колосья. Верховный король направился на север, в Ульстер.
В начале сентября он послал за Ларине. Друид нашел короля в подавленном настроении.
– Три урожая потеряны, Ларине… – Он покачал головой. – И все винят меня. – Король погрузился в молчание.
– Чего же ты хочешь?
– Когда Конал меня опозорил… – начал было король, потом вздохнул. – Говорят, Дагда наказывает королей, над которыми посмеялись. Это правда?
– Я не знаю.
– Ларине, я должен его найти. Но это нелегко. Пока никому не удалось. Даже Финбару. Никто из друидов или филидов не может мне сказать, где он.
К великому облегчению Ларине, король не убил Финбара за его неудачу, как обещал. После возвращения отряда друид постарался как следует расспросить всех, кто искал принца, особенно Финбара, о том, куда они ездили, какие места проверяли, но, как ни пытался, так и не смог понять, где скрывается его друг.
Верховный король холодно смотрел на друида из-под нависших бровей:
– Ты можешь мне сказать, Ларине?
– Я попытаюсь, – пообещал друид и ушел, чтобы подготовиться.
Ему пришлось выждать день-другой, ведь для ритуалов такого рода дни календаря друидов четко помечались как счастливые и несчастливые. Но как только настал благоприятный час, Ларине был готов.
Кельтские жрецы знали разные способы для того, чтобы заглянуть в будущее. Они называли это «имбас» – «озарение». Считалось, что лосось способен наделять мудростью и даром пророчества. Вороны тоже могли говорить, если ты знал нужные заклинания и умел слушать. Даже обычные люди иногда слышали голоса моря. Однако самые посвященные обычно предпочитали обряд жевания. Некоторые друиды достигали дара предвидения, просто держа во рту собственный большой палец, но это была лишь быстрая замена одного из древних обрядов, известных человечеству, – обряда вкушения жертвенной пищи.