Страница 92 из 246
Лёха сказал, что у него есть знакомый, у которого есть низкочастотные динамики для баса, но нужен материал – сделать для них ящик.
И он же подсказал место, где запросто найдётся нужный материал – завод. Ведь всего-то и надо – лист толстой фанеры два на полтора метра.
Мы, заводская часть Орфеев, приступили к осмыслению и обсуждению стоящей перед нами задачи.
В Ремонтной цеху фанеры не найти – всё, с чем мы имеем дело это – железо.
Фанеру надо искать в Вагоноремонтном, где работает Чуба. И он сказал: да, фанера есть в вагонах пригнанных на ремонт и он может сорвать там подходящий лист, но как вынесешь из завода?
Предложение раскроить по размерам ящика и перебросить через забор на Профессийную он отклонил. У его мастера сразу возникнут ненужные вопросы – откуда взят столь дефицитный материал в таком количестве?
Оставался единственный путь – вынести лист целиком через здание Клуба, где боковая дверь в завод, рядом с комнатой художников, всегда нараспах.
Но и на этом пути имелись заковыки – Вагоноремонтный расположен в противоположном от Клуба конце завода.
Тащить через весь завод?
Пойти на подобный риск Чуба отказывался. Опять всё целиком ложилось на наши с Владей плечи.
Ну, не так чтобы совсем целиком. Лист-то Чуба всё же сорвал и, уходя, забыл запереть дверь вагона, как полагается по инструкции.
Через полуоткрытую дверь я и Владя проникли внутрь, где, в указанном Чубой места, обнаружили искомое сокровище – стандартный лист фанеры толщиной в тридцать миллиметров.
Немного загрязнился в двух местах, но это неважно.
Мы вытащили его из вагона и, ухватив за края, понесли по гравийной отсыпке вдоль путей, а затем и по асфальтным дорогам между цехами.
По пути мы уговаривали друг друга, что лист не так уж и тяжёл и что ничего тут такого особенного, если двое рабочих несут его по заводской территории.
Хотя лично нам ни разу не приходилось наблюдать подобную картину. Обычно, грузы между цехами перевозились на автокарах.
Когда до Клуба оставалось всего ничего – Кузнечный цех, общезаводская баня, здание пожарной команды, станция заправки кислородных баллонов и здание медпункта – к нам по дороге от Механического подбежал Чепа, сказать, что Боря Сакун послал за нами и, если мы тут же не явимся, нас уволят.
Это было что-то новое – Боря никогда не бросался подобными угрозами. Может опять приехал начальник уголовного розыска?
Мы опёрли лист на закопчённую стену Кузнечного цеха; недалеко от привинченной мраморной дощечки о том, что в 1967 г., в год пятидесятилетия Советской власти сюда было спрятано послание рабочим КПВРЗ, которые будут трудиться тут в год столетнего юбилея Октябрьской революции.
Убедившись, что наш лист не мешает движению автотранспорта, мы пошли в Ремонтный.
Боря разбушевался сильнее Фантомаса – где мы шастаем, когда он весь участок отправил на «заготовку»?
Да, заготовка это не шутки.
Заготовка, это, типа смотра рядов. Это когда уже точно все при деле.
Слесаря Экспериментального участка в полном сборе, с бумажкой заявки на нужный материал, отправляются к Центральному складу, где, позади заводской бани, свалены вдоль путей вороха арматуры различного диаметра, кипы металлического уголка мощного профиля, кучи труб сечением не менее десяти сантиметров.
Потом туда приезжает по рельсам коренастый железнодорожный кран и свешивает свою стрелу с чёрными тросами строп над всеми теми грудами металла.
Двое из наиболее опытных рабочих, вооружившись ломом, захлёстывают стропами нужные трубы, уголки и арматуры.
Остальные подают советы с безопасного расстояния.
Кран со скрежетом вытаскивает обвязанное железо из куч железа перепутанного предыдущими заготовками и опускает на кузов автокара.
Работник склада сверяет примерное количество груза с указанной в заявке цифрой и даёт «добро».
Водительница возвращается к автокару с безопасного расстояния и гонит его в цех, скребя асфальт свисающими концами арматуры, труб или что уж там было в той заявке.
Заготовщики дружной гурьбой возвращаются в цех.
Вот и сейчас они показались в центральном проходе Механического, но нас нет среди них. Мы кругом виноваты, мы прогуляли «заготовку».
Хорошо, что Владя, как однофамилец, имеет подход к Боре и мы опять исчезаем из цеха.
Мы возвращаемся к своему листу рядом с мемориальной доской.
Тут уже стоит Мозговой и, глядя на фанеру, глотает слюнки.
Конечно, такой материал кому хочешь понадобиться.
Мы хватаем свою добычу.
– Куда это?– жалобным фальцетом вопрошает Мозговой.
– В заводоуправление,– небрежно отвечает Владя и мы тащим лист к центральной проходной, в двадцати метрах правее которой начинается здание Клуба.
Боковая дверь его, конечно, не заперта.
Мы вносим лист и прислоняем его к кипе афишных щитов напротив комнаты художников.
Когда после работы мы пришли в Клуб, чтобы переставить лист в свою комнату, кучерявый верзила завхоз Степан уже ходил вокруг него кругами.
Дефицитный материал надобен всем, даже бездельнику, кто за всю свою жизнь в руках не держал ничего тяжелее связки ключей.
Впрочем, это я не про Степана, он, говорят, раньше хорошим плотником был.
Это я про директора Клуба, что стоял рядом и позвякивал своей персональной связкой, науськивая Степана на нашу добычу.
Не мылься, Павел Митрофанович, бриться не будешь!
Зима навалилась как-то сразу. Сугробы легли, будто всегда тут и были.
Я зашёл за Ольгой перед танцами. Она представила меня всем в её хате, мне предложили раздеться и сесть, но нет, спасибо, нам уже пора выходить.
Ольга оделась и мы вышли.
Однако в Клуб ещё успеется – аппаратура с эстрады не уносилась, мы просто запирали Зал.
Так что имелся запас времени нам с Ольгой навестить скамейку возле Нефтебазы.
У неё в сумке оказалось вино. Мы выпили, но не много, а для сугрева и настроения, и по плотно укатанному снегу отправились в Клуб.
Уже ночью, тёмной и безлунной, но с утыканным звёздами небом, мы вернулись к недопитой бутылке красного вина в неприметном сугробе.
Оно оказалось до того холодным, что вовсе не грело и на вкус – тоже как лёд.
Мы немного выпили, но допивать не стали. Покурили.
Я расстегнул на себе пальто, она – своё и села ко мне на колени.
Друг с другом мы уже обращались как с личной собственностью.
Я мог запустить руку ей в колготки до самой выпуклой вогнутости, которую не нашёл в ту слишком короткую ночь.
Она запросто расстёгивала ремень моих брюк и все пуговицы, чтоб охватить ладонью мой напряжённый уд.
Всё как обычно, вперемешку с долгими, как затяжные погружения в иное измерение, поцелуями.
И вдруг что-то случилось и меня не стало.
Вышел из себя. Слился. С каждым толчком слиянье всё плотней. Меня тут нет, есть мы… Мы и больше ничего… не распознать… а и не надо… и всё плывёт… туман… как же это…Что?.. О!.. Ещё!
Связь оборвалась. Начали всплывать ночь, снег, скамейка…
Пара рывков вдогонку ускользающему новому миру показали – нечем вернуть, удержать, продолжать…
Мы распались. Снова она и я.
Я оглушённо поднялся.
Тот же фонарь. Искринки в сугробе. Чёрное небо. Уколы звёзд…
Когда не думает никто…
А шапка где? Ладно, потом…
17 ноября… 17 лет… ученик слесаря… потерял девственность…
А она?