Страница 91 из 246
В те времена им требовалось два, а то и три взгляда, чтоб догадаться что во мне что-то не так.
Потом кто пожимал плечами, а кто-то смеялся …)
Боря Сакун, вышедший из своей пятиэтажки на Зеленчаке, бодро приветствовал меня, но, приглядевшись, вдруг поменялся в лице.
Неподдельный испуг исказил поношенные черты лица мастера, недопроизнесённое «волосатик!» застряло в глотке и он убежал обратно в здание своего места жительства.
( … а ведь это человек переживший разгул бандитизма со всякими там «чёрными кошками» в послевоенном Конотопе!
Или именно поэтому?..)
– Ты больной и не лечишься,– без обиняков заявила встреченная нами моя младшая сестра Наташа.
…а мне плевать – мне очень хочется…
В Центральном парке на Миру Ольга достала свою косметичку и смыла с меня раскраску.
Хватит Гераклом прикидываться.
Потом подошла Чепина подружка Нина со своей подружкой Ирой и они втроём ушли поискать место для курения.
Ко мне подвалили знакомые хлопцы с Посёлка.
Они уже полным ходом праздновали. Им было хорошо.
Они хотели, чтобы и Орфею с Посёлка тоже было хорошо.
Они содрали крышку с непочатой винной бутылки и протянули её мне.
За всё в этой жизни приходится платить, даже за популярность.
Я прощально посмотрел на солнце, запрокинул бутылку и начал пить с горлá.
Потом бутылка пошла по кругу.
Потом мы пошли к гастроному ещё за вином.
Потом мне стало плохо и я ушёл домой.
Проснулся я в маленьком сарае на железной кровати, что перекочевала на место «явы», когда Архипенки съехали в свою квартиру.
Мой «дачный» сезон уже миновал, но кровать оставалась в сарае. И, кстати, оказалась очень кстати.
Проснулся я в плаще и обуви, но это не важно – кровать без белья.
Важно, что я не проспал. Сегодня мы играем прощальные танцы в Парке.
Только туда ещё надо дойти, а меня так корёжит, во рту пакостно сургучный привкус и ломит в затылке.
Я всё-таки дошёл, когда все уже таскали аппаратуру.
Лёха начал возбухать, что я опаздываю и Ольга тоже прицепилась: «Куда ты там делся?»
Я объяснил, что мне очень плохо и Лёха сказал, что мне надо выпить и – пройдёт.
Меня передёрнуло от одной лишь мысли, но Ольга с Лёхой стали смеяться, а Юркó – тот с виду пацан, который у Ольги в адьютантах, сгонял в гастроном и принёс вино.
Я заставил себя сделать несколько глотков и – о, чудо! —я ожил.
Всё как рукой сняло.
Ольга, Лёха и Юркó допили бальзам и мы начали играть танцы.
Танцы закончены, аппаратура перевезена в кассу.
Мы с Ольгой вышли из Парка и, свернув налево, прошли до её переулка.
Вот и третья хата от угла.
Я по-хозяйски подвожу Ольгу к калитке и она вдруг – отшатывается…
По возрасту я на два года старше Ольги, но мне всегда казалось, что наоборот.
Она знала больше всего того, что я вычитал в книгах. И у неё был авторитет.
Если кого-то из подружек нашего окружения задевали посторонние чувихи, то она обращалась к Ольге за помощью. Ольга шла и ставила тупых на место.
Редкий вечер на танцах обходился без драк.
Играем и вдруг с площадки многоголосый долгий визг, но совершенно не в такт тому, что мы играем.
В плотной массе отдыхающей молодёжи образуется круг свободного пространства, где мельтешат кулаки.
Взвихренный круг быстро перемещается по танцплощадке, сопровождаясь визгом девушек, уступающих ему место.
Мы прекращаем играть и призываем дорогих друзей к соблюдению порядка.
Побеждённый в одиночку или в кольце друзей проталкивается на выход.
Чепа задаёт темп палочкой о палочку и мы начинаем играть следующий номер.
Девушки на площадке не дрались, они приглашали друг дружку выйти.
Ольга вышла всего пару раз и стала авторитетом, потому что в Феодосии она с тринадцати лет ходила на танцы и время на пустые разговоры не тратила.
Теперь если какая-то отмороженная задевала подружек нашего круга, упоминание имени Ольги заставляло её осознать свою промашку и она затыкалась.
А ещё Ольга казалась старше из-за внимательного к ней отношения со стороны мужиков.
Одни раз после танцев, когда мы сматывали шнуры и кабели на сцене, на площадку забежал перепуганный хлопец, пересёк её и перемахнул через ограду в Парк.
В последний момент преследовавший его здоровяк лет под тридцать успел нанести удар вдогонку и беглец неловко свалился в кусты, но сразу же вскочил и убежал.
– Ещё поймаю, сука!– сказал триумфатор и, обращаясь к стоявшей возле сцены Ольге, добавил:
– Правильно, рыжая?
– Сам ты это слово,– дипломатично ответила Ольга и тот кичливо покинул танцплощадку.
Вот из-за всего такого я и чувствовал себя младше неё.
Но в тот миг, когда она вздрогнула у калитки тёмной хаты, это ощущение исчезло и всё стало на свои места.
Рядом с её испугом я почувствовал себя старше и сильнее неё. Мне стало её жалко. Ведь младших надо оберегать и защищать.
Даже от самих себя.
Я покровительственно обнял напуганную девчонку и, не заходя во двор, ушёл.
По пути на Нежинскую я знал, что поступил правильно и был доволен собой, но, в то же время, не мог не согласиться с диагнозом от моей сестры Наташи «ты больной – и не лечишься».
Седьмого ноября кончилось необычно затянувшееся бабье лето и мы перешли в Клуб, играть там танцы.
На втором этаже, в крыле напротив кинозала, тянулся зал Балетной секции.
Протяжённость его составляла метров сорок; от двери до небольшой эстрады у дальней торцевой стены.
Эстрада предназначалась не для концертов, а для вечеров отдыха, поэтому над полом Зала она возвышалась всего на пару продольных ступеней, для подъёма отдыхающих на зов массовика-затейника принять участие в каком-то конкурсе и окультурить мероприятие. Вертикальные решётки из тонких труб под чёрной краской отграничивали эстраду с двух сторон.
Позади труб висели чуть присобранные занавеси-кулисы.
В центре Зала, вверху, среди окрашенных чёрным кузбасс-лаком швеллеров несущих конструкций крыши, был закреплён большой белый шар, оклеенный осколочками зеркала.
Когда, подсвеченный прожектором, он вращался своим электромотором, то по стенам и полу Зала плыли многоугольные световые зайчики.
Продольные стены состояли, в основном, из окон, под которыми тянулся поручень для учеников балетному искусству, и, как положено в балетных школах, стена напротив эстрады состояла из плотно подогнанных зеркал.
Идеальное место для чего угодно, начиная с новогодних утренников для садиков и школ Посёлка и до школьных выпускных вечеров, заводских вечеров отдыха и, конечно, танцев.
Правда, танцы же и обнаружили слабое место идеала – его пол.
Он был покрашен красной краской и под подошвами пары сот танцоров та превратилась в мелкую пыль и облезла меньше, чем за месяц.
Но директор Павел Митрофанович сказал, что это ничего.
За занавесями по сторонам эстрады разместились здоровенные колонки из парковского летнего кинотеатра и звук они давали – закачаешься.
Наши фигуры с гитарами виднелись в далёкой зеркальной стене поверх ритмичного колыхания голов; в неярком свете плавали зайчики от шара и всё шло ништяк.
Вот только Чуба пыхтел и недовольствовал – звук его бас-гитары из двух небольших чёрных колонок на эстраде терялся за мощью парковских ящиков с динамиками по полметра.