Страница 112 из 246
Все, кроме незаменимого бас-гитариста, Саши Рудько.
Под длинную песню Роберта Закаряна, я обнимал крупнотелую дёминчанку Ирину.
Жизнь улыбалась мне.
Юра Замешкевич уходил на дембель и поставил в известность зампотыла Аветисяна, что только я смогу сменить его на посту кочегара части.
Заверения Замешкевича убедительно поддержал повар Владимир Рассолов, которому оставалось служить ещё полгода.
По ходу ходатайства, повар поздравил Аветисяна с получением долгожданного майорского звания.
Майор Аветисян выразил согласие зачислить меня в славные ряды «чмо».
Это собирательное имя охватывало всю обслугу при части: свинарь, посудомойщики, кочегары, повара, слесарь, портной, сапожник, киномеханик, водители отрядных автомашин и даже помощник фельдшера в санчасти – все, кому не посчастливилось трудиться на строительных объектах, составляли «чмо» под командованием зампотыла майора Аветисяна.
( … ЧМО, по сути дела, является аббревиатурой слов «человек мешающий обществу», но её столь выразительное звучание заставило забыть первоначальный смысл и нынче все думают, что «чмо» – это, типа, «лох», но только ещё хуже …)
Юра Замешкевич показал мне местонахождение водопроводного колодца с вентилями подачи воды в водонапорный бак над кочегаркой. Научил зажигать факелом форсунку парового котла, следить за водомерной трубкой и манометром давления.
Меня перевели в четвёртую роту, где числилось всё «чмо», и Юра уехал на дембель.
Из нового, симферопольского, призыва майор Аветисян назначил мне напарника – Ваню, с редкими усами, зато с густыми бровями; хотя вряд ли выбор Аветисяна пал на Ваню из-за ширины его бровей. Скорее всего, папа Вани, приехавший проведать сына на третий день его службы, нашёл убедительные доводы во время переговоров с майором.
Я поделился с Ваней наукой Юры Замешкевича и мы стали работать в две смены.
Кочегарка войсковой части 41769 – это два высоких зала в кирпичном корпусе; в каждом из залов по два котла, обложенных кирпичом в кубе общей для обоих обмуровки, и масса всяческих труб с вентилями и задвижками – для горячей воды, для холодной, для пара, для подачи топлива; в бетонном полу перед топкой каждого котла установлен мотор воздушного насоса для распыления топлива в форсунке.
Однако, постоянно в работе только один котёл, во втором от входа зале – остальные котлы резервные и для отопления в зимний период.
Наша задача летом – обеспечить подачу пара в поварские котлы на кухне для варки пищи, плюс к тому, горячую воду для посудомойки.
Не считая бани раз в месяц.
Три-четыре часа приходится сидеть за круглым столом под высоким окошком напротив неумолчного воя воздушного насоса и гуда пламени форсунки в топке котла, пока дежурный повар не постучит в запертую на крючок дверь и скажет, что хавка готова, можно выключать.
Тишина – это неоценимая благодать.
Направо от входной двери насосная – гонять зимой горячую воду по системе отопления, а если пройти прямиком, то в углу, позади пары котлов первого зала – дверь в мастерскую, где есть окно, деревянный верстак и железный ящик, в котором хранится молоток и тупое зубило; в стене повыше ящика – выключатель электролампочки и узкое зеркальце вмурованное в штукатурку.
Приход лета ЧМО в/ч 41769 отметило общей попойкой.
Отрядная машина, развозящая ужин для сторожей-военнослужащих и тех, кто занят особо неотложным трудом на объектах, вернулась с ящиком водки контрабандно уложенной в опорожнённый котёл-термос.
Дежурный на КПП, как заведено, ограничился мимолётным взглядом в кузов поверх борта возвращающейся в часть машины.
Возлияние началось после отбоя у дальних боксов.
Меня тоже позвали – кочегар нужный в солдатском быту человек.
В ярком свете полной луны человек пятнадцать чмошников сели широким кругом на землю, словно племя аборигенов данного поля, лицами внутрь круга, где отблескивало стекло бутылок и белели бока пары бачков с мясом, поджаренным поварами в больших противнях на кухне. На подстилке из мешковины громоздились несколько буханок хлеба нашинкованные в хлеборезке.
Прежде мне ещё не доводилось пить водку с горлá.
Сперва гадостно, а потом сама льётся.
Жаль закусь быстро кончилась.
Бутылку я так и не допил. Поднявшись на нетвёрдо стоящие ноги, с наилучшими пожеланиями честной компании, я оповестил о незамедлительном отбытии меня в Дёмино.
Спакуха, кенты! Како дежурны бля кака часть? Пшёл он! Я сам дежурны!.. бля…
Но чтобы, всё же, не нарваться, я преодолел ограждение вдали от казарм, неподалёку от свинарника и взял курс на круглый лик полной луны, что светила со стороны Дёмино, но качалась туда-сюда, как на качелях.
Я бормотал ей выговоры за непостоянство и этому полю тоже, что устроило тут морскую качку.
Потом я свалился и попытался приподняться на локтях, но земное притяжение оказалось неодолимым, а поле таким ласкающе мягким.
Проснулся я в сумерках рассвета, всего за сотню метров от свинарника, сдыхая от жажды, и побрёл обратно – выпить воды из крана в кочегарке и свалиться на деревянный верстак в мастерской.
Пожалуй, я чересчур послабил удила своих грёз, когда решил, что до конца службы буду кантоваться в пределах клуба и кочегарки.
После одной из ночных смен майор Аветисян застал меня спящим в мастерской и приказал отправляться в роту.
И это в то время, когда многие чмошники манкировали даже вечерней проверкой!
Штабной писарь спал в санчасти. У художника Лопатко вообще своя комната в клубе.
А тут сидишь весь день под вой мотора, потом ещё на вечернюю проверку топай, где за других чмошников из строя выкрикивают «на дежурстве!», и – нет вопросов.
Чтоб как-то скоротать время пока варится обед-или-ужин-или-завтрак, я через писаря взял книгу в штабной библиотеке. Взял за толщину, чтоб на дольше хватило.
«Идиот» Достоевского.
У-ух! Вот это – книга.
Кульминация за кульминацией.
После школьной программы и не подумал бы, что он так круто пишет.
А больше в штабе и брать нечего – всего одна полка книг, но после Достоевского на Б. Полевого и Н. Островского совсем не стои́т.
Рудько в клубе дал мне буклет «Beatles in America» про ихнее турне там.
Привезено кем-то из «молодых». Я взялся перевести – текста немного, всё больше фотографии.
Однако, без словаря под рукой, моего школьного запаса хватает с пятого на десятое.
Так что перевод получился с домыслами и пропусками, но Рудько и так остался доволен.
Вобщем – рутина из шипения пара, гуденья мотора, вечерних проверок и – снова в клуб.
А утром всё сначала.
Вот Джафаров в кочегарку заскочил. Лицо белое, рубаха на спине тоже – где-то об побелку теранýлся.
– Спрячь! Начальник штаба за мной!
Я в дверь гляжу, а тот уже сюда от кухни прёт своей боксёрской походочкой.
Джафаров еле успел через окошко мастерской в бурьян за кочегаркой выпрыгнуть.
– Никак нет, товарищ майор, сюда никто не заходил.
Но у него нюх, как у собаки и уже слышу за углом:
– Прапорщик Джафаров! Ко мне!
Пиздарики тебе, прапорщик…
Чего это начштаба за ним как с хуя сорвался?
Хотя, какая в хуй разница…
А вечером в поле другая охота.
Отдельная рота обложили крысу и загнали в трубу с заглушкой; плеснули туда бензина и подожгли.
Она выскочила и скачет по полю, как ком пламени, а они следом – культурно-спортивный досуг.